Более пятиста пассажиров было доставлено в полицейский участок для допроса, но в конечном итоге их отпустили, за исключением нашей группы из шести монахов. Нас подозревали в принадлежности к левому крылу группировки Гоминьдан. Со всеми нами обращались как с заключенными. Нас связали и избили. Потом нас оставили на солнцепеке и запретили двигаться. Если мы двигались, нас снова начинали бить. Нам не давали ни воды, ни пищи, ни возможности справить нужду. Это продолжалось с шести утра до восьми часов вечера. Когда мой преданный ученик Хун Шэнсян и бизнесмен по фамилии Дун узнали о том, что нас задержали, они пришли в полицию и добились нашего освобождения под залог в пять тысяч долларов за каждого. У нас сняли отпечатки пальцев и выпустили. Потом наши заступники пригласили нас на товарный склад Шэнсяна, где предложили провести новогодние дни. Позже нам оказали помощь в перевозке нефритового Будды в Юньнань.
Мой 78-й год (1917–1918)
Весной началась перевозка нефритового Будды из павильона Гуаньинь. Было нанято восемь грузчиков с условием, что основную сумму денег они получат на горе Петушиная Ступня. Конвою предстояло в течение нескольких недель неведомыми путями продвигаться по горной местности. Когда мы достигли горы Ежэнь, грузчики, подозревая, что внутри нефритового Будды могут находиться банкноты, золото и драгоценные камни, спустили его на землю, заявив, что он слишком тяжелый и дальше они его не понесут. Поскольку они запросили сумму, в несколько раз превышающую договорную, я делал все, чтобы их успокоить, но они стали вести себя шумно и агрессивно. Я понял, что бесполезно пытаться их урезонить. Увидев большой валун у дороги, весивший несколько сот цзиней, я улыбнулся и спросил: "Что тяжелее, валун или статуя?"
Они хором отвечали: "Валун в два или три раза тяжелее статуи".
Тогда я двумя руками поднял валун на высоту фута от земли.
Раскрыв рты от удивления, они перестали шуметь и сказали: "Старик-учитель, ты, наверное, живой Будда!" После этого они перестали спорить, и когда мы достигли горы Петушиная Ступня, я выдал им щедрое вознаграждение. Сам бы я никогда не поднял тот валун, это с божественной помощью.
Позже я отправился в Тэнчун дать толкование сутрам в местном монастыре.
Мой 79-й год (1918–1919)
Губернатор Тан Цзияо приказал магистрату Биньчуаня организовать сопровождение своему личному представителю в пути на нашу гору с письмом, в котором меня приглашали в Куньмин. Я отказался от предлагаемого мне паланкина и военного эскорта и пошел пешком в столицу вместе со своим учеником Сю-юанем. В Чусюне какие-то бандиты стали меня обыскивать. Они нашли письмо губернатора и начали меня бить.
Я сказал им: "Нет нужды меня бить. Я хочу видеть вашего главаря".
Они привели меня к Ян Тяньфу и У Сюэсяню. Увидев меня, У закричал: "Кто ты?"
"Я настоятель монастыря на горе Петушиная Ступня", – ответил я.
"Как тебя зовут?" – спросил By.
"Сюй-юнь", – сказал я.
"Зачем ты идешь в столицу провинции?" – поинтересовался У.
"Для совершения буддийского ритуала", – ответил я.
"Зачем нужны буддийские ритуалы?" – спросил У.
"Чтобы молиться о благе народа", – сказал я.
У сказал: "Губернатор Тан Цзияо бандит. Почему ты хочешь ему помочь? Он плохой человек, а раз ты его друг, значит, и ты плохой человек".
Я сказал: "Трудно сказать о ком-то, хороший он человек или нет".
"Почему?" – спросил У.
Я ответил: "Если говорить о доброй природе человека, то тогда все люди хорошие. Если говорить о дурной природе человека, то тогда все люди плохие".
"Что ты имеешь в виду?" – спросил У.
Я ответил: "Если бы вы и Тан трудились вместе на благо страны и народа и если бы ваши подчиненные делали то же самое, разве вас не считали бы хорошими людьми? Но если вы и Тан называете друг друга негодяями и в силу предрассудков воюете друг с другом и приносите страдания людям, то разве можно вас назвать хорошими людьми? Невинные люди будут вынуждены следовать либо за вами, либо за Таном, и все станут бандитами, и тогда все будут самыми несчастными людьми".
Услышав это, оба бандита рассмеялись, и У сказал: "Все, что ты сказал, верно, но что же мне делать?"
Я ответил: "По моему мнению, вам следует прекратить вражду и заключить мир".
У сказал: "Ты хочешь, чтобы я сдался?"
Я сказал: "Нет, я не имею этого в виду. Призвав к миру, я имею в виду, что все добрые люди вроде вас должны жить в мире в этой стране. Я просто призываю вас оставить свои предрассудки и работать на благо страны и народа. Разве это не хорошо?"
