– Хорошо, – выдавил из себя Бен. Голос у него был какой-то чужой, злой и напряжённый.
М-да, чувствительная натура. Козетта недовольно вздохнула и взяла себе кусок пирога. Ужасы ужасами, а поесть всё-таки нужно.
– Рада, что у тебя, Бен, не пропал аппетит, – съязвила она.
Юноша повернул голову и не мигая посмотрел на неё. Поймав его взгляд, Козетта закашлялась. Глаза у Бена стали жуткими и пустыми, как две стекляшки, в них больше не было ни мысли, ни чувства.
– Со мной всё хорошо, – сказал Бен и улыбнулся.
Когда совсем стемнело, Козетта закуталась в тяжёлый клетчатый плед и вышла из дома. Со ступеньки перед портиком было хорошо видно небо: в кои-то веки не пасмурное, а звёздное. Козетте было тепло и немного грустно: она жалела о том, что не догадалась захватить с собой чашку горячего чая или кофе. А лучше бы глинтвейна с корицей и анисом… Но чего нет, того нет.
Она сидела так уже минут двадцать, когда сзади кто-то подошёл. Козетта слегка повернула голову, увидела голени в чёрных чулках и ужасных коричневых туфлях, по которым легко опознала Сору.
– Можно к тебе? – спросила японка.
Козетта пожала плечами, и с них сразу же сполз плед: садись.
Сора, как всегда, не расставалась со своей ненаглядной куклой. На девушке была только шерстяная кофта на пуговицах, тогда как кукла нарядилась по всей форме: кожаные сапожки, тёплое пальто, шарф и шапочка.
– Боишься, что она простудится? – добродушно хмыкнула Козетта.
Сора беззащитно улыбнулась:
– Ну да, боюсь.
Они помолчали несколько минут, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Козетта поймала себя на мысли, что ей редко доводилось побыть одной – вот так, по-настоящему одной, когда рядом нет никого, кроме молчаливого и погружённого в свои мысли друга. Пахло осенью, прелой землёй… и, кажется, немного кровью?
– Странный сегодня день, правда? – в унисон её мыслям произнесла Сора. – Бесконечный какой-то.
– Да, нескончаемый. – Козетта пошевелила туфлей мёртвую траву с выцветшими и поникшими васильками. – Можно задать личный вопрос, Сора-тян?
Сора выпрямила спину.
– Задавай. Вопрос про Хину, верно?
– Да. Как именно ты убила свою подругу? – Козетта поплотнее закуталась в плед и торопливо добавила: – Ты можешь не отвечать, если не хочешь. Вот я… первого мерзавца убила ножом. Это был мой отчим…
– А я сирота… – тихо пробормотала Сора, глядя в небо.
– … второго уже сознательно, из пистолета. Из его же личного пистолета. Я очень хорошо стреляю. – Козетта не понимала, откуда взялось столько слов, почему они так теснятся у неё в горле и рвутся наружу. – Я не собиралась становиться наёмной убийцей. Но не буду врать, что меня принуждали, заставляли и так далее… Принуждал меня только отчим, за что и поплатился. Потом я уже сама поняла, что иначе мне, видимо, не выжить…
– Я бы не выжила в Японии. Мне пришлось уехать. А она не понимала… – Сора то ли слушала, то ли не слушала её.
– …Потом я встретила человека, который предложил использовать мои способности на пользу… определённой части общества. И я согласилась. Я даже обрадовалась, что с моей помощью мир станет немного чище. Я никогда не сомневалась в себе… – Козетта почувствовала, что в лёгких кончился воздух. Она забывала дышать.
Глоток воздуха был холодным и пьянящим. Козетта даже засмеялась от необыкновенного ощущения полноты жизни, абсолютной полноты. Сора посмотрела на неё с удивлением.
– Ты чего?
– Да так, – Козетта сбросила плед, ей вдруг стало жарко, – расскажешь про Хину? Как ты её убила.
Лицо Соры сделалось глубоко печальным. Ей было трудно говорить на эту тему, но Козетте почему-то казалось, что сегодня у них не должно остаться тайн друг от друга.
– Она заразилась от меня оспой и умерла, – тихо, сквозь зубы сказала Сора. – Я выжила, а она нет…
Козетта разочарованно захлопала глазами.
– И всего-то? Ну, это не считается…
– Нет, считается! – возразила Сора. – Я хотела, чтобы она умерла. Я надеялась, что она умрёт. Это было моё самое главное желание. Пусть лучше я буду жить без неё, чем она без меня…
Сора замолчала. Козетта глубоко задумалась. Ей хотелось расспросить поподробнее, но при этом не касаться слишком личных тем. Возможно, есть вещи, о которых действительно лучше никому не рассказывать.
– Ты извини, но я не верю в магию, – Козетта мягко коснулась своей рукой холодной и влажной руки Соры, – не могла твоя подруга умереть оттого, что ты желаешь ей смерти. И вообще мне кажется, что на самом деле ты ничего подобного не хотела. Иначе не переживала бы так сейчас… Вот я, когда зарезала своего отчима, была довольная-предовольная!
