– Почему ты стремишься до всего докапываться, Сара! Я люблю Сэма, потому что он твой. Потому что он не мой. Потому что, когда я смотрю на него, я не вижу ничего от себя. Я вижу в нем только тебя. А я не хочу продолжаться до бесконечности. Я хочу, чтоб бычок на этом и закончил свое существование.
3
– Отличный утренний спорт, – не очень убежденно заметил полковник Дэйнтри, обращаясь к леди Харгривз и топоча ногами, чтобы сбить грязь с сапог, прежде чем войти в дом. – Дичь исправно взлетала.
Остальные гости вылезали за его спиной из машин с наигранной веселостью футболистов, старающихся показать, какое огромное удовольствие они получили от игры, хотя на самом деле замерзли и перепачкались.
– Напитки ждут вас, – сказала леди Харгривз. – Наливайте себе сами. Обед будет подан через десять минут.
Издали донесся звук машины, взбирающейся по парку в гору. В холодном сыром воздухе раздался взрыв смеха, и кто-то воскликнул:
– Вот наконец и Баффи! Прибыл как раз к обеду, конечно.
– А ваш знаменитый мясной пудинг с почками будет? – спросил Дэйнтри. – Я столько о нем наслышан.
– Вы имеете в виду мой пирог. Вы действительно хорошо провели утро, полковник? – Она говорила с легким американским акцентом, тем более приятным, что он был совсем легким, как еле уловимый аромат дорогих духов.
– Фазанов было не так много, – сказал Дэйнтри, – а в остальном все отлично.
– Гарри! – позвала леди Харгривз через плечо. – Дикки! – И потом: – А где Додо? Он не потерялся?
Дэйнтри же никто не называл по имени, так как никто его не знал. И он остро почувствовал свое одиночество, глядя вслед изящной стройной хозяйке, сбежавшей по ступеням, чтобы расцеловать в обе щеки Гарри. Дэйнтри один прошел в столовую, где на буфете уже стояли напитки.
Маленький плотный розовощекий мужчина в твиде, которого, как показалось Дэйнтри, он где-то уже видел, готовил себе сухой мартини. Мужчина был в очках в серебряной оправе, так и блестевших на солнце.
– Смешайте и мне тоже, – попросил Дэйнтри, – если умеете готовить действительно сухой мартини.
– Пропорция десять к одному, – сказал маленький мужчина. – С привкусом пробки, да? Я лично всегда прибавляю отдушку. Вы ведь Дэйнтри? А меня вы не помните. Я – Персивал. Я однажды мерил вам давление.
– О, конечно. Доктор Персивал. Мы ведь с вами работаем, так сказать, в одной фирме?
– Совершенно верно. Шеф пожелал собрать нас в спокойном месте, чтобы не надо было включать эту чепуховину, мешающую подслушиванию. Я, к примеру, никак не могу освоиться с этой штукой, а вы? Жаль вот только, что я не охотник. Умею лишь ловить рыбу. Вы здесь впервые?
– Да. А когда вы приехали?
– Рановато. Около полудня. Я держусь "ягуара". И не умею ездить с меньшей скоростью, чем сто миль.
Дэйнтри оглядел стол. Возле каждого прибора стояла бутылка пива. Он не любил пива, но пиво почему-то считалось наиболее подходящим напитком во время охоты. Возможно, потому, что занятие это отзывает мальчишеством, – недаром в палате лордов подают пиво. Но Дэйнтри не считал охоту мальчишеством. Охота для него была состязанием в мастерстве – вроде состязаний в беге на Королевский кубок, в которых он когда-то участвовал. Посреди стола он увидел небольшие серебряные чаши, в которых лежало его драже. Вчера он был несколько смущен, вручая леди Харгривз чуть ли не целый ящик "Молтизерс": она явно понятия не имела, что это такое и к чему это подают. Он решил, что этот мерзавец Кэсл намеренно одурачил его. И сейчас с радостью увидел, что драже выглядит вполне пристойно в серебряных чашах – не то что в целлофановых мешочках.
– Вы любите пиво? – спросил он Персивала.
– Я люблю любой алкоголь, – ответил Персивал, – кроме "Фернет-Бранка".
Тут в комнату шумно ворвались Баффи и Додо, Гарри и Дикки, и все серебро и весь хрусталь зазвенели весельем. Дэйнтри был рад присутствию Персивала, ибо никто, видимо, не знал и его имени.
К сожалению, за столом их разъединили. Персивал быстро прикончил первую бутылку пива и взялся за вторую. Дэйнтри почувствовал себя преданным, ибо Персивал, казалось, с такою легкостью завязывал отношения с соседями по столу, как если бы они тоже были сотрудниками старушки Фирмы. Он принялся рассказывать что-то про рыбную ловлю, и мужчина по имени Дикки хохотал вовсю. А Дэйнтри сидел между типом, которого, по его мнению, звали Баффи, и тощим пожилым господином с лицом юриста. Господин представился, и фамилия его показалась Дэйнтри знакомой. Он был то ли генеральным прокурором, то ли генеральным стряпчим, его заместителем, – Дэйнтри никак не мог припомнить, кем именно, и эта неопределенность мешала ему вести беседу.
