- Я преувеличиваю, чтобы заострить, пусть это метафизически звучит даже цинично, - поправила себя Лена. - И я понимаю, конечно, всю опасность, все подводные камни этого.
Ростислав и так такое предчувствовал, и его ответ зазвучал довольно резко:
- Лена, оставим Свет в покое. Так или иначе он связан с Бытием… Лена, я уверен, вы подготовлены умом, в теории… А практика здесь может быть разного плана, но она трудна, требует усилия, и, кроме того, дар к этой практике или дан, или не дан. Если он не дан - ничего не поможет. Я имею в виду не только свой опыт или путь… Мне было дано, и это главное, но в какой-то момент дверь захлопнулась, точно свыше сказали: пока с тебя хватит. Но я получил чудовищную энергию жизни, она сказалась и телесно, и мне пришлось обуздать свое тело. С этим генералом шутки плохи. И я перевел в конце концов свои ключи жизни в поток бессмертия, в поток осознанного чистого бытия - вы понимаете, конечно, о чем я говорю. Но не только. Часть энергии по-прежнему прикована к так называемой жизни и ее продолжению, бесконечному по нашим понятиям продолжению… Двойственность, так сказать…
Затем Ростислав набросал ей картину практики и как проверить, будет ли открыта дверь. И описал также, в какую дьявольскую западню можно попасть, если не обуздывать жажду жизни покоем высшей смерти, которая ведет в глубины Божественного Ничто.
Ростислав улыбнулся.
- Здесь мне помог Друг. Тот самый Дальниев. Он мастер и Бытия, и Смерти, высшей Смерти. Правда, у него, пожалуй, перекос в сторону последней. У меня наоборот. Но он многому меня научил. Без него я вполне мог впасть в такое опьянение, что все демоны попадали бы с веток жизни…
Филипов жутковато-громко расхохотался. Но Лену это не смутило. Она почувствовала, что сама сейчас упадет со стула на пол от прилива дикой радости бытия. Чтоб усмирить себя наркотиком в форме кофе, она отглотнула из чашечки.
Филипов заметил это и брякнул:
- Тише, тише… А то мы тут вместе начнем плясать в экстазе безумной радости жизни.
- Все наши соотечественники должны обладать этим, - сурово сказала Лена, взглянув на окружающих. - Пока многие слишком мелко любят себя, чуть не измеряют это деньгами.
- Нет уж, - вздохнул Ростислав. - До такого слабоумия никто из них не дошел… Вы посмотрите, в них во всех есть что-то от нас двоих, хоть капля.
Потом он нахмурился и сказал:
- Уже из другой оперы: и Бог, и дьявол любят себя бесконечной любовью. Значит, и любовь бывает разная. Вы это прекрасно знаете. Зависит ведь еще от того, какое Я, что именно в себе любить, тут целая палитра красок…
- Достаточно традиционно, - ответила Лена, - но дело не в словах, а в жизни…
В ответ Ростислав вернулся к искусству практики, и Лена ужаснулась, осознав, как все не просто, включая подводные камни. И неизвестно, распахнется ли дверь.
Ростислав опять взглянул на нее и вдруг развел руками:
- А что касается, Лена, вашей жажды узнать, грубо говоря, чем это все кончится… тут уж я практик, а не звездочет. Скажу откровенно: не знаю. Придется нам с вами подождать. Причем такое время, которое неисчислимо, если речь идет о глобальном конце.
Лена рассмеялась.
- Метафизический романтизм, черт побери, - уютно бормотнул Ростислав, допивая кофе.
- А кстати, Лена, хочу вам сказать: через полчаса сюда должен заглянуть некто Царев Всеволод Петрович, из среды непредсказуемых… Вы ведь слышали о них?
- Не только слышала, но и знаю. Мы с Сергеем даже беседовали один раз с самим Небредовым…
- Ну конечно, конечно… Вы же все-таки в эпицентре тайной Москвы… Не возражаете, если он придет? Если против, я перезвоню ему, он тут рядом живет.
- Зачем, зачем же… Хотя один раз мне пришлось содрогнуться от одного такого непредсказуемого.
- Этот немного другой. Он в контроле. И главное: именно он вывел меня на слабый, но все-таки след вашего Стасика… Вы знаете по каналам тайной Москвы эдакого Митю?
Лена вздрогнула.
- Да, да… Один из наших, Данила Лесомин, рассказывал мне о таком.
- Есть предположение, и не только по Цареву, что у этого Мити и пребывает сейчас Стасик…
Лена встрепенулась.
- Я не знаю, где этот Митя живет… А Данила Юрьевич в отъезде, он будет только через неделю…
- Первая ниточка есть, затем появится и другая.
…Царев явился пошатываясь, но трезвым. До ужаса трезвым. Лицо было еще бледней, чем раньше. На Лену это знакомство произвело гнетуще-дикое впечатление. "Но удивительно, - подумала она, - среди этой гнетущей дикости вдруг его лицо озаряется холодной змеиной мудростью…"
Обсудив Лютова и предполагаемого "Митю", решили закончить встречу.
"Еще один иножитель появился у нас в лице Царева", - прошептала Лена, ложась спать.
