Петушок начинал надоедать Кратову. Капитан легонько, так, чтобы этого не заметили иностранцы, подтолкнул его к машине. С таким расчетом подтолкнул, чтобы тот проехался задницей по грязной боковине. Он и проехался. Капитан даже засмеялся от удовольствия. Ай как нехорошо, гражданин! Такой пьяный и такой грязный!
- Капитан, - ледяным голосом вдруг произнес Барский. - Даю тебе десять минут. Свяжись с Егоровым и сообщи о моем задержании. После того, что Егоров тебе скажет, извинишься передо мной по всей форме. Не уложишься в десять минут, пеняй на себя.
- Почему Егоров? - сразу заволновался Кратов. - Это не наше ведомство.
Тем не менее проворно нырнул в машину, переговорил по рации и вернулся красный и злой. Барский стоял неподвижно и грозно, как Командор.
- Накладочка вышла, - процедил Кратов, - не предупредили. Виноват.
- В чем? - с ленцой в голосе спросил Барский.
- В том, что был с вами груб.
- Дайте мне ваш носовой платок.
Кратов с недовольным лицом протянул Барскому свежий носовой платок, утром выглаженный супругой. Лев Сергеевич тщательно вытер грязь с шортов, скомкал платок и небрежно сунул капитану в карман.
- Благодарю, - царственно сказал он. - Кстати, голубчик, - голос Льва Сергеевича понизился до шепота, - надеюсь, тебе сказали, что меня встречает сам… (он что-то шепнул Кратову на ухо). Нет?! Безобразие! По правде говоря, капитан, в нашем ведомстве бардака не меньше, чем в твоем.
Обращение на "ты" понравилось Кратову. "Ничего мужик, - подумал он. - Козел, конечно, как все гэбэшники. Но этот - ничего".
- Еще раз связаться с Егоровым? - дружеским тоном спросил он.
- С ума спятил? У Егорова могут быть свои планы. Но думаю, подстраховаться нелишне. Пусть твои орлы и ты лично - слышишь, лично! - сядут вдоль дороги, где потемнее, в кусточках. Там мокро, неприятно, я понимаю. Но что делать? Такая у нас с тобой служба, офицер.
Кратов с тоскливой ненавистью смотрел в сторону.
Наблюдая сцену у самолета, Половинкин решил было, что Барского встречает важная персона. Вместо этого из старенького "жигуля" вылез пожилой мужчина с приветливым лицом, одетый в кожаную потертую куртку. Он обнялся и трижды поцеловался с Барским.
- Узнаю Петровича! - смеялся Лев Сергеевич. - Ни на секунду не оставит своего железного Росинанта.
- Так ведь распотрошат, Левочка! - оправдывался Петрович. - Все снимут: фары, стекла, бампер, колеса…
- Стоп! - взмолился Барский. - Знакомьтесь. Джон Половинкин - русский американец. Прилетел в Россию учить нас уму-разуму. А это мой добрый сосед и автомобильный гений Семен Петрович.
- Корчмарев, - прибавил мужчина и протянул руку.
Половинкин проснулся оттого, что льющиеся через окно солнечные лучи нажгли ему щеку. Он потянулся, но не спешил открывать глаза. Так он просыпался в Питсбурге - от нежного солнечного ожога на щеке, бесконечно потягиваясь, но не открывая глаз, пока отец Браун с Долли (просто Долли, как Джон называл свою приемную мать) не войдут в комнату, не коснутся прохладными губами горячей щеки и не скажут в один голос:
- Happy morning, darling!
Это была их игра. Джон должен был вслепую сказать, чей поцелуй был первым. Если он угадывал, они хлопали в ладоши. Это предвещало удачный день.
В квартире было тихо и пусто. На кухне Джон нашел клочок бумаги:
"Милый Джонушка! Меня срочно вызвали в институт. Вздумаете прогуляться по Москве, обратитесь к Корчмареву, он живет в квартире напротив. Никто лучше него не знает Москвы. Все в квартире в вашем распоряжении. Еда и водка в холодильнике. Барский".
От слова "водка" Джона едва не стошнило. Он попытался вспомнить вчерашний день и поклялся себе больше никогда не пить. Однако настроение было испорчено.
В коридоре послышался шум. Дверь открыли ключом. В квартиру вошла неестественно красивая женщина в черном деловом костюме. Не обращая внимания на смущенного Джона, она сердитым жестом пригласила в квартиру двух хмурых, с похмельными лицами рабочих в синих халатах. Те прошли в кабинет и вынесли буфет старинной работы.
- Но Льва Сергеевича нет дома, - с тревогой сказал Джон.
На этот раз он удостоился взгляда.
- Я знала, - язвительно произнесла она, - что это животное водит сюда своих учениц, грязных шлюх, но раньше не замечала интереса к толстым смазливым мальчикам. - Выносите! - коротко приказала рабочим женщина и посмотрела на Джона так, что он понял: прикончит, если он вздумает ей помешать.
