Голос принадлежал контролеру по внутренней отделке, человеку небольшого росточка, поразительно похожему на Гитлера и давно работавшему на конвейере. Товарищи, конечно, дали ему кличку Адольф, а тот - как звали его на самом деле, Мэтт так и не вспомнил, - словно желая подчеркнуть сходство, даже прикрывал прядью волос один глаз.
- Привет, Адольф! - Мэтт перелез на другую сторону конвейера, осторожно пробравшись между желтой машиной с откидным верхом и серо-зеленым седаном. - Ну, как сегодня кузова - на уровне?
- Бывало и хуже, босс… Помните игры на первенство мира?
- Лучше и не вспоминать.
Игры на первенство мира, как и начало охотничьего сезона в Мичигане, были событиями, которых автомобилестроители страшились больше всего. В эти периоды прогулы достигали апогея - даже мастера и начальники цехов не составляли исключения. Качество резко падало, а когда шли игры на мировое первенство, дело осложнялось еще и тем, что рабочие куда больше внимания уделяли карманным приемникам, чем своей работе. Мэтт Залески помнил, как в 68-м году, во время игр на первенство, которое выиграли "Детройтские тигры", он мрачно признался своей жене Фриде - это было за год до ее смерти: "Я бы не пожелал даже врагу своему купить собранную сегодня машину".
- Во всяком случае, с этим заказным все в порядке. - И Адольф (или как там его звали) на секунду вскочил в серо-зеленый седан и тут же из него выскочил. За седаном шла ярко-оранжевая спортивная машина с белыми сиденьями. - Наверняка для блондинки. Я бы не возражал с ней прокатиться, - хихикнул Адольф из машины.
- Я смотрю, ты и так достаточно катаешься, - крикнул ему Мэтт Залески.
- Ну, а после того, как с ней прокачусь, придется меня оттуда силком вытаскивать. - Контролер выскочил из машины, похлопывая себя по ляжкам и осклабясь: юмор на заводе был весьма примитивным.
Заместитель директора усмехнулся в тон ему, понимая, что рабочему за 8-часовую смену не так уж часто удается с кем-нибудь словом перекинуться.
Адольф тем временем нырнул уже в другую машину. Залески был, конечно, прав, заметив, что контролер достаточно катается, - недаром эту работу поручают людям, уже поднаторевшим на конвейере. Однако платят за нее столько же, сколько и всем, и авторитета это человеку не прибавляет, а свои отрицательные стороны имеет. Если контролер - человек добросовестный и делает замечание по поводу плохо выполненной работы, он вызывает злость у других рабочих, и они уж найдут способ осложнить ему жизнь. Да и мастера тоже косо смотрят на излишне старательного контролера, ревниво относясь ко всему, что входит в сферу их компетенции. На мастеров давит начальство - в том числе и Мэтт Залески, - требуя, чтобы они выдавали положенную продукцию, и мастера склонны - да часто так и поступают - игнорировать замечания контролеров. Мастер обычно бросает классическую фразу: "Да пропусти ты", - и не отвечающая стандартам деталь или машина движется дальше по конвейеру; иной раз ее выловит контроль, отвечающий за качество, а чаще всего - нет.
Залески заметил, что представитель профсоюза и Ньюкерк встали из-за стола.
Он перевел взгляд на конвейер, и внимание его почему-то снова привлек серо-зеленый седан. Он решил перед уходом из цеха повнимательнее обследовать эту машину.
Посмотрев вдоль конвейера, он заметил, что Фрэнк Паркленд стоит неподалеку от своей конторки: по всей вероятности, он решил, что уже сыграл свою роль в разрешении конфликта, и вернулся к работе. "Что ж, - подумал Залески, - наверное, мастер прав, только теперь ему труднее будет поддерживать дисциплину. А черт, у каждого свои проблемы! И пусть Паркленд сам решает свои".
Залески перешел на другую сторону конвейера и увидел, что Ньюкерк и представитель профсоюза идут к нему. Черный рабочий шел не спеша - сейчас он казался еще больше, чем когда сидел за столиком. Лицо у него было широкое, с крупными чертами - под стать всей фигуре; губы растягивала ухмылка.
- Я сообщил брату Ньюкерку об отмене увольнения, которой я добился для него, - сказал Иллас. - Он согласен вернуться на работу при условии, что ему заплатят за простой.
Заместитель директора кивнул: ему не хотелось лишать Илласа лавров, и если он желает небольшое недоразумение превратить в Битву за Перевал - что ж, пусть, Залески не станет возражать.
- Только ухмылку эту я бы попросил убрать, - сказал он резко, обращаясь к Ньюкерку. - Повода для веселья я тут не вижу. - И добавил, обращаясь к Илласу: - Ты ему сказал, что в следующий раз дело обернется для него куда печальнее?
- Он все мне сказал, - заявил Ньюкерк. - Не сомневайтесь, больше такое не случится, если не будет повода.
