- Кит, миленький, ты не сердись, у нас еще столько времени впереди. И я хочу тебе все рассказать по порядку, как следует, чтоб ты не пугался, не удивлялся и не думал, что я на тебя давлю. Вот и все.
- Ладно уж, - сказал я ласково. Я видел, какое серьезное у нее лицо, и понял, что она правда хочет мне сказать что-то очень важное.
- Ну, ты все съел?.. Тогда пошли, - сказала она.
- Куда это? - спросил я вставая.
- Я хочу спасти бедненькую шляпу Скотта.
- Господи, зачем?
- А зачем мы ее там бросили? Это безобразие. Несправедливо.
- Да как ты до лесу-то доберешься? - спросил я, выходя следом за нею на улицу. - Дотуда миль шесть-семь переть.
- На "фиате", конечно. Ты можешь править?
- Править-то я могу, - сказал я. - Но вдруг Скотт будет недоволен?
- Чем?
- Ну, что мы машину взяли.
- Но машина моя, Кит.
- "Фиат"?
- Ну да. А ты не знал?
- Не знал. Скотт говорил, это машина племянницы Джеральда Мерфи. Да, кажется, так он говорил - племянницы.
- А это я.
- Джеральд Мерфи - твой дядя?
- Нет. Не в полном смысле. То есть у меня сотни таких дядь. В общем, Сара - знакомая моей мамы.
Я стоял на тротуаре, задавал Бо множество вопросов, а она делалась все непонятней, так что впору просто спросить, кто она и откуда.
- тебя все на лице написано. - Теперь она подтрунивала надо мной. - Ну чего ты удивляешься? Мог бы догадаться. Так что давай, будешь править.
- Ой нет, - сказал я. - Это твоя машина…
- Не дури.
- Вдруг я ее разобью. - Я вспомнил свои неудачные опыты. К тому же я не сомневался, что Бо правит в сто раз лучше меня.
- Ладно, - сказала она. - Жалко. Но раз тебе не хочется…
Я затряс головой, мы сели в машину. Руль радостно подался под руками у Бо. Все ладилось, к чему только ни прикасались эти пальцы, и ладони, и запястья, эти руки и ноги. "Фиат" взял с места не кашлянув, и мы свернули в улочку и покатили мимо витрин, как на самокате.
- Осторожней! - не выдержал я. Мощный грузовик вынырнул впереди из переулка, а Бо его не заметила.
- Ненавижу эти серые грузовики, - оказала она. Она катила по людным улицам, как по пустыне. Мне вдруг захотелось зажмуриться. Мы выехали на площадь, и тут я окончательно понял, что Бо не умеет править. Все движения у нее были точные, но замечала она только то, что под носом. Водить машину - это не часы чинить. Бо не замечала ни людей, ни велосипедов, ни собак, ни кошек.
- Смотри! - Женщина переходила дорогу в пятидесяти метрах от нас, и мне снова пришлось орать. - Смотри же, Бо!
- Знаю! - крикнула она. - Французы дико неосторожны, правда?
Я ухватился за щиток одной рукой, за дверцу - другой, и я почувствовал облегчение, лишь когда мы выехали на пустую сельскую дорогу, которая шла в гору, в Фужерский лес, и привела нас к поляне, где мы оставили на палке шляпу Скотта.
- Ой, она еще тут, - обрадовалась Бо, выходя из машины.
Мне в дороге свело челюсть, и теперь я не сразу обрел дар речи.
- А ты как думала? - сказал я. - Что один из них прокрадется сюда ночью и ее стащит?
- Не напускай на себя цинизм, - ответила она. - Наивный и обиженный ты куда милей. Правда, ты тогда мне гораздо больше нравишься.
Нет, я окончательно понял, что ничего не могу с нею поделать. Я беспомощно и жадно глядел, как она осматривает бедную шляпу, расправляет вмятину, вертит "Федору" в руках, дышит на нее, пытаясь восстановить былое совершенство.
- Она вся промокла. А что ты с брюками-то сделал? Они ведь у тебя тоже все промокли и на заду разодрались…
- Я их выбросил, - оказал я. - А тебе советую выбросить шляпу. Вряд ли Скотт такую наденет.
- А ты скажи Эрнесту и Скотту про свои брюки, пускай они тебе новые покупают.
- Обойдусь, - выдавил я.
Бо засмеялась. Как всегда, моя гордость подвела меня и вогнала в краску. Но я так сгорал от любви к Бо, что уж не до того было, краснеешь или не краснеешь. Я все время злился, страдал, томился и радовался. Правда, я старался перебороть себя, и страх, и застенчивость, но у меня все было на лице написано.
- Вот бы мне быть как ты, - сказала она. - У тебя все чувства наружу. Я люблю, когда ты краснеешь.
Она стояла совсем рядом, почти прикасалась ко мне грудью. И тут я положил ладонь ей на лицо. Она отстранила мою руку и крепко ее сжала.
