Но вот пришел, наконец, столь долгое время ожиданный, Человек, долженствующий исцелить расслабленного или, лучше сказать, от смерти, которая по тому только могла называться жизнью, что была ощущаема, воздвигнуть к истинной жизни, превышающей чаяния и желания расслабленного. Явился второй человек, Господь с небес, дабы первого человека, земляного, возвращаемого в землю, из которой взят (Быт. 3, 19), возвести на путь жизни (Деян. 2, 28), возвращения к Богу, вдунувшему в лице его дыхание жизни (Быт. 2, 7). Произросла Лоза истинная, долженствующая отпадшую ветвь соединить с собою, увядшее сделать зеленым, дикое удобрить, чтобы быть в нем и принести много плода (Ин. 15, 5). Явился последний Адам, который Один животворящим духом Своим силен проникнуть и, проникнув, разрушить царство смерти, основанное на разрушении первого Адама, все небесное и земное соединить под Своею главою (Еф. 1, 10) и увенчать начало концом.
Этот небесный и Божественный Человек, в высоком имени Единородного Сына Божия и в таинственном имени Богочеловека, представляемый Евангелием нашему верованию и созерцанию, указывается также и в простом имени человека нашему подражанию: се, Человек! И хотя таким образом во всяком состоянии, во всяком действии, во всяком мгновении святейшей жизни Иисуса мы можем видеть чистейшие образы истинного совершенства человеческого, впрочем, судьбы особенно указывают Его в то мгновение, когда Он вышел из дома судьи к народу, в терновом венце и в багрянице (Ин. 19, 5).
Мгновение великое и подлинно требующее особенного указания, дабы оно в сокращенном своем величии не укрылось от нашей непроницательности! Иисус в таком состоянии, в которое приведен волею других; в чужой одежде; не видно никакого действия Его; не слышно никакого слова Его; Его как бы нет. Что же здесь нам указывается в Нем? То самое, что Иисус является без воли, без действия, без слова. Это молчание, которое Он сохраняет между восклицаниями защитника, и между воплями клеветников и хулителей, этот глубокий взор, сквозь смятения человеческие погруженный в судьбы Божии, эти неподвижные члены, так сказать, почивающие в страданиях, – все это представляет нам образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакой всеобщей враждой непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрастного, чистого, святого, и – чтобы соединить эти черты в одну их объемлющую, – человека всесовершенно преданного Богу.
Этой самой чертой описывается образ Прекраснейшего сынов человеческих (Пс. 44, 3) и во всех Его состояниях. Он сам описывает ею и дела Свои: как заповедал Мне Отец, так и творю (Ин. 14, 31); и Свои глаголы: что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец (Ин. 12, 50); и Свою волю: не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5, 30). Этой неограниченной преданностью Богу Отцу Иисус подобен Сам Себе и тогда, когда кровавый пот скрывает большую часть образа Его: Отче! не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42). Она есть последняя живая черта в лице умирающего на кресте Иисуса: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). И наконец эта же черта воссияет и на славном лице Иисуса воскресшего, ибо и тогда, когда Ему дана всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18), спросят ли Его о временах и сроках ? Он не коснется их, как положенных во власти Отца (Деян. 1, 7); будет ли Он обещать Святого Духа? Он повелит ожидать Его как обещанного от Отца (Деян. 1, 4).
Вот одно из человеческих свойств Иисуса Христа, хотя, впрочем, оно есть и одно из Божественных Его свойств, указываемое ныне нам для подражания: се, Человек! сие да мудрствуется и в нас.
Христиане! Быв ныне призваны Церковью воззреть и мысленным и вместе чувственным оком на образ Иисуса Христа, в жизни и смерти преданного Богу Отцу Своему любовью и послушанием, – вспомним, что когда и Сам Он в этом образе предстал иудеям, ожесточенные дети гнева не пленились добротою прекрасного более сынов человеческих, но удаляли от себя образ Его и желали истребить Его. Да внемлем прилежно и нашему, в безобразии первого Адама рожденному, сердцу, каким гласом отзывается оно к образу второго Адама, в который мы должны преобразиться. Но говорит ли оно, что в этом образе есть слишком печальные и страшные черты; что оно желало бы носить только приятные и радостные, а распятие воли предоставить Распятому за нас плотью; что из детской преданности Богу должно исключить Богом утвержденные права разума и свободы? Ведайте, что эти, или подобные им, чувства и желания есть хотя тихие и отдаленные отголоски того вопля Иерусалимского против Иисуса: возьми, возьми, распни Его (Ин. 19, 15), – между подражателями и врагами распятого Иисуса нет среднего состояния: кто не со Мною, говорит Он, тот против Меня (Мф. 12, 30). Должно взять один из двух жребиев непременно: или жребий Распятого, или жребий распинателей. Сам Распятый, нашего ради спасения, благодатью Своею да дарует всем нам верою познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, подражанием, сообразуясь смерти Его (Флп. 3, 10), во умерщвлении воли своей и предании себя в волю Божию, да так и мы достигнем воскресения мертвых. Аминь.
