"Странно, - думал Женя, - что это они все заболели в один день? Никогда у папы не было такого большого приема". Женю неудержимо влекло заглянуть в кабинет или хотя бы послушать, о чем там говорят. Он уже подошел на цыпочках к двери. "Дышать невозможно", - услышал он голос одного из пациентов. Должно быть, доктор выслушивал его, как вдруг дверь распахнулась, вышел папа, схватил Женю за плечи и повел в детскую.
- Подслушивать непорядочно, - сказал отец. - Подслушивают филеры, понял? Шпики. Ты знаешь, что такое врачебная тайна?
- Они вовсе не больны - они все здоровы! - обиделся Женя. - Что я, маленький, что ли? У вас там сходка, вот и всё!
- Женя, ты знаешь, что я живу в полном отчуждении от политики?
- Подумаешь, полоса отчуждения! - сдерзил Женя. - Что, я не слышал, как машинист кричал: "кровавый произвол", "европейская бойня", "дышать невозможно".
- Я просто даю им возможность… Они нуждаются в пристанище, - сказал смущенно отец. - Сам я, ты знаешь, вне политики. Но отказать в праве убежища…
Удивительно красивые и веские слова знал папа - "право убежища", "пристанище". Это, пожалуй, даже почище, чем "полоса отчуждения". Женя помнил это слово "пристанище". Он слышал его еще в раннем детстве, когда отцу пришлось внезапно менять место работы и жительства. Но сегодня Женя почувствовал какую-то грозную и таинственную общность, связывающую таких разных и казавшихся незнакомыми людей, как машинист Семенов, грузчик Кандидов, чех Балабуж и доктор Карасик. Он вдруг уловил какую-то связь между казармами, стоящими за городом, где над далеким горизонтом дирижировали мельницы-ветряки, между пристанями, где пели бурлацкими голосами "разок еще", и полосой отчуждения, где запрещено было расти траве и где висели надписи "Огнеопасно".
Глава VI
ВОЙНА И МИР
Мальчики по-прежнему увлекались книгами. Читали Фенимора Купера и Луи Буссенара и возмущались, что даже такие писатели никак не могут обойтись без того, чтобы не испортить хорошую книжку какой-нибудь любовной историей. Даже в электротеатре "Эльдорадо", где шли картины с достаточным количеством драк, убийств и путешествий, и там все-таки люди тоже страдали и целовались гораздо больше, чем надо бы… В конце концов мальчики пришли к выводу, что без этого, очевидно, нельзя. Все герои рано или поздно влюблялись. Придется и им… Решив так, они не откладывали дела в долгий ящик. Надо было спешить, каникулы кончались, приближались занятия.
Перебрав в памяти всех знакомых девчонок, они остановились на толстушке Рае Камориной с Большой Макарьевской улицы. Жене показалось, что она похожа на ту красавицу, что нарисована в книжке Майн Рида "Пропавшая сестра". Кроме того, Рая считалась на всей улице непобедимой по части скакалки. Она могла прыгнуть сто раз без передышки и ни разу не запутаться. Познакомиться не представляло как будто никакого труда. Но Женя и Тоша четырнадцать раз прошли мимо скамеечки, где сидела Рая. Знаменитая скакалка лежала свернутой рядом. Каждый раз они решали, что сейчас обязательно заговорят с девочкой, но, как только подходили к скамейке, вся решимость исчезала и они проходили мимо. Наконец, в пятнадцатый раз, когда Антон сказал: "Ну, это в последний раз", Женя, ужасно покраснев, обратился к девочке:
- Вы не дадите, пожалуйста, нам на минутку вашу скакалочку?
- Извините за беспокойство, - добавил тотчас Тошка, - только попробовать.
- Вы не подумайте, мы сейчас же отдадим, - сказал Женя.
Рая дала им свою скакалку - толстый белый шнур с лакированными деревянными ручками на концах. Но она продолжала глядеть в сторону, как будто все это ее не касалось. Тогда мальчики стали изображать, будто они первый раз в жизни прыгают через скакалку. Они топтались на месте, путались в веревке, нарочно падали.
Вскоре Рая стала улыбаться, потом она засмеялась и сказала:
- Не так совсем. Дайте я вам покажу, как надо.
Женя и Тошка как можно быстрее раскрутили скакалочку, так что ее почти не видно стало. Веревка, выгнувшись и мерцая в воздухе, описывала большой прозрачный шар, а Рая, легко вбежав в него, ловко заскакала, ни разу не зацепившись, как белка в колесе. Она прыгала вперед и назад, и обеими ногами сразу, на одной ножке и боком. Свистящая веревка подсекала ее у земли и тотчас проносилась над головой, а она все прыгала, прыгала, прыгала.
Мальчики поняли, что они не ошиблись в своем выборе. На другой день они появились у дверей Раи с букетом георгинов и астр. Затем над двором Камориных появился необыкновенного вида змей. Он был сделан в форме сердца из розовой бумаги и на нем были инициалы Р. и К. Все это Рая должна была видеть, кое о чем разрешалось догадаться. Но не знать! Боже упаси, чтобы она узнала по-настоящему. Если бы она осмелилась спросить, не влюблены ли в нее мальчики, оба побожились бы, что ничего подобного у них и в мыслях нет.
