Действительно, доходы в казну Алмуша притекали немалые, составляясь, помимо налогов, из таможенных пошлин от международной торговли. Однако необходимость отделять значительные средства в пользу хазарской дани явно сдерживала экономическое развитие булгарского государства. Резкий скачок в экономическом благополучии Волжской Булгарии во второй половине X века свидетельствует как об упорядочении сбора внутренних налогов по исламскому образцу, так и об освобождении от "федерального" хазарского налога после падения Хазарии от рук киевского князя Святослава. В дни пребывания ибн Фадлана в Булгарии, однако, булгары все еще продолжали платить дань хазарам, облагая при этом и собственной пошлиной все торговые суда, приходящие по Волге как сверху, так и снизу:
"Царь булгар платит дань царю хазар: от каждого дома в его государстве – шкуру соболя. Если же к булгарам прибывает торговый корабль из страны хазар, то царь выедет верхом, пересчитает находящиеся на корабле товары и возьмет себе десятую часть. А если прибудут к ним русы или какие-нибудь люди из других племен с рабами, то царь выбирает для себя из каждого десятка одного человека".
Чиновничьего сословия в Волжской Булгарии тогда еще не существовало, и царь самостоятельно занимался таможенными сборами. Он был достаточно прост в обхождении и ездил по базару один, без всякого сопровождения, хотя и достоинство, и собственное состояние его были весьма значительны. В дни пребывания ибн Фадлана в Волжской Булгарии еще господствовала простота тюркского родоплеменного строя. Для приветствия государя никто не простирался ниц – достаточно было при его приближении встать и снять головной убор, который по обычаю носили все булгары.
Между тем, несмотря на все усиливающуюся урбанизацию жизни вокруг древнего торжища Ага-Базар, близ которого по берегу Волги находились деревянные дома, склады и ритуальные места поклонения приезжих купцов, сами булгары, по свидетельству ибн Фадлана, все еще жили в юртах. Юрта царя отличалась от других разве что своим богатым убранством и огромными размерами:
"Юрта же царя очень большая, вмещает более тысячи человек и устлана армянскими коврами. В середине ее стоит трон, покрытый византийской парчой".
Человек, которому доведется побывать на развалинах древнего города Болгар недалеко от устья Камы, вполне может вообразить себе, как выглядела окружающая местность в мае 922 года, когда багдадское посольство достигло цели своих странствий. По воле судьбы, природа вокруг Болгарского историко-археологического заповедника остается еще живой, как и в X веке, хотя вокруг лежат обширные пашни, а телеграфные столбы с линиями электропередач давно заменили собою дремучие булгарские леса. Противоположный берег Волги с его по-прежнему залесенными холмами разве что в сумерки мерцает редкими огоньками, и вид, открывающийся с обрывистого песчаного берега на волжские плесы, поистине захватывает дух. Конечно, Волга при Камском устье тогда не была, как сейчас, подобна морю, и сам город отстоял от нее на более значительное расстояние, однако величие окружающих пространств и речная свежесть волжских просторов словно и вправду позволяют нам благодарно осязать чистоту и первозданность природы X века. В том далеком мае половодная вода стояла еще высоко, и еще более высоким и чистым было над нею огромное, синее и тихое небо, в котором еще не гремели самолеты, и парили, как и сегодня, неизменные коршуны.
Посольство еще за сутки до прибытия в эти места было торжественно встречено главами всех четырех племен булгарского союза, а также братьями и сыновьями царя. Сам царь также выехал навстречу посольству и встретил его в воскресенье 12 мая 922 года на расстоянии двух фарсахов – около четырнадцати километров от своей ставки. При виде послов повелителя правоверных он "сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря Великого и Могучего Аллаха". Затем он осыпал членов посольства серебряными дирхемами и велел разбить для них отдельные юрты, в которых в течение следующих трех дней они отдыхали от тягот своего семидесятидневного пути.
