- Ш-ш-ш, - громко прошипел он. Он покачивался, но, по-моему, нарочно. - Ничего не случилось. Просто я хочу с тобой поговорить, пока все прочие во Французской Республике крепко спят в своих ореховых кроватках. Лучше времени для разговора не придумаешь, Кит, и я безумно извиняюсь, старина, что тебя разбудил. Ну, как ты?
- Ничего, - произнес я сипло.
Он пришел от Гескленов и выглядел прилично. Он был в твидовом костюме и четко выговаривал слова. Правда, он отчаянно размахивал тросточкой, но, кажется, не был пьян. Во всяком случае, не очень. Как-то странно и сосредоточен и рассеян.
- Я пришел… - Он был веселый и важный, и он отчаянно подыскивал слова. - Я пришел, - сказал он, - дать тебе один очень существенный совет. Так что садись-ка и слушай внимательно. Совет очень существенный. И кроме меня никто тебе его не даст. - Секунду это обещание витало в воздухе, и вдруг он о нем совершенно забыл.
- Какой совет? - спросил я, окончательно просыпаясь.
- Необходимый совет, - отрубил он, но в его усталых глазах отразились только отчаянные потуги вернуть Скотта Фицджеральда с дальнего синего горизонта, куда он неуклонно ускользал. - А? Что я говорил, Кит? Что я говорил?
- Вы хотели дать мне какой-то важный совет.
- Правда?
- Вы так сказали.
- Гм. Гм. Хорошо же. - Скотт ткнул в меня тросточкой и крикнул во все горло:
- Бамм! - Потом: - Ну как, Кит? Здорово я стреляю?
- Ш-ш-ш, - зашипел уже я. - Вы всю гостиницу разбудите.
Скотт, все так же колеблющийся на грани здравости и забытья, вдруг подтянулся и громко зашептал:
- Верно, старина. Я терпеть не могу, когда плюют на других. Еще моя мама говорила: это признак уроженца Чикаго.
- Вы бы сели, - сказал я.
- Нет, нет, - проворчал он. - Я пойду. Я тут больше ни минуты не останусь. Я пришел только тебе сказать, что с Эрнестом я провалился. И ты это знаешь. И Эрнест знает, и ты знаешь, и Зельда, и Джеральд Мерфи знает, и Сара, и Хедли. Вот и все, что я хотел тебе сказать, старина.
Мне оставалось одно - тщательно взвешивать свои вопросы.
- И что вы собираетесь делать дальше? - спросил я.
- Делать? - взорвался он. - Почему я обязан что-то делать?
Тут я смутился и довольно глупо брякнул:
- Значит, вы считаете - это все?
- Откуда я знаю? Хемингуэй продал нас с потрохами, верно? Он предатель, верно? И ты спрашиваешь меня, что я собираюсь делать дальше? Ты бы лучше его спросил! - Скотт закрыл глаза, отгоняя какой-то неприятный образ, а когда он снова их открыл, он уже критически меня разглядывал, будто недоумевая, откуда я взялся. Потом он снова заговорил, с усилием, с удивлением: - Кит, но почему он уехал? Что его отпугнуло?
- Не знаю.
Скотт вдруг схватился за простыню, ужасно закашлялся (я тогда еще не знал, что у него туберкулез), потом он вздохнул, и снова на него напал ужасный, неодолимый кашель. Лицо сразу стало бледное, больное. Он мучительно ловил какую-то мысль.
- Что, по-твоему, хуже дезертирства? - сказал он. - Кит! - сказал он. Потом встал и вдруг накинулся на меня: - И зачем ты мне задаешь идиотские вопросы?
- Никаких я вам не задаю вопросов, - отрезал я. - Просто я хотел узнать, что вы намерены делать.
- А, ну тогда ничего, - выдавил он. - Но когда-нибудь, - пригрозил он устало, - когда-нибудь Эрнест еще напишет мне ужасное, жалостное письмо, знаешь какое?
Я покачал головой.
- Он напишет: "Скотт, миленький, я умираю! Я медленно умираю жертвой самозаклания, и ради бога приди и спаси меня".
Он ужасно тяжело дышал, и я снова стал уговаривать его, чтоб он сел.
- Хоть на минуточку, - просил я. Я боялся, что ему вот-вот станет дурно.
Он присел на кровать и еще раз с усилием выбрался из той тьмы, в которую он теперь то и дело так надолго погружался.
- Да, еще вспомнил! - И вдруг он перешел к своей манере рассерженного учителя. - Я пришел тебя предупредить, чтобы ты бросил свои английские штучки. Они ужасны! Отвратительны! И надо покончить с ними, старина, пока не поздно. От таких вещей лучше вовремя избавляться. Не бери пример с Эрнеста. В один прекрасный день Эрнест надолго замолчит, и вот тогда он и напишет мне то жуткое письмо…
Он встал и пошел к двери, подняв трость, как волшебную палочку. Я увидел, как он сдерживает кашель, давится кашлем. Снова я испугался, что ему вот-вот станет дурно. Но он вдруг вернулся.
