В одном из углов плаца легионеры сидят кружком на земле, а в центре круга два типа разбойного вида под надзором Зарембы практикуются в рукопашной схватке.
Один сунул другому пальцы в рот и разрывает ему губы. Тот взвыл и вырвался.
- Плохо! - кричит Заремба. - Повторить!
- Не могу! - чуть не плачет легионер. - Он мне рот разорвал!
- Не можешь? - спросил Заремба. - Тогда я тебе кости переломаю!
И Заремба стеком начинает избивать легионера, пока он не валится на землю. Заремба еще несколько раз поддает ему носком ботинка под ребра и приказывает:
- Убрать! Следующая пара!
В кружке легионеров сидит на земле Янкель, в новеньком пятнистом обмундировании, новых ботинках и берете. На груди у него в два ряда ордена и медали.
Сидящий рядом с ним белобрысый легионер, меланхолично покусывая травинку, замечает:
- Сними эти бряки. Здесь никого не удивишь.
Он запускает руку в карман штанов и извлекает железный крест.
- Такого у тебя нет. Янкель вскинул на него глаза:
- Вы - немец? Служили у Гитлера?
- Чтоб ограничить круг вопросов, я полагаю, пора представиться. Служить-то нам вместе. Меня зовут Курт. Фамилия… не важно. Служил в войсках СС и заработал побрякушек не меньше, чем ты. За отличную службу.
- Вы и… евреев убивали? - почему-то шепотом спросил Янкель.
- А чем я лучше других? - усмехнулся Курт.
- И женщин? И детей?
- Они что, не евреи? - спросил Курт.
Янкель подвинулся ближе к нему, заглядывает в глаза:
- Позвольте, а в Польше вы не были?
- Был, - спокойно встретил его взгляд Курт. - В Варшаве… Там, помню, большое гетто было.
- А в Вильно? - выдохнул Янкель. - Вы и в Вильно… служили?
Курт помедлил с ответом.
- Недолго. Недели два.
- В Вильно моя мама осталась, - сказал Янкель. Невдалеке от них упражняется в приемах рукопашного боя очередная пара легионеров, и разговор Янкеля с Куртом идет под их кряхтенье, ругань и вой.
- Моя мама погибла в Берлине от вашей бомбы, - прищурился на него Курт.
- Вы же служили у американцев?
- Я бомб на Берлин не бросал, - тихо сказал Янкель.
- И я вашей мамы не трогал, - парировал Курт. - Грязную работу вместо нас исполняли добровольцы из местного населения.
- Если я вас правильно понял, моей матери давно нет в живых?
- Я тоже долго надеялся разыскать свою мать.
- Ты врешь, фашистская свинья! Моя мать жива! Мне гадко сидеть рядом с тобой. И носить одинаковую форму!
Янкель вскочил, швырнул на землю берет и стал срывать с себя маскировочную куртку. Курт тоже поднялся на ноги. Вскочили и другие легионеры. Курт рассмеялся:
- Никуда тебе отсюда не уйти, паршивый еврей, до конца контракта. Только вперед ногами.
Он ударил Янкеля в челюсть. Затем еще раз. Янкель упал. Курт нанес ему несколько ударов ногой. Подбежавший Заремба хотел было вмешаться, остановить избиение, но раздумал.
- Тебе, Курт, это зачтется как упражнение по рукопашному бою, - сказал он с одобрением. - А ему - наука. У нас в легионе вопросов не задают, держат язык за зубами. Если хотят, чтоб зубы уцелели.
Подбежавшему на шум французскому офицеру Заремба объяснил:
- Товарищеская беседа, господин офицер. Новичку объясняли, что в легионе денег зря не платят. Их надо уметь отрабатывать.
- Но зачем так убедительно объяснять? - поморщился француз. - Унесите его и приведите в человеческий вид. Вечером - смотр. А ночью - грузимся на корабли. Надеюсь, курс вам известен?
- Так точно, господин офицер, - козырнул Заремба. - В Азию. В Индокитай. Желторотым надо вправить мозги, научить их уважать Великую Францию.
Догорают хижины вьетнамской деревни. Женщины, таща в руках детей, убегают в джунгли/Часовые в форме Иностранного легиона ходят вокруг палаток, откуда доносится храп. На спину часовому, как пантера, прыгает вьетнамец и вонзает ему нож в шею. Вспыхивают пламенем крайние палатки. Трещат выстрелы.
В одной из палаток спят вповалку Заремба, Курт и Янкель. Выстрелы будят их. Они просыпаются, подхватывают оружие и один за другим убегают в ночь.
В банановых зарослях цепью пробираются легионеры. На спину Янкелю прыгает вьетнамец, но не успевает нанести удара ножом. Его протыкает штыком Курт и швыряет в сторону. Янкель и Курт смотрят друг другу в глаза.
- Не стоит благодарности, - сухо произносит Курт. - За это я получаю жалованье.
Брезжит рассвет в джунглях. А под широкими листьями банановых зарослей темно, как в туннеле.
Легионеры столпились вокруг раскрытой ямы, с которой сняты маскировавшие ее ветви и листья. Из глубины ямы торчат частоколом заостренные концы кольев.
