Словно не желая проникнуть в области, недоступные непосредственному наблюдению, Орхан Кемаль стремится передать внутреннюю жизнь своих персонажей только через внешние ее проявления - жест, действие и - прежде всего - их собственную речь.
Диалог - основа его рассказов. Здесь, как в драме, он и способ развития сюжета, и средство психологического анализа. Воспроизведение живой разговорной речи народа во всех ее оттенках, а через нее и характеров - сильнейшая сторона его искусства. В диалогах и беседах, которые слышатся по всей стране в грузовиках на дорогах, в рабочих кофейнях, в ночлежках, на хлопковых плантациях, в конторах и городских парках, у деревенских источников и в полицейских участках, яснее всего обнажается для Орхана Кемаля та правда, которую он хочет донести до своего читателя.
Борьба за хлеб, которую каждодневно, ежечасно ведет "маленький человек", тягостна и уныла, она иссушает душу и ум. Но сквозь серые облака обыденности в произведениях Орхана Кемаля то и дело пробивается свет.
Этот свет - дети с их незамутненным естественным чувством справедливости и жизнелюбием. Детям улиц, детям простонародья посвящены, пожалуй, самые проникновенные страницы писателя.
Этот свет - любовь к женщине. Предшественники да и современники Орхана Кемаля часто изображали любовь как напасть, которая в дополнение ко всем бедам навлекает на "маленького человека" новые тяготы и несчастья. У Орхана Кемаля женщина, в особенности трудящаяся, едва ли не единственная опора "маленького человека". Она верна ему, разделяет его горе и его скудные радости, не позволяет опустить руки, спиться, предаться отчаянию.
И наконец - книги, они несут свет знания, рисуют иную, неведомую "маленькому человеку" жизнь. Но "маленький человек" подобен рыбе, живущей в море, ничего не ведая о море. И в книгах он ищет не познания жизни, а забвения ее. Такие книги всегда к его услугам. Лишь изредка в его руки попадают иные.
"… "Мои университеты"… Ах, что это за книга!.. В нем самом есть что-то от Горького. А может, ему так кажется оттого, что ему самому жилось так же тяжело, как Горькому?.."
Кто это говорит? Только ли герой рассказа "О продаже книг"? Или вместе с ним сам Орхан Кемаль?
Именно книги, в особенности Горького и Толстого, впервые зародили в Орхане Кемале сомнения в его собственных представлениях о действительности, послужили толчком к освобождению от иллюзий. Книги же и привели его в тюрьму.
Из произведений турецкой литературы самое сильное впечатление на будущего писателя произвели стихи и поэмы Назыма Хикмета. Они были так необычны, так непохожи на все другие, словно были написаны человеком иных масштабов, иных миров, посвятившим свою жизнь и свое искусство очевидно благородным, но весьма смутным для "маленького человека" целям.
Орхан Кемаль вспоминал: "Как все, я заочно восхищался им и, как все, неизвестно за что был на него зол. И подобно всем, хоть сам того и не понимал, любил его. Огромный, великий поэт…"
Призванный в армию простым солдатом, Орхан Кемаль узнал, что Назым Хикмет осужден на двадцать восемь лет тюрьмы по обвинению в подстрекательстве военных к мятежу. Единственным основанием для такого обвинения послужили книги его стихов, обнаруженные у курсантов и военных моряков, хотя эти книги свободно продавались в любой книжной лавке. Орхан Кемаль возмутился беззаконием, жертвой которого стал великий поэт, и осмелился высказать свое возмущение вслух.
Результат оказался мгновенным и ошеломляющим. Военный трибунал приговорил Орхана Кемаля к пяти годам заключения "за прокоммунистическую пропаганду".
В тюрьме города Бурсы он начал писать стихи и посылать их в стамбульский журнал "Еди гюн". Ничего не зная об авторе, их стали печатать. И когда в конце года редакция объявила анкету среди читателей, то большинством голосов его стихи, печатавшиеся под псевдонимом Рашид Кемали, были признаны лучшими.
"Зимним днем 1940 года, - вспоминал писатель, - я сидел в тюремной канцелярии и корпел над бумагами. Мой начальник, тюремный писарь, просматривал служебную почту.
- Ого, поздравляю! Прибывает твой учитель!
- Какой еще учитель?! Не было у меня никаких учителей.
- Не ломайся, голубчик! Разве Назым Хикмет не может считаться твоим учителем?
Я не поверил. Он протянул мне бумагу.
Мне показалось, что растаял снег, лежавший на листьях лилий в тюремном саду, что я получил амнистию и нет больше предстоящих мне долгих лет заключения.
Я тихо вышел из канцелярии. В тюрьме нас было трое заключенных, писавших стихи и считавших себя поэтами. Но первенство было за мной: я как-никак печатался.