– Бог ты мой! – воскликнул вдруг Баффи. – Да ведь это же "Молтизерс"!
– А вы знаете "Молтизерс"? – спросил Дэйнтри.
– Целую вечность не брал в рот. Всегда покупал в кино, когда был мальчишкой. На редкость вкусное драже. Здесь, конечно, едва ли есть кино.
– Собственно говоря, я привез это драже из Лондона.
– Вы ходите в кино? Я десять лет там не был. Значит, там по-прежнему продают "Молтизерс"?
– Эти штуки можно купить и в магазинах.
– Вот никогда не знал. Где же вы его нашли?
– В "АБК".
– В "АБК"?
Дэйнтри неуверенно повторил информацию, полученную от Кэсла:
– "Аэрейтид Бред Компани".
– Потрясающе! А что подразумевается под "аэрейтид бред"? [буквальное название фирмы – "Компания Воздушный Хлеб"]
– Понятия не имею, – сказал Дэйнтри.
– Выдумывают же нынче. Не удивлюсь, если этот их хлеб разделывают компьютеры, а вы?
Он протянул руку, взял "Молтизерс" и, словно сигару, с хрустом покрутил в пальцах возле уха.
– Баффи! – раздался с другого конца стола голос леди Харгривз. – Не ешьте сладкого до пирога.
– Извините, дорогая. Не мог удержаться. С детства не пробовал. – И, обращаясь к Дэйнтри, заметил: – Удивительная штука, эти компьютеры. Я заплатил однажды пятерку, чтобы эта машина нашла мне жену.
– Вы не женаты? – спросил Дэйнтри, бросив взгляд на золотое кольцо на руке Баффи.
– Нет. А кольцо ношу в порядке самозащиты. Знаете ли, всерьез никогда не думал о женитьбе. Просто люблю новинки. Так вот, тогда заполнил формуляр длиной с вашу руку. Навыки, интересы, профессия, чем располагаете. – Он взял еще одно драже. – Люблю сладости, – заметил он. – Всегда любил.
– И кто-нибудь откликнулся?
– Прислали мне девицу. Девицу! Тридцати пяти лет – не меньше. Надо было угостить ее чаем. А я чай не пью с тех пор, как умерла мама. Я сказал: "Милочка, не возражаете, если мы заменим чай виски? Я знаю здешнего официанта. Он нам потихоньку нальет". Она сказала, что не пьет ничего. Не пьет!
– Компьютер допустил ошибку?
– У нее был диплом по экономике Лондонского университета. Большущие очки. И плоская грудь. Она сказала, что хорошо готовит. А я сказал, что всегда ем у "Уайта".
– И вы больше ее не видели?
– Можно сказать, что не видел: как-то раз, когда я спускался по лестнице из клуба, она помахала мне из автобуса рукой. Неловко получилось! Я был как раз с Дикки. Вот что выходит, оттого что автобусы пускают по Сент-Джеймс-стрит. Никто не может считать себя в безопасности.
После пирога с мясом и почками подали торт, облитый патокой, и большой кусок стилтонского сыра, а сэр Джон Харгривз пустил по кругу портвейн. Гости стали нетерпеливо ерзать, словно отдых, по их мнению, затягивался. Они начали поглядывать в окна на серое небо: через два-три часа свет уйдет. Они быстро, с несколько виноватым видом, выпили портвейн – в самом деле, не ради пустого же удовольствия приехали они сюда, – все, за исключением Персивала, который чувствовал себя абсолютно в своей тарелке. Он рассказывал новую историю про рыбную ловлю и опустошил уже четыре бутылки пива.
Генеральный стряпчий – или то был генеральный прокурор? – сказал весомо:
– Пора двигаться. Солнце садится.
Он приехал сюда явно не для развлечений – только для казни, и Дэйнтри понятно было его нетерпение. Право же, надо было бы Харгривзу подать сигнал к выступлению, но Харгривз клевал носом. После многих лет колониальной службы – а он в свое время был молодым комиссаром района в тогдашнем Береге Слоновой Кости – он научился засыпать при самых неблагоприятных обстоятельствах, даже в окружении ссорящихся вождей, поднимавших куда больший шум, чем Баффи.
– Джон, – окликнула мужа леди Харгривз с другого конца стола, – проснись!
Он раскрыл свои голубые безмятежные глаза и произнес:
– Вздремнул капельку.
Рассказывали, что в молодости, где-то в Ашанти, он нечаянно съел человечины и хоть бы что. Согласно рассказу, он потом сказал губернатору: "Не мог я возмутиться, сэр. Они же оказали мне великую честь, пригласив разделить с ними трапезу".
– Ну-с, Дэйнтри, – сказал Харгривз, – пора, я полагаю, продолжить истребление. – И, выкатившись из-за стола, зевнул и добавил: – Ваш мясной пирог, дорогая, слишком хорош.