26
Мы продолжаем молчать. В гостиницу никто не уходит. Владислав Николаевич ревнует Татьяну к марсианину, а тому без шинели в конце зимы совсем не жарко, но и он не уходит. Мотаю на ус: появился третий претендент в женихи.
– Идите в гостиницу, – советую я ему. – А я еще подышу воздухом.
Нет, не уходит… Похоже, он меня телохраняет. Они в самом деле что-то задумали.
А вот и наши подъезжают, израненные, но победоносные!
Впереди пожарная машина тащит на буксире наш искалеченный, но полный рыбы автобус. За ними в автобусе Центрального телевидения везут моих натерпевшихся страху сотрудников, а кавалькаду замыкает "скорая помощь". Милицейский "жигуленок" и Олин "Запорожец" пожарники, наверно, спихнули с дороги, и там, на обочине, они еще долго будут устрашать своим видом путников и странников.
В общем, зрелище.
Очередь за валенками обернулась и разглядывает загадку: без окон, без дверей, переполнен карасей. Свежую рыбу привезли. Значит, сегодня вечером все Кузьминки пропахнут жареной рыбой. Из окна ресторана выглядывают жующие вертолетчики. В дверях гостиницы появляется Татьяна с моим паспортом… Если я промедлю, то за меня сейчас возьмутся – запрут в гостинице и начнут лечить. Внимание Космонавта отвлечено, он не ожидает от меня подвоха.
– Слушай, Владик… – я дергаю за рукав Владислава Николаевича, который гипнотизирует вторую сосульку. – Ты с этими фокусами поосторожней. Лучше скажи, нас чаем напоят в твоем Доме ученых?
– Во-первых, это ваш Дом ученых, – Владислав Николаевич с трудом отводит взгляд и размышляет. – Во-вторых, пусть попробуют не напоить!
– Тогда, в-третьих, поехали! А этих – к черту!
Я подталкиваю Владислава Николаевича к "ЗИМу", мы быстренько садимся, Павлик трогает и проезжает мимо растерявшихся Татьяны и марсианина. А пусть не зевают! Ехать тут недолго, минут десять, прямо вверх по Академическому спуску. Обойдемся без телохранителей.
– Юрий Васильевич, вы из чего чай собираетесь пить? – продолжает чайную тему Владислав Николаевич.
– Да хоть из кружки.
– А где же ваш третий подстаканник?
– Пропал. Давно. Еще до запуска первого спутника.
– Или украли, – вздыхает Владислав Николаевич. – Жаль, серебряный все-таки.
– Точно, украли! – со злостью вмешивается Павлик. У него задумчивый вид. Ему хочется выговорить свои дорожные впечатления, но ураганы и смерчи как-то не входили раньше в круг его непосредственных интересов, и он не знает, как к этой теме подступиться. Зато воровство серебряных подстаканников Павлику предельно понятно.
– Такой подстаканник потянул бы сейчас рублей на триста… Да за такие штуки надо морду бить!
– Согласен, – кивает Владислав Николаевич. – Это я украл подстаканник. На счастье. Еще тогда, в клинике… От злости, что вас выписали раньше меня.
– Тогда это называется не "украли", а "одолжили", – делает поправку Павлик. – "На счастье" – это совсем другое дело.
– А ты мне грехи не отпускай. Украл – значит, украл.
– А помогло? – интересуюсь я, разглядывая почерневшее серебро. – Счастье-то было?
– Кажется, было, – вздыхает Владислав Николаевич. – Вроде не скучал в жизни.
Мы проезжаем мимо мемориального кладбища, но не глядим в ту сторону. Там чернеет гранитный памятник – все та же рука на постаменте с клубком орбит.
– А почему не женился? – спрашиваю я.
– А зачем? – опять вмешивается Павлик. – Какое же это счастье – жениться?
– Потому не женился, что всегда подражал вам.
– Я был женат!
– Но в ЗАГСе не расписались.
– Она сама не захотела. ЗАГС – это обстракция.
(Владислав Николаевич был влюблен в сестру моей жены, потом в мою жену, сейчас в мою внучку… но это все запретная тема).
– И все-таки подстаканники я ни у кого не воровал, – сержусь я.
– Да? А трость у академика Эн?
– Потому что это была волшебная трость! Он, бывало, ка-ак трахнет по столу… и все сразу же исполнялось. И не воровал я. Он у меня однажды на кухне ее забыл.
– Это называется "не украсть", а "зажилить", – объясняет Павлик.
– Он перед концом забывал у друзей свои вещи, – вспоминает Владислав Николаевич. – Как будто нарочно… на память. У меня записную книжку оставил. А в ней!… Имена, адреса, телефоны… Находка для шпиона.
Внимание, за нами погоня!
Это по мою душу.
– Гони! – командую я Павлику, но "ЗИМ" на мокром подъеме воет, скрипит и еле ползет. Мы почти у цели, но у самого Дома ученых, где в ожидании "Звездных войн" собралась изрядная толпа, нас обгоняет "скорая помощь" и останавливается поперек дороги. Я толкаю Павлика в спину:
– Объезжай, не обращай внимания!
Павлик пытается объехать "скорую помощь", но из нее выбираются врач, санитары, марсианин, Татьяна, Тронько Андрей Иванович с березовым веником… Да сколько же вас?