Вернувшись в кабинет, Джон послонялся из угла в угол, рассеянно полистал раскрытую на столе книгу. В глаза бросились слова: "… лишним в этой чужой взрослой игре". Что-то знакомое… Ах да! Он подошел к окну. Солнца не было и в помине. Из-за мутного стекла на него нагло наваливалось серое отвратительное утро, похожее на рабочих, что выносили буфет. На душе стало муторно. Джон открыл окно, и его оглушил рев машин, еле ползущих в пробке, изрыгавших сиреневый зловонный дым, который смешивался с низкой небесной хмарью. По широким тротуарам пешеходы двигались быстрее автомобилей, не шли, а бежали, машинально расходясь со встречными и не замечая их. У Джона закружилась голова.
"Лишним. В этой. Чужой. Взрослой. Игре".
Телефон надрывно зазвенел в коридоре.
- Hallo! - ответил он по-английски и сразу понял, как это глупо звучит. Трубка долго молчала, словно звонивший обдумывал приветствие.
- John Polovinkin? - наконец отозвался он. - Glad to hear you! Welcome to your Motherland!
- Кого вам нужно? - строго спросил Джон.
Голос звонившего тоже сделался строгим.
- Вы, очевидно, забыли, дорогуша, о цели своего приезда. Не слишком ли быстро вы свыклись с русской средой? Хамите по телефону незнакомым людям… Мне иначе обрисовали вас братья из Нью-Йорка. Говорит Родион Вирский, представитель братства Одиноких Сердец в России. Но здесь мы официально называемся "Голуби Ноя". И снова - здравствуйте.
- Здравствуйте, - машинально ответил Джон. - Как вы меня нашли?
- Вы не только невежливы, мой молодой брат, вы еще и неосмотрительны. Только что вы подтвердили факт существования нашего тайного общества незнакомому человеку, не дождавшись пароля.
Джон покраснел.
- Мы одиноки во Вселенной, брат, - строго произнес Вирский условную фразу. - И потому я жду вас на огонек в наше уютное голубиное гнездышко. Это на Пятницкой улице. Купите в гостинице "Россия" карту и прогуляйтесь ко мне пешком.
- Гостиница "Россия"? Но я…
- Знаю, вы в квартире Льва Сергеевича Барского, с которым познакомились в самолете, - с раздражением оборвал его Вирский. - И поступили очень опрометчиво. Не представляю, что вы наболтали ему в пьяном виде. Надеюсь, были настолько пьяны, что из ваших слов нельзя было ничего понять. Все же если я позвоню в Нью-Йорк и сообщу Верховному Совету…
- Не надо!
- Слушайте внимательно, юноша! Отныне ни шага, ни слова, ни одного знакомства без моего разрешения! Вы немедленно, как говорят в этой стране, собираете манатки и отправляетесь в гостиницу "Россия", северное крыло. Там для вас забронирован номер. В восемь часов вечера вы займете столик в шашлычной на Пятницкой улице. Там обычно собираются глухонемые, вы узнаете их по характерным жестам. Один из них через полчаса подойдет к вам и произнесет пароль нормальным человеческим голосом. Вы расплатитесь за кофе (кстати, здесь не принято давать чаевые), и глухонемой проводит вас дальше. Надеюсь, вы записали это в своей голове, а не на бумажке?
"Какие сложности!" - подумал Джон.
Голос в трубке заметно потеплел.
- Ну, не ёжьтесь, мой мальчик! Перечтите Ветхий Завет, Книгу Ионы. И представьте, что он - это вы. Только вас проглотил не кит, а огромная страна. Вам сыро, холодно, неприятно в ее чреве. Но скоро в этой стране наступят большие перемены. И вы сыграете в этом существенную роль.
Трубка противненько захихикала.
- До встречи, избранничек! - гаденько сказала она.
Глава восьмая
Ненастье
Ни разу со времен денежной реформы и первого полета человека в космос жители старинного городка Малютова не были так потрясены и оскорблены в своих гражданских и человеческих чувствах, как холодным осенним утром 1977 года, когда…
Но - по порядку.
Накануне ночью разбушевалось последнее предзимнее ненастье. Деревянные избы на главной улице противно заскрипели от шквалистого ветра, напугав не только обывателей, но и их сожителей - рыжих тараканов. Под утро ветер стих и на город спустилось нечто вроде тьмы египетской. На Покров ждали снега, но снег не пошел, зато просыпался ледяной колючий дождь, исхлеставший ржавое железо крыш и речку Сестрицу, предательски покинутую своими стражами - белыми гусями. Затем непогода нехотя ушла на восток, и ненадолго усмехнулся ехидный рот молодого месяца.
В мире стало пустынно и холодно. Вода в реке успокоилась, однако спускавшаяся к Сестрице пожилая дурочка Зина уверяла, что вода в реке стонет и поэтому надо ждать больших несчастий. Дурочке не поверили. Каркала она и прежде, и всегда впустую, за что и была неоднократно бита заведующей универмагом, могучей суеверной бабой, о которой поговаривали, будто наворовала она столько, что ОБХСС не трогает ее из чистого профессионального любопытства: жалко раньше времени срывать такой великолепный, но еще не созревший плод. Зинке не верили до поры…