Позади легионеров стоят связанными три босоногих вьетнамца. Заремба у края ямы разглагольствует:
- Вот, полюбуйтесь, к каким коварным приемам прибегают эти желторотые обезьяны. Это - "волчья яма". Она так замаскирована, что никогда не угадаешь, какая ловушка под листвой. Сделал шаг - провалился. С этих кольев, даже если человека снять, он все равно не жилец. Многократные сквозные ранения. Чтоб сделать мое объяснение более наглядным, мы сейчас посмотрим "волчью яму" в действии. Эти три обезьяны, готовившие нам западню, сами прыгнут в нее.
Янкель в ужасе переводит взгляд с Зарембы на трех связанных вьетнамцев, которых легионеры подталкивают прикладами автоматов к "волчьей яме".
Пестрый, красочный базар во вьетнамском городе. По узкой улочке, мимо лотков, уставленных грудами диковинных овощей и фруктов, и корзинами, полными рыбы, мимо трепыхающихся связок кур, мимо визжащих свиней и на все лады расхваливающих свой товар торговцев, шагают в ряд три легионера. Заремба, Курт и Янкель. В беретах, пятнистой маскировочной одежде, тяжелых армейских ботинках. Рукава закатаны выше локтей. За спинами
- на ремнях короткие автоматы. Заремба в отличном настроении:
- Ну и приключение у меня было вчера в бардаке. Выбрал я себе блондиночку. Ну, конечно, с ней по-французски. А она посмотрела с прищуром на мою польскую рожу и так смачно мне по-польски врезала: "Чего ломаешь язык, пся крэв, холера ясна?". Знаешь, откуда оказалась? Твоя землячка, из Вильно.
- Из Вильно? - не поверил Янкель. - Тут, во Вьетнаме?
- А почему нет? Ты тоже из Вильно? И торчишь в этой вонючей дыре.
- Где находится… этот? - смущаясь спросил Янкель.
- Что? Бордель?
- Да, - еще больше волнуясь, кивнул Янкель.
- На польскую девочку потянуло? - понимающе подмигнул Заремба.
- Ностальгия, - улыбнулся Курт. - Но тогда ты уж еврейку поищи.
- Имя вы запомнили? - спросил Янкель.
- Разве упомнишь? - наморщил лоб Заремба. - Пьян был, как сапожник. Кажется… Каролина. Эй, все равно не найдешь. Убей меня Бог, не припомню, в каком борделе я был. А их тут сотни.
В большом зале, убранном в восточном стиле, с китайскими фонариками, среди французских солдат шныряют полуголые девицы. Янкель переходит от одной к другой, заглядывает в лица - ни одной европейки. Пожилая вьетнамка, хозяйка борделя, сочувственно выслушивает Янкеля.
- Весьма сожалею, - разводит руками она. - Но я вам дам еще один адрес. Там есть блондинка. Возможно, та, что вы ищете.
Рыжая девица, в купальнике, с массивными бедрами и грудью, стоит перед Янкелем, раскачиваясь на высоких каблуках и профессионально щурясь.
- Я не полька. Я - ирландка. Поверь, я не хуже твоей польской красотки.
- Охотно верю, - смущенно кивает Янкель. - Но мне нужна именно она.
- Однолюб? С каких это пор однолюбы ходят в бордели?
- Кому это я там срочно понадобилась? - слышен рассерженный голос из-за раздвижной бамбуковой занавески. - Дайте с этим клиентом покончить.
Это уже другой публичный дом, почти ничем не отличающийся от предыдущих.
Янкель сидит на диване в узком коридоре со множеством дверей, затянутых бамбуковыми занавесками. Из-за одной из них вышел солдат, на ходу застегивая штаны, за ним - полуголая вьетнамка. Из-за другой занавески появился вьетнамец в штатском, а вслед высокая, стройная, светловолосая женщина, в которой, без сомнения, можно угадать чистокровную польку.
- Я - Каролина, - остановилась она перед диваном, смерив Янкеля оценивающим взглядом. - Ты уплатил хозяйке?
Янкель вскочил с дивана, улыбаясь во все лицо.
- Да. Уплатил.
- Но учти, я беру сверх, - предупредила она, вводя его за раздвижную бамбуковую занавеску. - За белую кожу.
Здесь стояла от стены до стены широкая тахта. Один стул. И множество баночек и флаконов на бамбуковых полочках.
- Тебя как зовут? - скользнула она небрежным взглядом по его тощей, нескладной фигуре.
- Жак. Вернее, Ян.
- А еще точнее? - прищурилась она. - Судя по твоему носу, ты не поляк.
- Верно, - согласился он. - Мое имя Янкель.
- Так бы сразу и сказал. У нас в Вильно во дворе был мальчишка, на тебя похож. Тоже звали Янкелем. А мое имя не Каролина. Это для них. Дома меня звали Ядвигой.
Янкель присел на краешек стула.
- Ты давно из Вильно?
- Чего вспомнил? - отмахнулась она. - Совсем маленькой была, когда увезли.
- Значит, ничего не знаешь… - разочарованно протянул Янкель.
- А что тебя интересует? - Ядвига уселась на край тахты против него.
- Понимаешь, - вздохнул Янкель, - в Вильно осталась моя мама.
- Понимаю, - сказала она, лениво снимая с себя купальник.
- Ты не спеши… раздеваться, - остановил он ее. - Давай поговорим.
Ядвига недоуменно прищурилась на него:
- В нашем деле, дорогой мой земляк, как у американцев. Время - деньги. За разговор тоже придется платить.