- А шум? - сердито спросил Карье. - Он разве кстати? Или вы думаете, его никто не слышал?
В комнате было три стола. Два самых длинных составили вместе и положили на них тело Лафона; Карье объявил, что совет они будут держать за третьим. Для начала они устало развалились в креслах, чтобы отдышаться, как спортсмены в раздевалке. Альбен включил радио. Оттуда по-прежнему лилась фортепьянная музыка, медленная, печальная, скорбная.
- Когда жизнь начинает косить под кино, - заметил Альбен, - то стоит включить радио, и вы получите музыку, как в кино.
- Выключите немедленно, - возмущенно приказал Карье. - Начинаем собрание.
Все трое пересели на стулья. Собрание прошло в ускоренном режиме, с изменениями в программе. Карье пришлось самому, с величайшей неохотой, объяснять Селмеру, в чем состоит его задача. На первый взгляд она показалась Тео весьма расплывчатой, но он поостерегся задавать вопросы, предчувствуя, что они вызовут лишь другие вопросы, а те - следующие, рискуя вылиться в конечном счете в бесконечный поток вопросов, которые могли привести к весьма опасным ответам, а он давно уже понял, что на этом лучше не зацикливаться.
Впрочем, он не слишком вникал в суть речи Карье и в результате вынес из нее только главное: ему снова предстоит путешествие. Что ж, тем лучше, подумал он. Ему с самого приезда в Париж очень не хотелось проводить тут зиму.
14
На следующее утро в темноте зазвонил телефон. Понадобилось несколько секунд для того, чтобы сорокаваттный ночник, стоявший у изголовья, разогнал эту тьму; его чахлый свет выявил край постели и все, что находилось вокруг нее, а именно свалку из книг, газет, скомканной одежды и окурков, а затем и хозяйку постели, вернее, только ее левый профиль и левую руку, снявшую трубку, хотя и этого было вполне достаточно, чтобы признать Веру.
Она собралась сказать "да" или "алло", и ее губы уже сложились для этого нужным образом, но звук никак не шел изо рта, и ей пришлось откашляться, чтобы привести в действие голосовые связки, - так остывший мотор разогревают резким рывком акселератора.
- Да, - прохрипела она наконец.
В трубке зашуршал чересчур громкий мужской голос, он неприятно резал ухо.
- Нет, - ответила Вера, - вы ошиблись.
В трубке снова зашуршал голос.
- Как вы сказали? - переспросила Вера.
На сей раз трубка шуршала довольно долго.
- Да, - сказала Вера, - это тот самый номер, но здесь таких нет.
Последовало новое шуршание, во время которого второй человек, лежавший в кровати и доселе невидимый, спросил, в чем дело.
- Кто-то ошибся, - шепнула Вера. - Спрашивают Блеза, а я говорю, что никакого Блеза тут нет.
- Ну-ка дай мне трубку, - сказал Поль.
- Это Блез? - вопросительно прошуршал голос.
- Да, - ответил Поль, - это я.
- Извините за ранний звонок. Я вас, наверное, разбудил.
Поль взглянул на часы Веры из-за плеча Веры. Они показывали без чего-то четыре ночи.
- Да нет, - сказал он, - то есть рановато, конечно, но это не страшно.
- Дело в том, что вы можете срочно понадобиться.
- Слушайте, Альбен, - сказал Поль, сделав предварительно глубокий вдох, - меня все это уже не касается. Я прошу вас понять наконец, что меня все это уже не касается. Я еще раз объяснил это Тристано, когда последний раз виделся с ним. Я больше с вами не в деле, ясно вам? Просто удивительно: такое впечатление, что я говорю с глухими.
- Да, конечно, - ответил Альбен, - мне все ясно. А знаете, что случилось вчера?
- Нет, - отрезал Поль, - не знаю и знать не хочу. И, пожалуйста, не говорите мне ничего.
- Но я все-таки должен держать вас в курсе.
- Альбен, - воззвал Поль, - на сей раз я вас прощаю, но запомните, что с этой минуты я не желаю быть в курсе чего бы то ни было. Все кончено, мы больше с вами не знакомы. Уразумели?
- Уразумел, - ответил Альбен, - ладно, спите дальше. До скорого.
- Прощайте, - сказал Поль.
Он выдохся вконец. Положив трубку, он выключил лампу и снова уснул. За окном начинало светать, но пока едва заметно; по холодным улицам проезжали редкие машины, пешеходов же и вовсе не было. Стояла угнетающая тишина, тем более угнетающая, что не абсолютная.
Прошло несколько часов. Детишки в соседних квартирах проснулись и тихонько завозились, зашмыгали мимо постелей родителей, которые с тяжкими вздохами продирали глаза. С нетерпением ожидая той минуты, когда можно будет встретиться друг с другом, сбиться в группы или, наоборот, разбежаться, ребятня то и дело нарушала безмолвие своим шушуканьем; по мере наступления зари оно звучало все громче, ширилось вместе с юрким светом, который лез во все дыры, пронизывал занавеси, врывался в подъезды, осаждал шкафы, брал в союзники зеркала и активно завоевывал стратегические - с оптической точки зрения - пункты, до той самой минуты, пока наконец не вспыхнул и не засиял в полную силу, вынудив отцов семейств разлепить набрякшие веки, заморгать, подняться и побрести в уборную, давая таким образом сигнал к началу зимнего воскресного дня.
