"Только эксперт может распознать алмаз и назвать его истинную цену. Вы с Сандживарао распознали величие матери Кришнабаи. Она уникальна в своей чистоте, покое и благости. Какие слова способны описать великолепие ее простоты, невинности и подобной детской натуры? Она воплощение любви. Она лучший пример того, сколь возвышенных высот может достичь человеческая природа. Она прикоснулась к вершине и превзошла ее. Рамдас горд тем, что зовет себя ее дитём. Она Божественная Мать Вселенной. Вы благословлены тем, что она с вами".
Ее короткая остановка в Бомбее была отмечена естественным восхищением и почтением со стороны многих, кто пришел повидаться с ней. Она сияла как свободное, невинное и исполненное блаженства божье дитя – любящее всех и всеми любимое.
По сути, она созрела для Всеобъемлющего Материнства.
IV. Отречение
Во время пребывания в Бомбее Кришнабаи остро почувствовала, что призвание ее жизни – объединиться с Рамдасом в служении Богу. Согласно этому, она послала Рамдасу в Касарагодский ашрам следующее письмо:
Приветствие моей Матери!
Я молилась день и ночь моей Матери, олицетворению любви, покоя, блаженства, всемогущества и всезнания: "Благослови меня на постоянный даршан божественных лотосных стоп моей Матери Рамдаса". Так я каждый день молила Мать поселиться в моем сердце. Теперь Мать (в форме моего сердца) приказала мне: "Ты – младшее дитя Матери Рамдаса, пребывающей в траве, лесах… везде. Подобно тому, как грудной ребенок нуждается в матери, так твое внутреннее "я" нуждается в Матери. В игре с Матерью, подметающей дорогу, или – с Матерью уборщицей, или – с Матерью, занятой рукоделием, если ты готова участвовать при необходимости в подобных играх для поддержания своего тела, тогда пошли!"
Слушая этот приказ Матери-сердца, я пережила безмерную радость. И, склоняя голову перед этим приказом, я подчиняюсь: "Как моя сострадательная Мать Рамдас наполняет травы, леса и все прочее и выходит за их пределы, я готова играть с любой из форм Матери, какую бы Она ни предложила".
Мать моя, радость от полученного от тебя письма неописуема, словами я ее не способна выразить. Молю Тебя забрать меня вскоре на даршан твоих божественных лотосных стоп.
Низкий поклон всем матерям там. Бесчисленные простирания перед божественными стопами моей Матери. О Мать, не желаешь ли одарить меня вскоре даршаном?
Твое вечное дитя, Кришнабаи
Рамдас послал ей такой ответ:
Мать, Рамдас несказанно счастлив получить твое полное любви письмо. Мать, с тех пор, как Рам – на твоем языке Рамдас – пребывает в твоем сердце, тебе следует чувствовать: какое бы побуждение ни возникло в твоем сердце – оно только от Него. Поступай согласно этим побуждениям. Рам, кто есть вечное блаженство, – вездесущ, всеведущ и всемогущ.
Так как Рамдас пишет это письмо в спешке, он не может написать больше.
Всегда твое дитя, Рамдас
Великий поворотный момент, что однажды определяет направление жизни любого, пришел в жизнь Кришнабаи, когда она должна была предложить детям расстаться с ней. Шаг, сделанный ею, был, без сомнения, одним из совершенных поступков отречения и жертвования. Она подготовила свой ум для того, чтобы полностью посвятить свою жизнь служению Богу в человечности. В этот важный момент она позвала своих сыновей, которым в то время было 10 и 12 лет, и сказала: "Я собираюсь уйти ради благой цели постижения Бога и буду служить всем". Они стали умолять ее не оставлять их, и тогда она позвала их за собой, на что они ответили: "Мы ходим в школу и, если последуем за тобой, наше образование не будет закончено". "Ваше нынешнее образование, – ответила она, – только для того, чтобы стать способными зарабатывать себе на жизнь, тогда как целью жизни должна быть Богореализация. Если вы рискнете пойти со мной, какая бы еда мне ни доставалась, я разделю ее с вами".
К этому они не были готовы.
Она ушла из дома, где жили ее сыновья, и вошла в широко открытый мир – ее проводником и целью был Бог. Перед тем как уйти от сыновей, Кришнабаи написала письмо Сундари, копию которого послала Рамдасу. Начиналось оно так: "Я направляюсь к Матери. Я решила достичь того места, где она живет, в согласии с тем приказом, который получила от нее внутри себя. Я ненавижу просить подаяния, поэтому хочу зарабатывать на жизнь, работая служанкой в Касарагодских домах или подметая улицы". Ее целью, как она призналась потом, было посвятить свои свободные часы получению духовных наставлений от Рамдаса, а ночи – уединенным медитациям.