В рассказах и романах мальчиков больше всего поражало бесстыдство героев: как это можно поцеловаться, а потом на другой день встретиться и ничего - посмотреть в глаза и даже поздороваться…
К тому времени выяснилось, что во двор к Рае Камориной слишком часто ходит пятиклассник Бугров Федор, племянник того Бугрова, имя которого было написано на одном буксире. Решено было его немедленно отвадить.
В тот же вечер Тошка подстерег Бугрова на углу Большой Макарьевской. Бугров Федор шел в начищенных ботинках, в белой легкой фуражке и благоухал одеколоном "Ландыш".
- Ты чего это на нашу улицу ходишь? - спросил его Тошка.
- А твое какое дело? - отвечал рослый Бугров, упираясь плечом в плечо Тошки. - Твоя улица?
- Узнаешь чья, когда получишь.
- Чего?
- "Чего, чего"! Села баба на чело да поехала в село и говорит: чаво.
Трах!..
- Ударил, кажется? - спокойно спросил Тошка. - Женька, отойди за ради бога, а то скажет - мы двое на одного… Так, значит, ударил? - спросил он, даже удивившись как будто. - А кого ты ударил, чувствуешь? Пер-Бако это львенок а не ребенок клянусь душой… Карасик, подержи его фуражку, а то еще замараю - белая.
Женя принял на хранение фуражку гимназиста.
- Галах в рогожных штанах! - сказал Федор Бугров.
Через две минуты, когда Тошке надоело уже возить носом по пыли поверженного соперника, он спросил:
- Знаешь теперь, на чьей улице землю ешь?
Гимназист молчал. Тошка еще немного повозил его носом по земле.
- Ну?
- Знаю, - пробормотал побежденный.
- Какая улица?
- Большая Макарьевская.
- Врешь! - сказал Тошка. - Говори: Большая Кандидовская улица. Повтори три раза.
- Большая Кандидовская, - сказал Бугров, - Большая Кандидовская, Большая Кандидовская.
- То-то… Иди. Женька, почисть его сзади.
Большая Кандидовская! Здтрово. Это, пожалуй, еще поинтереснее, чем пароход. Нет, все-таки пароход интереснее: он всюду бывает, во все города заходит, его все видят, а улица - на одном месте.
Но, чтобы твоим именем назвали улицу или пароход, для этого надо было стать или богатым мукомолом вроде Макарьева, Бугрова, или фельдмаршалом вроде Суворова. Первое казалось решительно невозможным, да и звучали эти имена в устах отца-грузчика и папы-доктора одинаково враждебно. Гораздо почетнее, интереснее и легче было, как уверял Женя, стать военным героем. Мальчики решили бежать на войну. Об этом они уже давно подумывали. Все уже было готово: и перочинный ножик, и сухари, и даже старые ефрейторские погоны, которые где-то раздобыл Тошка, выменяв их на книжку "Рейнеке-Лис", которую Женя пожертвовал для этой цели.
Жене очень жалко было расставаться с папой, но Эмилия Андреевна забрала в доме слишком большую власть. Она пыталась помешать дружбе Жени с Тошкой, который, по ее мнению, портил мальчика. А если так, то вот вам!.. Женя решил покинуть отчий дом.
Он предложил написать прощальное письмо Рае Камориной. Антон был против этого - он был менее доверчив, чем Женя.
- Лучше уж с фронта напишем, - говорил Тошка.
- А вдруг нас там сразу убьют, - возражал Женя. - Так она ничего и не узнает.
Они написали письмо:
"Рая! Мы на той неделе убегём (зачеркнуто) убежим на передовые позиции в действующую армию, то есть на войну. Если нас убьют, то помните нас, если останемся живы, то тогда еще увидимся, а мы вас будем помнить до нашей братской могилы. Никому про это не говорите. Разорвите это письмо. До свидания навеки,
Два известных вам друга" .
Раина мама была пациенткой Жениного папы. На другой день доктор вошел в комнату Жени, где в это время мальчики изучали "Путеводитель по государственным железным дорогам Российской империи", папа вошел и закрыл за собой дверь.
- Слушайте, Женя, Антон, - сказал папа, - давайте будем мужчинами. Отвечайте прямо: вы хотели бежать?
Мальчики молчали.
- Ну, - продолжал доктор, - воевать могут только мужчины, давайте будем мужчинами. Собирались вы бежать?
- Откуда вы взяли?.. - начал Тошка.
- Собирались, - сказал Женя, обмирая от стыда и ужаса.
Тошка яростно повернулся к нему…
Тогда папа взял их обоих за руки и повел к себе в кабинет. Там сидел Балабуж - пленный чех с лицом, изглоданным постоянной тоской.
- Скажите им, - попросил доктор.
- Ай, млоды люди! - тихо и уныло сказал Балабуж.
Больные глаза его с красными, припухшими веками заглянули мальчикам словно в сердце.
- Это очень худо дело… Кровь вон, душа вон. Бога нет, человека нет, мертвый есть, - негромко говорил Балабуж.