В греческой и римской древности, a также и в новой Европе имя Гомера вызывало, впрочем, не одни восторги и поклонение; не было недостатка и в суровых критиках и хулителях его (Зоил); даже почитатели Гомера, к числу коих относится и знаменитая александрийская триада – Геродот, Аристофан, Аристарх – не всем одинаково восхищались в "Илиаде" и "Одиссее", исправляя одно, заподозривая другое, отвергая третье как неподлинное. "Одиссею" Аристофан заканчивал 296 стихом XXIII песни; Х п. "Илиады", так называемая Долония, почиталась вставкою Пизистрата и т. п. Однако во всех подобных случаях не возникало сомнения ни в существовании гениальнейшего из поэтов, ни в способности его создать эти поэмы целиком, ни в возможности согласовать с этим убеждением наличность в поэмах слабых или сомнительных стихов и даже целых песен. Конечно, древним критикам недоставало глубины и точности анализа, в котором изощрились последующие поколения; но зато положение их не было чуждо некоторых выгод сравнительно с положением новых критиков. Эти последние слишком удалены от того родника, из которого выходили произведения, подобные "Илиаде" и "Одиссее", и от тех условий, исторических и национальных, в кот. совершалась деятельность не только Гомера или Гесиода, но даже Эсхила или Сократа. Новым критикам присуща наклонность, большею частью совершенно ими не сознаваемая и находящая себе известное оправдание в крайней скудости наших фактических сведений о древнейшем состоянии Эллады, – наклонность предъявлять к произведениям литературы, удаленной от нас на многие века и нам чуждой, такие требования, которые составляют продукт новых литературных явлений, новых понятий о поэтическом творчестве, об особенностях различных видов поэзии и т. п. Действительно, в истории гомеровского вопроса, представляющей собою с конца XVIII в. до наших дней длинную вереницу гипотез, сомнений и построений, можно было бы проследить отражения преобладавших в различные эпохи и в разных странах настроений мысли, методов научного изыскания и взглядов на искусство. При чтении анализа Гомеровских поэм в соч. Лахмана, Кехли, Кирхгофа, Бергка, Христа, Круазе и при ознакомлении с попытками их восстановить первоначальную, подлинно Гомеровскую композицию той и другой поэмы с выделением из них всего, что, по убеждению критиков, принадлежало или продолжателям-поэтам, распространявшим первоначальные песни, или редакторам, озабоченным объединением и согласованием между собою древнейших и позднейших частей, нельзя не удивляться остроумию и проницательности авторов и не признавать весьма правдоподобными их построения; нельзя не замечать вместе с ними разного рода слабых мест или даже явных противоречий и несообразностей. Так, например, в "Илиаде" книги II-Х не имеют прямого отношения к сюжету поэмы – к раздражению Ахилла с его печальными последствиями для ахеян. При этом IX кн. содержит в себе удовлетворение оскорбленного вождя мирмидонян, после чего не должно бы оставаться места продолжению поэмы, т. е. целым 15 книгам; она противоречит притом XVI кн., где Ахилл всячески усиливается получить от Агамемнона то, что в IХ кн. ему предлагали раньше послы ахеян. Вождь пафлагонян Пилемен, убитый в сражении (V, 576), позже изображается в числе живых (XIII, 656). В I кн. Афина нисходит в лагерь ахеян, тогда как другое место книги говорит о пребывании богини в это самое время в земле эфиопов (ст. 195 и сл. срвн. с 424 и сл.). Много несообразности и в так называемом перечне кораблей (II, 484–779) и проч. и проч. В истории критики "Одиссеи" главное место занимает Кирхгоф ("Die Homerische Odyssee und ihre Entstehung", Берлин, 1859; "Die Homerische Odyssee", Берл., 1879), под влиянием кот. складывались гипотезы Бергка, Зитля, Джеба, Дюнцера, Виламовиц-Мёллендорфа, Магафи, Круазе и др. В I кн. решение Зевса послать Гермеса к Калипсо, насильно