- А я и не краснею, - сказал я. - Просто у меня температура.
Она не слушала, моя попытка сострить провалилась. Бо спросила, что думаю я про Хемингуэя и Скотта.
- Останутся они друзьями, а? То есть настоящими друзьями?
- А что? - сказал я. - Пока они ведь еще держатся.
- Но ты разве не чувствуешь? Они оба старются измениться, чтото из себя сделать новое, а у них не выходит.
- Скотт, может, и старается, - сказал я. - И думает, что Хемингуэй старается тоже.
- Нет, правда, я вот еще хотела тебя спросить, - она все не отпускала, а крепко держала мою руку, будто я собирался ее вырвать. - Думаешь, оба и есть то, за что себя выдают? Они ведь ужасно оба запутались. Правда же?
- Они тут ничего не могут поделать. Они вечно друг друга злят. И кажется, им того и надо.
Мы кружили вокруг "фиата", будто прогуливались по фойе оперы, и Бо все не отпускала мою руку.
- Им помощь очень нужна, вот что я поняла, - сказала Бо. - То есть она им обоим нужна.
Меня кольнула ревность.
- Какая помощь? - насторожился я.
- Ну… - Тут Бо явно собиралась мне что-то объяснить, но вдруг передумала и спросила, какого я мнения, в частности, о Скотте. - Мне надо знать, во что Скотт действительно верит, а, Кит?
В то время часто задавали этот вопрос. Он тогда был в ходу, как и еще другой вопрос - "что у него за душой?". В общем, ответ требовался серьезный.
- По-моему, Скотт во все на свете верит, - рискнул я.
Бо сжала мою руку.
- Ой, верно, - сказала она. - Потому-то он так легко обижается, и потому-то он пьет. Ему необходимо во что-то верить, иначе он погибнет.
- И Хемингуэй такой же, - сказал я. - Просто он это лучше умеет скрывать.
- Господи, я и сама знаю, Кит. И во время этих их жутких перепалок он ведь из кожи лезет вон, чтобы только себя не выдать. И вся его жестокость отсюда, ему либо убивать, либо себя убить, а как жалко, ведь на самом деле он совершенно не такой.
Наверное, теперь мне следовало бы посмеяться над тем, как Бо (восемнадцати лет и двух месяцев от роду) и я (девятнадцати лет и двух месяцев) судили о них как о равных. И все же мы были правы. А Бо, кажется, совсем уже подошла к тому, что собиралась мне выложить.
Она примолкла, и мы побрели дальше.
- Смешно, - вдруг сказала она. - Каждый из них настоящий мужчина, но у них все по-разному. И кто же из них прав, а, Кит?
- Но что у тебя на уме, не пойму, - сказал я.
- Сама пока не знаю. То есть не совсем знаю, - и тут она остановилась. - Понимаешь, мне надо менять мою жизнь. И тебе, по-моему, тоже. И Скотт с Хемингуэем тоже стараются изменить свою жизнь. И у всех у нас разные причины. И удивительно, как это мы вдруг встретились.
И ведь снова Бо была права, все мы на что-то решались, к чему-то готовились, что-то важное творилось у каждого в душе. Каждый собирался бросить вызов богам.
- Пошли, - сказала она. - На меня давит это место. Здесь я ничего тебе больше не расскажу. И вдобавок есть хочется. Надо еще раз позавтракать.
Мне не хотелось отпускать ее руку. Я цеплялся за Бо, пока мог, а в ней, по-моему, боролись противоречивые чувства, когда мы на миг застыли в нежной зеленой дымке, как пар от дыхания, висевшей над остатками нашего брошенного пикника.
- Ну, поехали, - сказала она.
Я выпустил ее руку. Мне и подумать было страшно о том, как Бо снова меня повезет, но я сразу сел не за руль, а рядом. Бо оценила мой жест, прижалась ко мне щекой, носом, ухом, засмеялась, потом включила мотор и немного обождала. Потом проговорила:
- Наверно, мне надо набраться храбрости, раз уж я решилась, Кит. Да и тебе, наверно, тоже.
Господи, ну что она хотела этим сказать? В какую еще загадку меня втягивала? О ком думала? Обо мне? О Скотте? О Хемингуэе? Или просто-напросто о себе? Одно я знал твердо - в любом случае ответ я получу не раньше, чем она займется раскатыванием croissant'oв, а потому я захлопнул дверцу, схватился за щиток, и Бо повела "фиат" в сторону шоссе.
Даже сегодня, стоит мне только закрыть глаза, меня обдает болью той секунды, когда Бо повернулась ко мне - что-то сказать, выехала на шоссе и врезалась в грузовик, который вез строительные материалы. На нас рухнули полы, крыши, стены, перила, столы, полки, брусья. Нас раскололо надвое, и хоть я не видел, как именно ее убило, я все сразу почуял нутром. Прежде чем ударило меня самого, я успел понять, что серый грузовик уничтожил Бо и просто ее больше нет на свете.