Прошло еще несколько часов, и наступил полдень. Улицы медленно, с усилием освобождались от ледяной корочки под бледным, неживым солнцем в облачной дымке. Поль все еще спал, и Вера тоже. Но тут позвонили в дверь; Поль встал и открыл. Это был Альбен.
- Мне очень неловко, но он хочет вас видеть.
- Но... я же... - начал было Поль.
- Да-да, я понимаю, - сказал Альбен, - я-то вас очень хорошо понимаю. Но он - другое дело, и он хочет вас видеть. Вы ему нужны.
- Я никуда не пойду, - ответил Поль.
- Слушайте, - сказал Альбен, - вы же не хотите, чтобы я устроил такую же штуку, как в банке Sobranie?
- Ах вы юный шантажист, - воскликнул Поль, собираясь с силами, - да что вы можете знать про банк Sobranie?!
- Не очень-то много, - признался Альбен, - но вполне достаточно, чтобы убедить вас пойти к нему. Ну же, сделайте милость, одевайтесь. Я жду вас в машине.
Наступила пауза, пролетел тихий ангел.
- Ладно, - сдался Поль, - иду. Одну минутку, сейчас оденусь и выйду.
Он вернулся в спальню. Вера так и не проснулась. Она спала, свернувшись клубочком, разметавшиеся волосы скрывали ее лицо. В такой замкнутой позе она казалась недосягаемой; в эту крепость сна Поль мог проникнуть разве что через ее сновидение. "Ладно, черт с ними, выйду", - подумал он, сполоснул руки и лицо и оделся.
"Симка-1000" промчалась по пустынным улицам, почти таким же безлюдным, как и среди ночи. В такой холод люди предпочитали сидеть дома. Солнце еще скрывалось за облаками, но они пропускали сквозь себя его резкий бесстрастный свет, подобный освещению в операционной, и город выглядел в нем четким, как на картинке. Альбен высадил Поля где-то в семнадцатом округе, у входа в сквер.
- Это там, - сказал он. - У меня дела, увидимся позже.
Поль вошел в сквер. Карье сидел на скамье рядом с песочницей, в которой возились закутанные ребятишки; он глядел на подходившего Поля с тем же рассеянным, машинальным вниманием, с каким наблюдали за детьми няньки и мамаши вокруг него, сидевшие в дремотном оцепенении там и сям на соседних лавочках.
- У меня кое-что есть для вас, - сказал Карье.
Поль вяло запротестовал, но его собеседник протянул ему небольшую пластиковую папку для документов, черную и новенькую.
- Здесь все что нужно, прочтете сами. И авиабилеты, и необходимая сумма денег. Так что можете ехать.
- Ехать? - возмущенно спросил Поль. - Что... прямо сейчас?
- Через пару недель. Я вам сообщу, когда именно.
- Слушайте, - начал Поль, - я же не могу...
- Не беспокойтесь, - прервал его Карье, - вы поедете не один. А теперь возвращайтесь к себе и ждите сигнала.
- Я не могу, - повторил Поль, - у меня работа, другая работа, настоящая. И в данный момент я не могу покинуть Париж.
- С теми деньгами, что лежат там, в папке, вам не нужна никакая другая работа. И вообще, зачем вам работать, когда я вам предлагаю такой вид каникул?
- Такой вид... - повторил Поль.
- Да, такой вид, - сказал Карье, - такой прекрасный вид каникул. Кроме того, вы опять встретитесь с Тристано, познакомитесь с Арбогастом; вот увидите, с ними вам будет гораздо интереснее, чем со мной. И заодно погреетесь на солнышке. Разве вы не любите солнце?
- Ничего я не люблю, - буркнул Поль, - от меня вам будут одни неприятности.
- Ну-ну, бросьте. Удачи вам, - сказал Карье.
Он встал и пошел к выходу из сквера. Поль глядел ему вслед. В тот момент когда Карье распахнул зеленую решетчатую калитку, хлынул дождь. "Только этого не хватало", - подумал Поль.
То же самое, минут через двадцать, подумал и Альбен, когда ливень достиг бульвара Османна. В этот момент он сидел в баре, у окна, как раз напротив офиса Хааса, перечитывая вчерашние газеты и позевывая. На донышке его бокала еще осталось немного пива, из которого уже вышли все пузырьки. Альбен попробовал на язык выдохшуюся жидкость, безвкусную и горькую одновременно, спросил себя, не взять ли еще, но отказался от этого намерения и погрузился в чтение некрологов.
Покончив с ними, он совсем уж было перешел к списку защищенных диссертаций, но перед этим бросил взгляд на здание по другую сторону улицы - оттуда как раз выходил Прадон в сопровождении помощника. "Наконец-то", - подумал Альбен. Он пересчитал мелочь, заранее выложенную на стол, и свернул газету, не спуская глаз с секретаря.
Помощник высматривал такси. "Симка-1000" ждала у входа в бар. Альбен встал и неторопливо направился к выходу. В тот миг когда он открывал застекленную дверь, залепленную рекламными переводными картинками, он увидел между двумя наклейками нечто, заставившее его замереть на месте.