По Гумбольдту, единая человеческая природа выражает себя посредством того, что он называл allgemeine Sprachkraft – "всеобщей языковой способностью", точнее – всеобщей языковой силой. Именно действием этой языковой способности и обусловлена не только возможность познания мира, но и та специфически человеческая способность суждения, которую Кант называл Urteilskraft – "рас-суждающая сила".
Для Гумбольдта язык – это не просто знаковая система коммуникации, состоящая из словаря и грамматических правил ее организации, язык – это прежде всего энергия,обусловливающая о-существлен-ность (энтелехию)коммуникации, порождающая саму эту коммуникативную систему. "Язык не есть продукт деятельности (Erzeugtes – εργον), а деятельность (Erzeugung – ενέργεια)", – подчеркивал он. "В языке, – настаивал Гумбольдт, – действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности, существование и природу которых невозможно постичь, но нельзя и отрицать".
Отметим, что русское слово "энергия" не эквивалентно греческому Evepyeux. По-русски энергия – это способность что-либо о-существить, совершить работу. По-гречески – иначе: "дело – цель, а деятельность – дело, почему и деятельность (evepyeia) производно от дела (έργον) и нацелена на осуществленность (εντελέχεια)", – говорит Аристотель (Метафизика, IX, 8. 1050 а 22–24). Аристотель употребляет термин evepyeia как для характеристики самой деятельности осуществления (так, речь – это процесс реализации способности к говорению), так и для обозначения результата, продукта этой деятельности (так, текст есть продукт осуществления человеческой словесности). Таким образом, энергия – это и деятельность, со-ответ-ствуящая природе, и действительность, вы-являющая сущность. Язык же буквально подпадает под определение энергиичеловеческой сущности: "Как естественно мы имеем в себе дух дышащий, коим дышим и живем, так что, пресекись дыхание – мы тотчас умрем, так и ум наш естественно имеет в себесилу словесную, которою рождает слово, и если он лишен будет естественного ему порождения слова, – так, как если бы он разделен и рассечен был со словом, естественно в нем сущим, то этим он умерщвлен будет и станет ни к чему негожим. <…> ум человеческий познается через посредство слова <…>, а душа опять познается через посредство ума и слова <… > три сия – ум, слово и душа – не сливаютсяв единои не рассекаютсяна три, но все три вместе и каждое особо зрится в единой сущности", – свидетельствует прп. Симеон Новый Богослов.
Энергийность языка чрезвычайно ярко видна в перформативных высказываниях, то есть высказываниях, являющихся не сообщениями, а действиями. Явление коинциденции, то есть "со-в-падение слова и действия", подмеченное и теоретически истолкованное Э. Кошмидером еще в 1929 г. в работе "Временное отношение и язык", привлекло к себе внимание лингвистов лишь во второй половине ХХ века после публикации работ Дж. Остина. Примером перформативных высказываний являются, например, высказывания "каюсь", "благословляю", которые не являются сообщением о чем-то (и потому не имеют истинностного значения), но сами являются действиями (в отличие, скажем, от высказываний типа "Он кается", "Он благословляет", которые могут быть истинными или ложными). Внимательный взгляд на язык позволяет заметить, что даже "неперформативные" высказывания на самом деле носят скрытый перформативный характер. Так, например, скрытый перформативный компонент высказываний "Он кается", "Он благословляет" состоит в подразумеваемом "Я утверждаю, что он кается", "Я утверждаю, что он благословляет"; только в силу этой подразумеваемой перформативности высказывание вызывает реакцию слушающего.
Язык – это в буквальном смысле я-зык, зык, зов, у-казывающий и при-казывающий с-каз, у-казующий и воз-вещающий, глаголющий и ведающий вещее. О языке как у-казующем с-казе свидетельствует характер его про-ис-хождения. Результаты исследований глоттогонических процессов подтверждают, что causa finalis про-из-несения "слова" не информативная, а перформативная. Выдающийся русский (палео)антрополог Б. Ф. Поршнев обратил внимание на то, что помимо функции обозначения у языка есть еще одна чрезвычайно важная функция – перформативная, предписывающая. Эта повелевающая функция языка представляет собою тот фундамент, на котором надстраивается первая – означивающая. Поршнев подметил, что первоначально слово не несло в себе никакой "информации", но было лишь актом волевого воздействия, внешнего "при(с)каза", когда одна особь "понуждала" другую к выполнению действий, противоречащих тому, к чему подталкивали ее сигналы внешнего мира: в противном случае, в возникновении этого механизма не было бы никакого биологического смысла.
"Первоначально язык выражал не мысли или идеи, но чувства и аффекты", – утверждал Э. Кассирер.
Этому соответствуют и данные лингвистики о наибольшей древности среди частей речи именно глагола, а из существительных – имен собственных (возникших как знаки запрещения трогать, прикасаться). Таким образом, из выделенных семиотикой трех основных функций знаков человеческой речи (семантика, синтаксис, прагматика) наиболее древней – и в этом смысле наиболее важной – является прагматическая функция - отношение слова к поведению человека – его "энергийный заряд".