С трудом сдерживая себя, чтобы не побежать, я направился в камеру Неджати. Тот был знаком с Назымом Хикметом по стамбульской тюрьме, рассказывал про него легенды. Говорил, стоит Назыму взять на руки плачущего ребенка, тот моментально затихает. Рассказывал и такое. Заходит, мол, Назым в кофейню в бедном квартале. Подсаживается к первому попавшемуся бродяге, вынимает из кармана деньги - известно, у него денег куры не клюют, - и говорит: "А ну выкладывай все, что у тебя есть!" Тот ошалело вытаскивает несколько монет. "Отчего так мало?" - спрашивает Назым. Бедолага молчит, повесил голову. "Давай, - говорит Назым, - свои деньги сюда!" Перемешает все, свои и его, и делит пополам. "На, держи!.." Неджати столько раз повторял эту историю, что я как-то раз, не утерпев, спросил Назыма, правда ли это. Назым рассердился, а затем серьезно ответил: "Клянусь, никогда в жизни таких глупостей не выкидывал!" Легенда, однако, примечательна: так мы представляли себе социалистов".
Назыма Хикмета и Орхана Кемаля поместили в одной камере. Кто-то проговорился, что Орхан пишет стихи, и поэт попросил их прочесть.
"Откровенно говоря, я был в восторге от своих стихов, - рассказывал Орхан Кемаль. - Писал я, подражая модным поэтам, традиционным размером, в высоком, утонченном стиле, и получалось у меня нисколько не хуже, по крайней мере так мне казалось самому.
Назым закурил трубку и, пуская клубы дыма, проговорил:
- Я вас слушаю.
Не успел я прочесть первое четверостишие, как он меня прервал:
- Ясно, братишка, достаточно. Пожалуйста, следующее.
Я полагался на первое стихотворение больше всего. Но нечего делать, стал читать другое. Прочел первую строфу.
- Скверно!
Кровь бросилась мне в голову. Еще одно стихотворение.
- Отвратительно!
Дальше я читать уже не мог.
- Зачем, брат, все эти словесные выкрутасы, это, простите меня, словоблудие? Вы пишете о том, чего не чувствуете и не знаете. Неужели вы не понимаете, что клевещете на себя, выставляя себя в комическом виде?
Назым продолжал говорить. В его речи мелькали выражения "реализм", "социальный реализм", "искусство и действительность". Но я уже ничего не соображал".
Назым Хикмет разглядел в стихах Орхана Кемаля задатки истинного таланта. Но все, о чем он писал, было написано до него тысячу раз - и лучше него. Поэзия служила ему парусом, который уносил его подальше от земли, наркотиком, помогавшим забыться среди грязи, боли и голода, а не средством познания жизни и переустройства ее.
Назым Хикмет предложил заниматься под его руководством сперва французским языком, потом философией и политэкономией.
"В ответ я только и мог, что мотнуть головой, - вспоминал Орхан Кемаль.
- Даете слово заниматься без устали и лени?
- Даю.
Он протянул мне руку.
- Ну вот и прекрасно".
Изо дня в день три с половиной года проходил "свои тюремные университеты" Орхан Кемаль. Он не только выучил французский язык, он овладел знанием законов общественного развития. И это перевернуло все его представления о жизни и о назначении искусства. Вскоре он сжег тетрадь со своими стихами, которые были его утешением два долгих тюремных года, - он не нуждался больше в утешениях. А через некоторое время написал свой первый рассказ "Рыба", опубликованный в 1940 году газетой "Ени эдебият" ("Новая литература"), которую издавала прогрессивная турецкая писательница Суад Дервиш.
Когда, отбыв свой срок, Орхан Кемаль в 1943 году вышел из тюрьмы, у него была уже готова для печати книга рассказов и вчерне закончен первый роман.
На родине, в Адане, Орхана Кемаля настигло напутственное письмо учителя. "В тебе - великолепные задатки рассказчика, романиста, - писал из бурсской тюрьмы Назым Хикмет. - И нет никаких причин, по которым ты мог бы потерпеть неудачу. Ты храбр. Правда, тебе немного недостает образования, но это можно возместить. Ведь каждый день ты носом к носу сталкиваешься с самой неприкрытой, голой реальностью. И если ты будешь и впредь работать так же много, как сейчас, то в недалеком будущем подаришь турецкому народу и всем народам земли отличные произведения. Я очень верю в тебя".
Назым Хикмет не ошибся. Но прошло еще пять лет упорного труда и лишений, прежде чем нашелся издатель, который решился выпустить книги Орхана Кемаля.
"Самая страшная тюрьма та, которая построена у тебя в голове", - говорил Назым Хикмет. Путь к правде, к пониманию действительности вообще нелегок, а для "маленького человека", да еще в Турции, - тем более. Орхан Кемаль, сам прошедший подобный путь, знал это по опыту. И, выйдя из стен тюрьмы, он своими книгами хочет облегчить этот путь читателю.