У спросил: "С чего начать?"
"С Тана", – ответил я.
"С Тана? – сказал он. – Нет, он убил и посадил в тюрьму многих наших людей. За это нужно отомстить. Как мы можем сдаться?"
Я сказал: "Пожалуйста, поймите меня правильно. Я имею в виду следующее: поскольку Тан – чиновник центрального правительства, он в силах установить мир, и вы бы тоже тогда стали чиновником, назначенным Пекином. Что касается ваших людей, которые были убиты, то и они не будут забыты, так как я отправляюсь в Куньмин, где совершу буддийский обряд во спасение душ всех павших на поле сражения. В отношении заключенных я попрошу Тана объявить амнистию, которая коснется и их. Если вы не прислушаетесь к моему совету, вражда будет продолжаться и чем она кончится для вас, неизвестно. И вы, и Тан обладаете силой, но ваша сила ограниченна и не может сравниться с его огромными людскими ресурсами, финансами и мощной поддержкой центрального правительства. Я не прошу вас сдаваться. Я здесь оказался не зря, и внутренний голос мне подсказывает, хотя я немощный монах, использовать свой язык для того, чтобы призвать к прекращению вражды и помочь стране и народу".
Ян и У были глубоко тронуты и попросили меня действовать от их имени. Я сказал: "Я не подхожу на эту роль, но если вы изложите свои условия, я передам их Тану". Тогда они тщательно подумали и выдвинули шесть условий:
(1) освободить всех их людей, содержащихся в тюрьмах, (2) не расформировывать их войска, (3) не понижать в чине, (4) дать возможность командовать своими собственными войсками, (5) не производить расследования их прошлой деятельности, (6) одинаково обращаться с обеими армиями.
Я сказал: "Может быть, Тан согласится. После того как я обсужу вопрос с ним, официальный ответ будет дан его представителями, которые обсудят все в целом с вами".
У сказал: "Я сожалею о том, что побеспокоил почтенного старого учителя. Если вопрос будет решен удовлетворительно, мы будем очень вам признательны".
Я сказал: "Не стоит благодарности. Все, что я делаю, это так, между прочим. Ведь я все равно бы прошел через эти места".
Ян и У оказали мне всякие почести, и вечером у нас состоялась дружеская беседа. Они предлагали мне остаться на несколько дней, но поскольку мне нельзя было терять время, я простился с ними на следующее утро. После завтрака они дали мне денег на дорогу, еды и повозку, приказав своим людям меня сопровождать. Я отказался от всего за исключением небольшого количества еды в дорогу. Примерно через половину ли от их штаб-квартиры я увидел нескольких человек, которые, стоя на коленях, в поклонах касались головой земли в знак уважения. Я узнал в них бандитов, которые били меня днем раньше. Они умоляюще спрашивали: "Простит ли нас бодхисаттва?" Я утешил их, призывая совершать добро и воздерживаться от дурных поступков. Они, заплакав, удалились.
В Куньмине меня встретили чиновники провинции, посланные губернатором Таном. Я остановился в храме Юаньтун. Вечером пришел Тан и сказал: "Я не встречался с почтенным учителем в течение нескольких лет. За это время одного за другим я потерял своих близких: бабушку, отца, жену и брата. Я в глубокой скорби. Кроме всего этого, в провинции повсюду орудуют бандиты. Они мешают людям жить. А между тем души убитых ими офицеров и солдат нуждаются в упокоении. Поэтому я хочу сделать три вещи: (1) совершить буддийский ритуальный обряд, с молитвенной просьбой к Будде защитить нас от бед и с молитвой об упокоении душ умерших, (2) превратить храм Юаньтун в большой монастырь во имя распространения буддадхармы и (3) основать университет для обучения молодежи.
Мои люди могут присмотреть за университетом, но, кроме почтенного старого учителя, никто не может помочь мне решить две другие задачи".
Я сказал: "Вы дали великий и редкий по нынешним временам и для нашего края обет. Он исходит из сознания бодхисаттвы. Я не справлюсь со всем, но есть много добропорядочных монахов, которые могут помочь вам в строительстве монастыря, только Юаньтун очень маленький храм и не сможет дать приют больше чем сотне людей. Пожалуйста, подумайте об этом. Что касается буддийских ритуальных обрядов, то они не потребуют много времени, и я буду рад совершить их для вас".
Тан сказал: "Вы правы, из Юаньтуна не получится большого монастыря. Мы сможем обсудить этот вопрос позже. Теперь о ритуале. В какой форме мы его совершим?"
Я сказал: "Сознание и Будда – единое целое. Поскольку вы решили совершить буддийский ритуал во благо страны и народа и облагодетельствовать как живых, так и мертвых, я предлагаю сделать три вещи: (1) запретить забой животных для еды на время совершения обряда, (2) объявить амнистию и (3) облегчить страдания бедствующих".
Тан сказал: "Первое и последнее может быть осуществлено, но второе является компетенцией министерства юстиции и мне не подвластно".