Глава 14
У Гробнова в Москве умерла племянница, и он приехал из своего Питера ее похоронить. Девочка умерла от чрезмерного кашля.
Свой Институт по исчезновению цивилизаций он оставил на усмотрение своего заместителя - толстоватого, но пугающе веселого человека, Виктора Иваныча Краева.
Краев этот должен был подготовить за время отсутствия Гробнова еще доклад о нескольких вариантах исчезновения существующих ныне цивилизаций и о том, что может ускорить их исчезновение. Доклад был важен не только для института, и его надо было тщательно подготовить - от имени всего института в целом. Свою решающую и основополагающую лепту Гробнов уже давно внес и сейчас рассчитывал застрять на недельку-другую в Москве после похорон несчастной девочки.
Гробнов еще в поезде очень жалел ее и мать ее, свою сестру, почти одновременно думая о том, что, пожалуй, другим и не снилось.
По приезде в Москву он тут же позвонил Алле, интересуясь, как успехи в плане исчезновения мужа - не обнаружен ли он?
Алла ввела его во внезапный транс своим теперешним отношением к мужу.
"Она любит его больше, чем когда он не исчезал. Наверняка так", - озадаченно, но несколько прямолинейно думалось Гробнову.
И на похоронах племянницы навязчиво лезли мысли о Станиславе, о визите Ургуева к нему - по поводу того же Стасика.
"Характер любви Аллы к мужу, какой он есть сейчас, мне внушает много загадочных мыслей. Надо позвонить Краеву и спросить о деталях того уникального случая со старым индейцем, которому и он поражался, из истории Соединенных Штатов, когда белые истребляли эту расу. Ох уж этот мне Стасик", - размышлял Гробнов над могилой племянницы.
- Теперь девочка эта никому не нужна, кроме Бога, - шепнул кто-то около него, прощаясь…
Похоронив племянницу, Гробнов попросился в общество: собрать у Лены двух-трех "метафизических", особенно он возжелал видеть Данилу Юрьевича. Однако Лесомина и так искали из-за "Мити", но он пока не объявлялся: пропал. Один Степан, наоборот, внезапно появившийся, уверял, что Данила в "лесах", бродит-де по тайным местам и медведям и лешим стихи Вергилия читает.
"Все-таки через Ургуева по цепочке на какой-то след вышли", - твердил Гробнов Лене по телефону.
Гробнова три раза Лена пыталась свести с Царевым, но странным образом это не получалось - то перепутали место встречи, то Гробнов вдруг позабыл приехать, точно смыло на время его память.
В конце концов собрались у Лены. Ни Лесомина, ни Царева, поразившего воображение Лены, не было. Зато Ростислав пришел, и кроме него Алла. Сергей возвратился из командировки, возникла и Ксюшенька с Толей. Призрак Стасика не давал никому покоя, казалось, вот-вот, и он внезапно войдет в комнату и скажет: memento mori - помни о смерти. Правда, все присутствующие и так о ней помнили, но все же больше вспоминалось бессмертие.
- До сладострастия даже вспоминается бессмертие, до сладострастия, - прошептала Ксюша на ухо Гробнову.
Гробнов кивнул головой, но добавил тихо:
- Сладострастие надо убрать.
Царева к этому моменту уже успели "ввести в круг". Всех он поражал, но почему - было непонятно. И за столом с Гробновым его стали активно и философически обсуждать. Владимир Петрович только удивлялся, слушая москвичей: где же тогда он, Царев, почему не здесь, почему неуловим для меня?
- Лицо его как книга жизни, - взвизгнула Ксюша, - но потрепанная, изъеденная крысами книга жизни. Сквозь такую книгу, сквозь дыры, просвечивает его подлинный в красоте и в пауках лик, - закончила она истерично. - Я была последнее время на грани каких-то безумных видений, потому и не появлялась особенно, словно жало смерти и жало бессмертия боролись и сплетались во мне, и дух Страха ушел из меня - все обострено, и я чувствую, что Царев жуток, но не несет, по большому счету, Смерть…
Ксюшин экстаз вошел в присутствующих.
- Где Стасик, где Стасик? - бормотала Алла. А Сергей только шептал:
- Убегаю в прошедшие миги,
Закрываю от страха глаза.
На листах холодеющей книги
Золотая девичья коса.
Ксюша подхватила этот шепот:
- Да, да, его лицо - книга живая, холодеющая книга… Страницы шевелятся, как сны Бога, в них тайнопись. Но девичьей косы нет. Нет ни Дамы Смерти, ни Беатриче - только подлинный великий лик, изъеденный крысами.
- Но Боже, ведь он - непредсказуемый, - заговорила Лена, - пусть в контроле. И это видно…
- Непредсказуемость бывает всякая, - мрачно возразил Ростислав.
- Кто он? - вопрос упал из ниоткуда. Наконец Ксюшу успокоили.
- Возвращение мертвого Станислава, изменение прошлого - ввергли ее в метафизическое волнение, - вскрикнула Алла. - Мы с ней скоро будем пророчить наоборот, пророчить о прошлом, чтобы оно преобразилось и обнажило другой свой лик. И все зло обнажится не злом, а божественным…
- Надоела вся суета жизни, вся мелочевка ее, - вдруг вмешался Толя.