Архиепископ Московский Платон (Левшин)
Слово в великую пятницу (1767)
Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.
(Ин. 19, 30).
Собравшись в сей храм священный, празднуем мы, благословенные христиане, смерть Страдальца неповинного, Который тем для нас любезнее, что Он в этом виде нам представляется не для того, чтобы мы Ему таким родом смерти умереть желали, но что Его смерть есть светлейшее любви Его к нам доказательство; что Его смерть есть действительное смертности нашей врачевание. Знаю я, что непричастные таинств христианских могут дивиться, и считать стыдом для нас, что почитаем мы Распятого; могут они говорить: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста (Мф. 27, 42). Такие стрелы бросают на нас иудеи: этим поносит нас язычник. Но наше к Нему благоговение оттого непорочнее и святее, что ни стыд ложный, ни наружность обманчивая нашу истину не колеблют; что мы утверждаемся на внутренности, на сокровенной премудрости Божией силы, которая людям невнимательным часто кажется слабой. Дух Божий давно это предвидел, и чтоб мы о такое мира мнение не преткнулись, заблаговременно предостерег. Посмотрите, братия, кто вы, призванные, говорит он нам устами Павловыми, Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом (1 Кор. 1, 26–29). На этом основании тот же апостол пишет к возлюбленному ученику своему: не стыдись свидетельства Господа нашего Иисуса Христа, ни меня, узника Его (2 Тим. 1, 8): не устыдись; ибо преодолеть такой стыд, который с нами встречается, когда надобно идти против поврежденных мира мнений, преодолеть этот ложный стыд есть светлейшая победа.
Но обратим мы очи свои к Солнцу Правды, заходящему на горизонте крестном, и послушаем, что Он при последнем дыхании блаженной жизни своей говорит. Говорит Он: Совершилось . Что ж это слово значит, научи нас с крестной кафедры Ты Сам, великий Архиерей, прошедший небеса и входящий во внутренние премудрости Божией завесы: раздери покрывало, которое от нас скрывает святилище истины, и дай нам видеть сокровенные тайны Твои!
Совершилось.
Так как в слове этом не изъяснено, что совершилось, для того надлежит исследовать, что такое в совершенство и в окончание приведено; тем более, что слово это от великого нашего Учителя при последнем часе сказано; и потому должно оно в себе заключать содержание важное: и мы обыкновенно те слова помним и повторяем часто, которые от любимых нами умирающих слышали мы.
Совершилось.
Совершились во-первых все Спасителя нашего страдания, какие злость человеческая выдумать и человек претерпеть может. Первые младенчества дни были началом Его жизни и вместе началом Его гонения. Тот, Который на небесах приготовлял нам вечные обители, не имел на земле, где главу приклонить. Тот, Который бессмертной пищею истины насыщал человеческий род, был голоден и в жажде во всё течение лет своих. Тот, Которого лицо дает радость ангелам, был оплеван, по щекам бит, и весь окровавлен. Тот, Который взял на плечи свои бремя грехов всего мира, был отягощен крестом, и мучительно пригвожден на нем. Подлинно облечен Он был в порфиру, но в порфиру поругания, дан был в руки и скипетр, но которым сокрушали Его главу; возложен был и венец, но венец терновый. Мучение тем несноснее, что соединено с поруганиями! Ибо одно терзает тело, другое пронзает дух. Пилат, насколько, впрочем, ни был к милосердию мало преклонен, не мог не быть тронут этим позорищем. И для того вывел Его, текущей кровью обагренного, пред собрание, и сказал: Се, Человек! Ежели ваше сердце мучением ненасытно, видите, что всё Его тело сделалось одной язвой, и если вас не умягчает Его неповинность, да умягчит общая человечность. Се, Человек!