Хмельмая отстранилась от Сапфира и подошла к Вольфу. Она взяла в свои теплые пальцы кисти его рук и, не пытаясь их разъединить, дружески пожала. В то же время она говорила певучим, обволакивающим голосом, она уговаривала его вернуться в дом, где тепло, где на столе большой круг света, где его ждет Лиль; и Сапфир нагнулся к Вольфу и помог ему подняться. Шаг за шагом они отвели его в тень. Вольф шел с трудом. Он чуть волочил правую ногу, опираясь рукой на плечо Хмельмаи. С другой стороны его поддерживал Сапфир. Они шли, не говоря ни слова. Из глаз Вольфа на кровавую траву перед ними падал холодный, злобный свет, оставляемый его двойным лучом легкий след с каждой секундой слабел у них на глазах; когда они добрались до дверей дома, тяжелая муть ночи сомкнулась над ними.
ГЛАВА XVIII
Сидя перед трельяжем, облаченная в легкий пеньюар Лиль приводила в порядок свои ногти. Последние три минуты они вымачивались в декальцинированном соке наперстянки, чтобы размягчить кутикулу и сфазировать луночки ногтей в первую четверть. Она тщательно подготовила крохотную клетку с выдвижным поддоном, в которой двое специализированных жесткокрылых точили мандибулы в предвкушении момента, когда их доставят на место работы и дадут задание по устранению кожи. Подбодрив их в подходящих выражениях, Лиль поставила клетку на ноготь большого пальца и потянула за скобочку. Удовлетворенно замурлыкав, воодушевляемые болезненным соперничеством насекомые принялись за работу. Под быстрыми ударами первого кожа превращалась в мелкий порошок, тогда как второй с тщанием занимался отделочными работами, подчищал, сглаживал края, заостренные его меньшим напарником.
В дверь постучали, вошел Вольф. Он почистился и побрился, хорошо выглядел, но был чуть бледноват.
- Могу я поговорить с тобой, Лиль? - спросил он.
- Давай, - сказала она, освобождая ему место на обитом стеганым сатином диванчике.
- Я не знаю о чем, - сказал Вольф.
- Да неважно, - сказала Лиль. - Все равно много мы никогда не разговариваем… Ты без труда что-нибудь подыщешь. Что ты видел в своей машине?
- Я пришел вовсе не для того, чтобы тебе об этом рассказывать, - возразил Вольф.
- Конечно, - сказала Лиль. - Но ты же все-таки предпочитаешь, чтобы я об этом спросила.
- Я не могу тебе ответить, - сказал Вольф, - потому что это неприятно.
Лиль переправила клетку с большого пальца на указательный.
- Не воспринимай эту машину так трагически, - сказала она. - Это же, как-никак, был не твой почин.
- Вообще, - сказал Вольф, - когда жизнь проходит поворотный пункт, он ею не предусматривается.
- Ведь твоя машина, - сказала Лиль, - опасна.
- Нужно помещать себя в опасную или довольно-таки безнадежную ситуацию, - сказал Вольф. - Это замечательно - при условии, правда, что делается это чуть-чуть нарочито, как в моем случае.
- Почему же это лишь чуть-чуть нарочито? - сказала Лиль.
- Эта малость нужна, чтобы отвечать себе, если становится страшно, - сказал Вольф, - "я этого и искал".
- Ребячество, - сказала Лиль.
Клетка перепорхнула с указательного пальца на средний. Вольф разглядывал жесткокрылых грызунов.
- Все, что не является ни цветом, ни запахом, ни музыкой, - сказал он, загибая палец за пальцем, - все это - ребячество.
- А женщина? - возразила Лиль. - Жена?
- Женщина, следовательно, нет, - сказал Вольф, - она ведь как минимум включает в себя всю эту троицу.
Они на мгновение замолчали.
- Ну, ты совсем воспарил в до жути высшие сферы, - сказала Лиль. - Есть, конечно, средство вернуть тебя на землю, но мне жаль своих ногтей, я боюсь, что все мои труды пойдут насмарку. Так что пойди прогуляйся с Ляписом. Захвати с собой деньги, и ступайте вдвоем, развейтесь, это пойдет вам на пользу.
- После того как посмотришь на все оттуда, - сказал Вольф, - область интересов заметно сужается.
- Ты - вечный нытик, - сказала Лиль. - Забавно, что при таком складе ума ты продолжаешь еще что-то делать. Ты, однако, не все еще перепробовал…
- Моя Лиль, - сказал Вольф.
Она была теплой-теплой в своем голубом пеньюаре. Она пахла мылом и подогретой на коже косметикой. Он поцеловал ее в шею.
- С вами, быть может, я перепробовал все? - добавил он дразнясь.
- Совершенно верно, - сказала Лиль, - надеюсь, что и еще попробуешь, но ты щекочешься - и ты искорежишь мне ногти, так что ступай лучше колобродить со своим помощником. Чтоб я тебя до вечера не видела, слышишь… и можешь не отчитываться, чего вы там понаделали, и никаких машин сегодня. Поживи немного, вместо того чтобы пережевывать.