удерживающей у себя Одиссея, остается не выполненным, и потому совещание олимпийцев (I, 1-87) повторяется и продолжается в другом месте (V, 1 сл.), причем непосредственным продолжением первых стихов I кн. служат ст. 29 и сл. V кн. Отправляясь в Спарту и Пилос на разведки за отцом, Телемах предполагает пробыть в отсутствии не более 12 дней (II, 374 сл., IV, 632); в IV кн. он торопится выехать из Спарты в Пилос к товарищам (ст. 595 сл.); между тем в последующем изложении оказывается, что Телемах оставался еще в Спарте не менее 30 дней (XIII, 119). Путешествие Телемаха должно было первоначально составлять поэму, отдельную от "Одиссеи", следы чего и сохранились в подобных недочетах композиции; отрывки Телемахии разбросаны и в дальнейших частях поэмы, особенно в XIII кн. На вопрос царицы Ареты, обращенный к Одиссею, о его происхождении и проч. (VII, 238) ответ дается только в IX кн., ст. 19. Целый экскурс посвящен Кирхгофом вопросу о том, почему Одиссей в 13 и 16 кн. изображается превращенным в старца-нищего с помощью жезла Афины, а в кн. 19 и 23 никакого превращения нет. Наличность противоречия объясняется или введением мотива превращения редактором, или соединением в нынешней Одиссее двух версий, с превращением и без него, и т. д. Этих немногих примеров достаточно для иллюстрации нескончаемых споров чуть не о каждом стихе "Илиады" и "Одиссеи". Насколько преуспела атомистическая критика в этом направлении, можно видеть из сличения, напр., мнений Фр. А. Вольфа, О. Мюллера, Дж. Грота о несравненных достоинствах Одиссеи, как поэмы единой и цельной по первоначальному замыслу и плану, с выводами Кирхгофа и потом из сопоставления Кирхгофа с Бергком или Круазе, дающими весьма неблагоприятную оценку "Одиссеи".
Неоспоримы заслуги немецкой критики, увлекающей зa собою и франц., и английск. филологов, в выяснении композиции гомеровских поэм и взаимного отношения между частями каждой из них, в выделении стихов и более значительных мест, ослабляющих или нарушающих силу и единство впечатления, напрасно задерживающих развитие основной темы и т. п. Как ни велики эти и подобные заслуги "раздробительной" критики, не менее важны и внушительны обратные усилия ученых отстоять традиционное убеждение в существовании единого Г., в создании им "Илиады" и "Одиссеи" в том приблизительно виде, в каком мы имеем их теперь, и в наличности определенного плана в каждой из поэм. Наиболее выдающиеся имена в этом направлении: – Ницш, Лерс, Фридлендер, Каммер; из русских ученых решительно примыкает к нему профессор Ф. Ф. Соколов ("Гомеровский вопрос", "Ж. M. H. Пр.", 1862). Характеристическим образчиком вполне зависимого от Кирхгофа и Виламовица решения гомеровского вопроса в русской литературе служит труд С. Шестакова "О происхождении поэм Гомера", вып. I; "О происхождении Одиссеи" (Казань, 1892). В настоящее время в филологической литературе все больше входит в силу направление, среднее между раздробительным и единительным. По смыслу этого направления, во главе коего должно поставить Г. Германа ("De interpolationibus Homеri", 1832, вып. V, 52–77) и позднейшими представителями коего являются Кирхгоф, Дюнцер, Грот, Бергк, Низе, Набер, Магафи, Джеб, Христ, Виламовиц, Круазе, в IX или Х в. до Р. Х. великий поэт, именуемый Г., создал цельную художественную поэму, предметом которой была распря между Ахиллом и Агамемноном и соединенные с нею перипетии борьбы ахеян и троянцев; значительно позже составлена была "Одиссея", как цельная повесть о возвращении героя на родину из-под Трои. Нынешняя "Илиада" в 15693 стиха сокращается у Зитля в своем первичном виде до 4000 стихов, а на первичную "Одиссею" отводится им же не больше 4000 стихов. Первичная "Илиада" Низе еще короче: I книга без заключения, часть II-ой, конец XV, начало XVI и некоторые части дальнейших книг до XXII, а равно часть ХIII-ой.