Пасмурной ночью 1930 года на Картика Пурниму шел небольшой дождь. Было около восьми или девяти часов, и Рамдас, Видьячарья и Гунда, в то время постоянные обитатели Касарагодского ашрама, сидели на веранде вокруг горящего светильника. Видьячарья и Гунда были глубоко поглощены исполнением песен преданности. Неожиданно появилась Кришнабаи и простерлась перед Рамдасом с такой полной самоотдачей, какой Рамдас никогда прежде не видел.
В то время Рамдас хранил молчание, поэтому написал ей записку: "Оставайся здесь столько, сколько пожелает Рам. Это твой дом. Здесь нет ничего Рамдасова".
Большую часть пути из Бомбея она проделала одна, без поклажи и сменной одежды. С касарагодской станции она пришла прямо в ашрам. По пути она проходила Шри Рам Бхуван, из которого услышала пение бхаджанов. Тогда она вызвала Рамэ (дочь Рамдаса по прошлой жизни) выяснить, приходил ли Рамдас туда для участия в пении. Рамэ сказала ей, что он в ашраме. Итак, не обращая внимания на многочисленные вопросы Рамэ, побежавшей за ней, она шла, пока не пришла в ашрам.
Она пришла так, как будто вернулось домой странствующее дитя. Торжество чистой любви и абсолютное самопожертвование не могут проявить себя более показательным образом. На первые несколько дней Рамдас разместил ее на месте Рамэ. Впоследствии она попросила остаться в ашраме (навсегда).
Обычно Рамдас "говорил" с ней и Рамэ через полоски бумаги. Естественно, у Рамэ была куча вопросов, и Кришнабаи была ничуть не лучше. Целыми днями Рамэ и Кришнабаи подсовывали ему вопросы: почему он постится, почему молчит, как долго продолжится молчание и т. п. В конце концов ему надоело отвечать на следующие один за другим вопросы, и он ответил им, что, если они не остановятся, он перестанет даже писать. Рамдас также соблюдал пост, длившийся около месяца, и Кришнабаи нянчилась и ухаживала за ним с материнской любовью. По его совету она также каждый день посещала четыре-пять домов почитателей Рамдаса в городе, где помогала женщинам по хозяйству и благословляла своим присутствием.
Кришнабаи с Папой Рамдасом
Следующие выдержки из писем Рамдаса бросают свет на ее жизнь в касарагодском ашраме:
"Здесь сейчас мать Кришнабаи. Она проводит большую часть времени в ашраме и заботится о Рамдасе с большой нежностью и любовью. Рамдас был на молочной диете 25 дней, а позавчера началась новая фаза – он перешел только на воду. Он без понятия, как долго она продлится. По воле Рама он всегда весел. Кришнабаи поет на свои завораживающие мотивы Рам-мантру, а Рамдас играет на эктаре.
Молчание продолжается. Народ из Касарагода, по-видимому, напугала водная диета. Но чего здесь бояться? Бог делает все как можно лучше. Кришнабаи говорит, что письмо Рамдаса должно быть воспринято как и ее тоже. Удивительное единство в двойственности, не так ли?"
"Здесь Мать Кришнабаи. Она яркий свет радости и любви. Сейчас она проливает свой восхитительный свет на Касарагод ежедневными визитами в здешние дома. Самый бессердечный растает в ее божественном присутствии. После обеда она проводит в ашраме несколько часов. Бог начал [через] нее миссию мира, любви и доброй воли всему человечеству. Пусть Бог благословит ее – благословит достойную славословия".
"Рамдас копается в земле, сажает тулси. Кришнабаи и Гунда принимают участие в этой радостной работе".
V. Садхана
Духовная жизнь Кришнабаи отличалась постоянным ростом. Ее обожание Рамдаса, на которого она смотрела как на Бога, было сначала очень личным. Она была сильно привязана к его физической форме. Его тело виделось ей настолько святым, что она ежедневно поклонялась ему. Раз шесть в день она вешала на него гирлянды из тулси и без конца простиралась к его ногам. Позже она завела привычку омывать его стопы и пить падатиртхам.
Рамдас обычно говорил Кришнабаи, что не следует быть привязанной к какой-либо личной форме, даже если это будет гуру, и что она должна раскрыться за пределами всех имен и форм, на плане безличностного, и постичь всепроникающее, безымянное и бесформенное Универсальное Бытие, пребывающее во всех сердцах. В таких случаях она могла ответить: "Я не хочу ничего слышать о твоем ниргуна-аспекте" и запеть свой любимый стих из святого Тукарама во славу Личностного Бога, начинающийся со слов: "Я не желаю реализации Атмана. Позволь мне предаться Тебе, ведь ты мой Господь!"