- Что-то ты больно хорохоришься, - сказал Залески. - Ведь тебя только что чуть не выгнали.
- Откуда вы взяли, что я хорохорюсь, мистер? Возмущен я - вот что! Этого вам - никому из вас - никогда не понять.
- Я могу, черт побери, тоже возмутиться - и крепко, когда на заводе беспорядки, от которых страдает работа! - огрызнулся Залески.
- Нет, так возмутиться, чтоб душу жгло, вы не можете. Чтоб ярость кипела…
- Знаешь, лучше ты меня не доводи. А то худо будет.
Черный рабочий только покачал головой. Для такого большого человека голос и движения у него были удивительно мягкие, только глаза горели ярким серо-зеленым огнем.
- Вы же не черный, откуда вам знать, какая бывает ярость, какое бывает возмущение… С самого рождения в тебе точно миллион булавок сидит, и, когда какой-нибудь белый назовет тебя "сопляком", к этому миллиону еще одна булавка прибавится.
- Ну, ладно, ладно, - вмешался профсоюзный босс. - Мы ведь уже договорились. И нечего начинать все сначала.
- А ты заткнись! - рявкнул на него Ньюкерк. Глаза его с вызовом смотрели на заместителя директора.
А Мэтт Залески, кстати не впервые, подумал: "Неужто наш мир совсем обезумел?" Для таких, как Ньюкерк, да и для миллионов других, включая его собственную дочь Барбару, все, что прежде имело значение, - такие понятия, как власть, порядок, уважение, высокие моральные качества, - все это просто перестало существовать. А наглость, которую он уловил сейчас во взгляде и в тоне Ньюкерка, стала нормой поведения. Да и употребленные Ньюкерком слова - "ярость", "так возмутиться, чтоб душу жгло" - стали расхожими клише наряду с сотнями других выражений вроде: "пропасть между поколениями", "до чертиков взвинченный", "распоясавшийся", "заведенный". Большинства этих словечек Мэтт Залески не понимал, и чем чаще с ними сталкивался, тем меньше хотел понимать.
Все эти новшества, которые превращали Мэтта в человека отсталого и которых он не в состоянии был постичь, принижали его, создавали гнетущее настроение.
Как ни странно, он поставил сейчас на одну доску этого черного великана и свою прелестную двадцатидевятилетнюю высокообразованную дочь Барбару. Будь Барбара здесь, она, не раздумывая, безусловно, стала бы на сторону Ньюкерка, а не отца. Господи, как бы ему хотелось хоть немного быть в чем-то уверенным!
А он вовсе не был уверен, что справился как надо с создавшимся положением, и, хотя было еще раннее утро, вдруг почувствовал, что страшно устал.
- Отправляйся на свое место! - внезапно сказал он Ньюкерку.
Как только Ньюкерк отошел, Иллас сказал:
- Забастовки не будет. Людей уже оповещают, что она отменяется.
- Мне что, надо сказать "спасибо"? - ядовито спросил Залески. - Поблагодарить вас за то, что меня не прикончили?
Профсоюзный босс пожал плечами и направился к выходу.
А Залески вспомнил про заинтриговавший его серо-зеленый седан - машина уже продвинулась далеко вперед по конвейеру. Но он быстро нагнал ее.
Он проверил документацию, в том числе графики сборки, висевшие в картонной папке спереди на облицовке. Как он и ожидал, это оказалась не просто заказная машина, а машина "для приятеля мастера".
Тут уж все было совсем особое. И делалось это скрытно на любом заводе, причем такая машина обходилась по крайней мере в несколько лишних сотен долларов. Мэтт Залески, обладавший способностью откладывать в уме крохи разных сведений и потом соединять их, сразу смекнул, для кого предназначается серо-зеленый седан.
Машину готовили для представителя компании по связи с общественностью. По официальным документам заказана была стандартная машина, почти без "добавок", а седан, как обычно выражались на автомобильном заводе, был ими просто напичкан. Даже при самом поверхностном осмотре Залески обнаружил роскошный руль, многослойные белые шины, изящные колесные диски, светозащитное лобовое стекло, стереофонический магнитофон - ничего этого в спецификации, которую он держал в руке, не значилось. Похоже также, что машину покрывали двойным слоем краски, что, естественно, делало ее более долговечной. Это-то обстоятельство и привлекло внимание Залески.
Объяснение почти наверняка крылось и в некоторых известных Мэтту Залески обстоятельствах. Две недели назад один старший мастер выдавал свою дочь замуж. И этот самый представитель завода по связи с общественностью разрекламировал состоявшееся бракосочетание, поместив фотографии в детройтских и пригородных газетах. Отец невесты был в полном восторге - об этом говорили все на заводе.
Остальное было ясно без слов.
Представитель завода по связи с общественностью без труда заранее узнает, в какой день будет готова его машина. И затем позвонит "приятелю мастера", который устроил, чтобы к серо-зеленому седану отнеслись на конвейере с особым вниманием.