У Соры дрогнули губы, но она не расплакалась, а прыснула от смеха.
– Козу-тян, не могу поверить, что мы с тобой преспокойно обсуждаем такие жуткие темы! Про смерти, про убийства!
Смех получился несколько нервный, но Козетта с удовольствием к нему присоединилась.
– Жизнь заставила, не иначе. Сора-тян, я просила не называть меня Козу-тян, помнишь?
– Помню, – Сора повернулась к ней лицом и в её чёрных узких глазах зажглись лукавые огоньки, – а как насчёт Дори-тян?
– Это Долли-тян, да? – догадалась Козетта. – Да я не против, зови. В конце концов, это моё настоящее имя. Означает "Куколка". А ты ведь любишь кукол…
– Только одну, – вздохнула Сора.
В эту ночь Козетта спала очень крепко. Так безмятежно ей не приходилось спать уже давно. Никакие кошмары, никакие призраки не вторгались в её сны, никакие звуки не беспокоили чуткие уши. Только проснувшись рано утром Козетта поняла причину своего крепкого сна: ночью дом не издавал никакого скрипа. Он как будто затаился на время, вынашивая новые коварные планы. Но при свете утреннего солнца даже такие мысли не казались пугающими.
Весело напевая, Козетта умылась, причесалась и убрала в ящик стола два пистолета – свой и Бодлера. В бумажнике убитого она на всякий случай ещё раз хорошенько порылась. Документов там не было, только фотографическая карточка Ли и некоторое количество денег. Ну не станет же такой мастер как Бодлер носить с собой улики!
Козетта захлопнула бумажник и ещё раз порадовалась, что загадочный Создатель доверил ей такую подходящую роль. Но если это была репетиция, то кого же ей предстоит убить на самом Спектакле?
Глава 21
Сора
Кажется, я подружилась с Козеттой. Ха-ха! Кто бы мог подумать: я – и она. Просто вторая Хина-тян на мою бедную голову. Хотя о чём это я… Хина была совсем не такая. Она уж точно не стала бы стрелять в живого человека, ведь это же добрая Хина, милая Хина, самая заботливая и трепетная Хина… А я стала бы. Я помогла Козетте убить Бодлера и ничуть в том не раскаиваюсь. Может, я и в самом деле чудовище?
Наверное, я потому и не умела от оспы, что на самом деле я гораздо сильнее, чем до сих пор сама о себе думала. А Козетта – она просто фантастически сильная. Сравниться с ней может разве что Куница, но не Бен и не Ли.
Последний день был чрезмерно странным. Произошло столько всего, чего по определению случиться не может, что начинаешь сомневаться в здравости своего рассудка: что из этого было, а чего не было? Мы действительно побывали в загадочной комнате в мезонине? Мы действительно узнали "роли" друг друга? Ощущение такое, что наша история движется к финалу, но от этого и жутко, и весело.
Есть вещи, в которые почти невозможно поверить. Например, Куница, целующий мою руку, – это что-то из области диких фантазий, а не реальности. В моей стране никто никого не целует, поскольку это верх неприличия. Матери не целуют своих детей, братья не целуют сестёр. Нравы европейцев не столь строги, но даже просвещённые люди Запада не целуются просто так, без всякой причины. С чего это Кунице вздумалось прижиматься губами к моей руке?
Я ничего не поняла, испугалась и решила просто забыть этот чудной и двусмысленный эпизод. И ничего у меня, конечно, не получилось. Люди порой ведут себя так странно, что лучше даже не искать объяснения их поступкам. Но просто взять и вычеркнуть их из своей памяти невозможно.
А что я сделала? Я всего-то призналась ему в подлоге. Или как это называется, когда берёшь что-то, принадлежащее человеку, без его согласия, и оставляешь взамен что-то своё. Мне нужно было кому-то об этом рассказать, а выбор тут небольшой: или Куница, или Козетта. Вот и рассказала, получив вместо слов порицания или утешения поцелуй руки. Наверное, я совсем не разбираюсь в людях.
Вчера ночью, когда Козетта ушла спать, мы с Хиной ещё долго сидели на ступеньках и вглядывались в звёздное небо. Непонятно отчего мне было очень хорошо, уютно и спокойно. Хина расслабленно лежала на моих руках, вглядываясь в осеннюю черноту, и слегка улыбалась краешками губ. За минувший год я научилась узнавать и чувствовать её улыбку.
Странно, что с этой Хиной мы провели почти столько же времени вместе, сколько и с настоящей Хиной, которая уже мертва. Письмо от родителей моей подруги, переславших мне последнюю память о ней, было деловым и коротким: кажется, там было написано, что Хина сама просила перед смертью вернуть эту старую куклу мне. Удивительно знать, что она помнила обо мне в последние дни своей жизни и просила о чём-то для меня.
Ночью я спала очень крепко и без сновидений. Выйдя утром на балкон, сразу нашла глазами плохо утоптанный холмик внизу. Я почему-то подумала, что Бен, которому "посчастливилось" жить прямо над недавней могилой, тоже должен сейчас стоять на балконе и смотреть вниз. Но на соседнем балконе никого не было.