В четверг 16 мая состоялась церемония чтения письма халифа. Прежде, чем зачитать письмо, послы "развернули два знамени, оседлали присланную в подарок лошадь седлом, элтабара одели в савад – черную одежду высших сановников повелителя правоверных, а также надели на него тюрбан". Первый урок аббасидского дворцового церемониала был преподан царю и его окружению тогда же:
"Я достал письмо халифа и сказал элтабару: "Не подобает сидеть при чтении письма халифа". И он встал на ноги, так же поступили и все присутствовавшие именитые лица его государства. Элтабар же человек толстый и пузатый. Я прочитал начало письма, и когда дошел до слов: "Мир тебе, и воистину я прославляю, обращаясь к тебе, Аллаха Единого и Могучего", – я сказал ему: "В ответ пожелай мира повелителю правоверных". И он пожелал, за ним повторили все остальные. Переводчик, не переставая, переводил письмо буква в букву. Когда мы закончили чтение, они дружно воскликнули "Велик Аллах!" таким криком, от которого задрожала земля".
Затем царю было прочитано письмо везира Хамида ибн ал Аббаса, после чего ибн Фадлан попросил его сесть, и последнее письмо – послание от главного царедворца Назира ал-Харами царь выслушал уже сидя на троне. Состоялось вручение багдадских подарков царю и его жене, сидевшей по обычаю рядом с мужем, и вся церемония через некоторое время завершилась пиром в юрте царя.
Между тем первый религиозный разговор ибн Фадлана с царем Алмушем завершился для последнего как бы вторым рождением – сменой имени. Царь, как мы уже отметили, был мусульманином, но продолжал носить языческое имя. У него уже была собственная мечеть, на минбаре которой провозглашали здравицу такими словами: "О Аллах! Сохрани в благополучии элтабара – царя булгар!" Нижеследующий разговор ибн Фадлана с царем дает нам редкую возможность понять, каким образом шло исламское просвещение в этих совсем еще недавно языческих землях. А шло оно в виде двусторонних и многосторонних бесед, составленных из вопросов и ответов. Именно в ходе таких бесед новообращенным мусульманам предлагалась не только новая информация, но и ее посильное толкование. Вот как в одном ответе по поводу царской здравицы ибн Фадлан раскрывает и суть земной власти, и существо Единобожия, и религиозное смирение, образцом которого и сегодня является для мусульман Святой Пророк ислама (мир и благословения Аллаха да пребывают с ним):
"Я же сказал ему: "Воистину, единственный великий царь – это Аллах, и на минбаре этим титулом никто, кроме Него, Великого и Могучего, не упоминается. Вот господин твой, повелитель правоверных, для собственной особы довольствуется тем, что на его минбарах на востоке и на западе провозглашают: "О Аллах! Сохрани в благополучии раба Твоего и наместника ТвоегоДжафара, имама ал-Муктадира-биллаха, повелителя правоверных!" И так же поступали его бывшие предки-халифы. Ведь сказал Пророк, да благословит его Аллах и да спасет: "Не восхваляйте меня без меры, как восхваляли христиане Иисуса, сына Марии. Ведь право, я всего лишь раб Аллаха и посланник Его".
В результате этой первой проповеди мусульманского смирения царь Алмуш, как утверждает ибн Фадлан, принял имя халифа ал-Муктадира, Джафар, а также посмертно "обратил в ислам" своего отца, дав ему имя Абдаллах. С тех пор здравица с минбаров булгарских мечетей провозглашалась так: "О Аллах! Сохрани в благополучии раба твоего Джафара ибн Абдаллаха, повелителя булгар, клиента (маула) повелителя правоверных".
Археологические находки раннебулгарских монет говорят о том, что царь булгар пользовался указанным именем еще до 908 года. Это открытие, если оно действительно верно, требует убедительного объяснения. Из слов ибн Русты и того же ибн Фадлана следует, что булгары не имели своей золотой или серебряной монеты, а расплачивались куньим мехом: одна шкурка куницы равнялась двум с половиной дирхемам. В книге татарского ученого Ф. Хузина о Волжской Булгарии приводится такое объяснение утверждения, что "чеканку собственных серебряных монет – дирхемов булгары освоили еще в начале X века":