- Сегодня мне машина ни к чему, - сказал Вольф. - Забытого сегодня хватит по крайней мере дня на три. Почему ты хочешь, чтобы я пошел без тебя?
- Ты же так не любишь выходить со мной, - сказала Лиль, - ну а сегодня я не хандрю, так что я даже за то, чтобы ты прогулялся. Иди поищи Ляписа. И оставь мне Хмельмаю, ладно? Было бы слишком жирно, чтобы ты, воспользовавшись этим поводом, ушел с ней, а Ляписа отослал копаться в твоем грязном моторе.
- Глупышка… макьявельская, - сказал Вольф.
Он поднялся и наклонился, чтобы поцеловать одну из грудей Лиль, специальную целовальную для стоящего Вольфа.
- Вали! - сказала Лиль, щелкнув его другой рукой.
Вольф вышел, закрыл за собой дверь и поднялся этажом выше. Он постучался к Ляпису. Тот сказал: "Войдите" - и предстал, насупленный, на своей кровати.
- Ну? - сказал Вольф. - Что, грустишь?
- А! Да, - вздохнул Ляпис.
- Пошли, - сказал Вольф. - Прошвырнемся втихомолку, как пара балбесов.
- Парабола чего?
- Бала бесов, балбес, - сказал Вольф.
- Тогда я не беру с собой Хмельмаю? - сказал Ляпис.
- Ни в коем случае, - сказал Вольф. - Кстати, где она?
- У себя, - сказал Ляпис. - Занимается ногтями. Уф!
Они спустились по лестнице. Проходя мимо двери своих апартаментов, Вольф вдруг остановился.
ГЛАВА XIX
- Ты в неважном настроении, - констатировал он.
- Вы тоже, - сказал Ляпис.
- Примем крепкого, - сказал Вольф. - У меня есть совюньон 1917 года, он подойдет как нельзя лучше. Оттянет.
Он увлек Ляписа в столовую и открыл стенной шкаф. Там стояла бутылка совюньона, наполовину уже пустая.
- Хватит, - сказал Вольф. - Залпом?
- Угу, - сказал Ляпис. - Как настоящие мужчины.
- Каковыми и являемся, - подтвердил Вольф, чтобы подкрепить их решимость.
- Болт по ветру, - сказал Ляпис, пока Вольф пил. - Болт по ветру, и тем хуже для мудозвонов. И да здравствует всяк вновь входящий. Дайте-ка мне, а то не останется.
Тыльной стороной руки Вольф вытер физиономию.
- Ты, похоже, немного нервничаешь, - сказал он.
- Глыть! - ответил Ляпис.
И добавил:
- Я ужасный симулянт.
Пустая бутылка, осознав полную свою бесполезность, сжалась, скуксилась, скукожилась и исчезла.
- Пошли! - бросил Вольф.
И они отправились, четко печатая шаг с раздолбанных досок. Чтобы развлечься.
Слева от них промелькнула машина.
Они пересекли Квадрат.
Миновали брешь.
Вот и улица.
- Что будем делать? - сказал Ляпис.
- Навестим девочек, - сказал Вольф.
- Здорово! - сказал Ляпис.
- Как это, "здорово"? - запротестовал Вольф. - Для меня - да. Ну а ты - ты холостяк.
- Вот именно, - сказал Ляпис. - Имею полное право наслаждаться безо всяких угрызений совести.
- Да, - сказал Вольф. - Ты же не скажешь этого Хмельмае.
- Как бы не так, - пробурчал Ляпис.
- Она знать тебя не захочет.
- Как сказать, - лицемерно сказал Ляпис.
- Хочешь, я скажу ей об этом вместо тебя? - также лицемерно предложил Вольф.
- Лучше не надо, - признался Ляпис. - Но тем не менее я имею на это право, черт возьми!
- Да, - сказал Вольф.
- У меня, - сказал Ляпис, - с ней сложности. Я с ней всегда не один. Каждый раз, когда я подхожу к Хмельмае сексуально, то есть от всей души, тут как туг человек…
Он запнулся.
- Я спятил. Все это выглядит так по-идиотски. Считаем, что я ничего не говорил.
- Тут как тут человек? - повторил Вольф.
- И все, - сказал Ляпис. - Человек тут как тут, и ничего не можешь сделать.
- А он что делает?
- Смотрит, - сказал Ляпис.
- На что?
- На то, что делаю я.
- Так… - пробормотал Вольф. - Но смущаться-то должен он, а не ты.
- Нет… - сказал Ляпис. - Потому что из-за него я не могу сделать ничего, что бы его смутило.
- Все это сплошная ерунда, - сказал Вольф. - И когда же это пришло тебе в голову? Не проще ли сказать Хмельмае, что ты ее больше не хочешь?
- Но я хочу ее! - вздохнул Ляпис. - Жуть как хочу!..