- И еще одно! - выдавил он, одолевая кашель. - Напомню тебе слова Лоуэлла, обращенные к Спенсеру. Знаешь, что он ему сказал?
- Не знаю.
- Он сказал: нельзя позволять гению уничтожать собственный гений. Вот вы все думаете, я сдался Эрнесту. Да? Ни черта! Он у меня еще попляшет.
Опять он пошел к двери, и опять он вернулся и опросил, думал ли я о том, что было бы с ним и с Эрнестом, если бы Бо не погибла.
- Задавался ты таким вопросом?
- Я только об этом все время и думаю, - сказал я.
- Так вот я тебе скажу, что было бы, - сказал он. - Эрнест никуда бы не уехал. И я бы выиграл все - но Бо мы оставим в стороне.
- То есть как?
- Я в лесу тебя предупредил насчет Бо, верно? А ты на это наплевал, верно?
- Ничего подобного. Я сразу вернулся вместе с вами.
- Но ты не знаешь, что с ней было, верно?
- О чем вы, не понимаю, - я не желал ему подыгрывать, раз речь зашла о Бо.
- Ладно, - сказал он таинственно. - Пусть тайна умрет вместе с ней. К тому же, если б так дальше пошло, она бы с Эрнестом намаялась.
- Да что такое? Что у них случилось?
- А ты-то сам как думаешь?
- Не знаю. Думаете, она хотела с ним связаться?
- Господи, конечно нет. С чего ты взял? - сказал Скотт. - Может, старина Эрни на нее и рассчитывал, да только мало ли кто чего хочет. - Тут он расхохотался и снова отступил к двери, взялся за ручку, застыл. Но на сей раз переступил порог. - Бедная Бо, - сказал он грустно. - Она переживала пору равноденствия, которую знают только женщины. Еще бы немного - и сменился бы сезон. Но не для Эрнеста. Никогда. - Он еще потоптался, покашлял, он чуть не валился с ног от изнеможения. - И ведь какой ужас, Кит, какой ужас. Правда?
- Да.
- Ну, спокойной ночи, старина. - И он ушел.
- Спокойной ночи, Скотт, - сказал я, и я встал и прикрыл дверь, потому что он оставил ее открытой.
Глава 13
На другой день, или, верней, уже наутро, мы расстались. Скотт и Зельда за завтраком ели croissant'ы, а мне казалось, что они жуют эпитафии по нашей исчезнувшей девочке. Меня они, правда, окружили вниманием и заботой. Кит такой, Кит эдакий, Кит миленький, Кит-старина; а я-то знал, что никогда больше их не увижу. Я уже стал для них горьким воспоминанием.
Они отправлялись в Руан на "изотте", а меня оставляли в Фужере, пока я как следует не поправлюсь. Я беспокоился насчет уплаты за больницу, но Джеральд Мерфи уже оплатил счет, он говорил, что это пойдет из состояния Бо, которым он должен будет распорядиться. Он и за гостиницу заплатил, и вручил мне вдобавок билет до Лондона, хотя билет у меня уже был, мне его еще раньше прислали из Парижа. Так что отношения, в общем, закрепились, и я спросил Джеральда Мерфи, можно ли мне будет доехать с ними до Фужерского леса, если это им по дороге в Руан.
- Разумеется, отчего бы нет? - отвечал он в своей старомодной манере. - Но как вы обратно доберетесь? Это километров пять, а вы еще не окрепли.
- Я проголосую, - сказал я. - Не беспокойтесь.
Скотт мне объяснял, что у Джеральда Мерфи принцип - не задавать лишних вопросов.
- Хорошо, - сказал он. - Мы едем через полчаса, если Скотт справится с замком на своем сумасшедшем чемодане.
Я чистил зубы у себя в номере, когда Сара Мерфи постучалась и спросила:
- Кит, можно мне на минуточку?
- Пожалуйста, - сказал я, натягивая пиджак.
Сара подошла прямо ко мне и вложила голубой шелковый платок мне в кармашек.
- Все не могла найти такого цвета, - сказала она. - Только сегодня утром попался.
Сара вечно смущала меня, я сказал, что мне страшно неудобно, но мне нечем ее отдарить.
- Вы уже нас осыпали дарами, - сказала она. - Вы с Бо так радовали нас. В общем-то, я пришла кое-что рассказать насчет Бо. Сядем-ка на минутку.
- Они там ждут внизу, - сказал я.
- Подождут, - сказала она, села на незастланную постель и рассказала мне почти все, что я теперь знаю про Бо. Она не ответила на мои немые вопросы, даже на половину их она не ответила; но я хоть немного понял, кто такая Бо.