Врач вращает руками, будто делает гипнотические пассы, призывая Павлика остановиться.
– Дави его! – подзуживаю я.
Павлик объезжает и врача, и "скорую помощь", но марсианин милицейским жестом окончательно останавливает его, марсианина Павлик не может ослушаться.
Надо выходить.
27
Нас окружили. Лицо и ужимки врача мне хорошо знакомы, хотя из-за белого халата я не могу вспомнить, где видел этого человека. Сейчас вспомню… Все, вспомнил: это мой личный враг Леонард Христианович Гланц – тот самый экстрасенс, у которого я выиграл битву за трехкомнатную квартиру. Значит, теперь он шаманит на "скорой помощи".
Я выбираюсь из "ЗИМа" с подстаканником и с тростью на перевес. Они нас догнали, но у меня еще остается надежда провести их: надо прикидываться здоровеньким и осторожно продвигаться туда, в народ… из толпы, ожидающей "Звездных войн", выдернуть труднее, чем в чистом поле.
– Что вы делаете на "Скорой помощи"? – ехидно спрашиваю я Гланца. – Лечите наложением рук? Или разглашаете тайны народной тибетской медицины?
– Если вы интересуетесь народной медициной, пройдемте, пожалуйста, в Дом ученых, – кротко отвечает Леонард Христианович.
Мне туда и надо, но этого нельзя показывать… Там есть такая тетя Маша, она меня защитит, пожалеет и напоит чаем. Странно, что они не тащат меня в больницу.
Иду.
Толпа волнуется: "Звездные войны" привезли!"
Тут на мотоциклах съехались из окрестных сел, и со станции, и с аэродрома. А я с подстаканником иду пить чай сквозь строй жаждущих "Звездных войн". Мы прем свиньей, как псы-рыцари на Чудском озере. Впереди два санитара с чемоданами проламывают толпу мотоциклистов. По бокам Космонавт с Андреем Ивановичем раздвигает их. Татьяна прикрывает мне спину и успевает отчитывать Владислава Николаевича за то, что он поддается на мои провокации: "Вы же знаете, как его надо беречь!" Леонард Христианович ведет арьергардные бои.
Марсианина узнают.
Мотоциклетная шпана… ну, эти… крекеры-брекеры… улюлюкают и тычут в Космонавта пальцами, будто это не он с Марса, а они с Луны свалились. И это читатели "Науки и мысли"?! И это перед ними сейчас выступать? Дегенераты! Обожрутся! Пусть читают трилогию Степаняка-Енисейского, а ото пусть читает им лекции перед киносеансами. Меня увольте!
Стоп. Кажется, я не иду, а меня ведут…
Нет, показалось. Не ведут, а поддерживают под руки на скользких ступеньках. Протискиваемся в вестибюль. За нами ломятся крекеры, но Андрей Иванович сдерживает натиск и, осторожно дав по зубам самому нахальному, закрывает дверь.
Где тетя Маша?
Нет уже моей тети Маши. Я все перезабыл. Она бы меня спасла и вообще навела бы метлой порядок, но она в прошлом году сошла со сцены, и ее с музыкой увезли в Печенежки. Вместо этой доброй женщины у дверей швейцарит какой-то хомо сапиенс, зашедший в эволюционный тупик. На нем синяя фуражка без знаков различия. От него разит то ли "Шипром", то ли "Тройным одеколоном" – к сожалению не пил, не знаю. Нет, этот не спасет. Он, конечно, дружен с местным киномехаником. Киномеханик третий день женится. Павлик его подменит, иначе мотоциклисты разнесут Дом ученых. Все здесь друг от друга зависят. Царица Тамара ими командует и зависит от них. Мафия, солидарность и круговая порука. Делают что хотят. Эволюционный тупик, как в Академии наук. Там тоже всем заправляет не Президент, а какая-нибудь тишайшая Галина Иларионовна из его приемной. И зависит она от тех же дворников, швейцаров и шоферов, но на академическом уровне. Плебс у власти. Они и решают, кому Президент должен позвонить – мне или Степаняку-Енисейскому. Что решат, то и будет. Окружили, дьяволы! При чем тут наука и мысль?
– Сюда, – звеня ключами командует доктор Гланц и указывает на двери административного кабинета. – Юрий Васильевич, вы должны пройти медосмотр.
Я упираюсь. Царица Тамара доверила Гланцу ключи, значит, он заодно с ними. Ничего я никому не должен. Я все свои долги давно отдал.
– Юрий Васильевич, я ДОЛЖЕН исполнить свой профессиональный долг!
– А я тут при чем?
Нашел, понимаешь, подопытного кролика! Пусть исполняет свой профессиональный долг на пострадавших милиционерах.
А это что? Меня, вроде бы, пытаются тащить?
Предупреждаю: если ко мне будет применено насилие, я натравлю на Дом ученых орду мотоциклистов!
Нет, показалось. Меня не насилуют, а пытаются уговаривать. Пахнущий одеколоном швейцар не ко времени спешит на помощь моим мучителям, чтобы пресечь в моем лице беспорядки, но Андрей Иванович невежливо берет его двумя пальцами за шиворот, раскручивает вокруг оси и водворяет на свое швейцарское место.
Гланц пронзительно глядит в меня.