Одинокий немец-официант бросился, было на зов Роупера, но я остановил его жестом и, взглянув на Роупера, протянул:
- Вот тебе на…
- Вот именно на… Даже этот ублюдок понимал, что участвует в чем-то мерзком и против обыкновения не ухмылялся. Схватив одежду, он полуголый выскочил из квартиры. Казалось, он ждал, чтоб я его хорошенько треснул.
- Вот и надо было,-посоветовал я (надо сказать, не слишком обдуманно).-Что ж, значит, отмучился… Я, кстати, с самого начала был уверен, что из вашего брака ничего не получится.
Роупер облизнул губы. Чувствовалось, что его волнение во многом объясняется чувством стыда.
- Тем не менее получилось,-пробормотал Роупер.-Конечно, я ее не сразу простил… Но, понимаешь, когда я увидел их в постели… Я хочу, чтобы ты меня правильно понял… Это как бы придало нашей семейной жизни совершенно новый характер.
Я его правильно понял. Ужасно, конечно, но жизнь есть жизнь. И семейная тоже.
- Ты хочешь сказать, что, хотя ты пришел домой усталый, вы все-таки…
- Да, и она чувствовала себя виноватой.
- Неужели? Признаться, если бы я застал свою жену…
- Тебе этого не понять.-В пьяном голосе Роупера на мгновение послышались довольные нотки.-Ты не женат.
- Ну, хорошо. Так что все-таки тебя беспокоит?
- Вообще-то это длилось недолго,-пробормотал Роупер.-Пойми, я допоздна работал, недоедал. Консервы вызывали у меня расстройство желудка.
- Консервы были не так уж плохи.
- Да, конечно.
Между тем нам подали Kalbsbraten и Obsttorte. Роупер был в полном отчаянии. Словно собирая силы перед окончательным поражением, он опустошил свои тарелки и машинально принялся за мои.
- Оказалось, что я слабак, оказалось, что со мной можно спать только в прямом смысле слова. Оказалось, это я организовал еврейский заговор, в результате которого погибла Германия.
- Она совершенно права. Как-никак, ты был "британским союзником".
- Но я осознал свою вину,-безнадежно проговорил Роупер.-Она это знала. Однако спустя некоторое время сивая горилла появилась снова.
- Значит, какой-то перерыв все-таки был?
- Он ездил бороться на континент. Нo теперь вернулся и выступает в лондонских предместьях.
- Он был у вас дома?
- Да, приходил ужинать. Ничего больше. Но я не знаю, что происходит по утрам.
- Так тебе, идиоту, и надо. Простил ее-вот и получай.
- Меня он больше не стесняется. С улыбочкой достает себе пиво из нашего холодильника. Она зовет его Вилли. А на ковер он выходит под именем Вурцель. На афишах написано "Wurzel der Westdeutsche Teufel".
- Значит-любого отутюжит.
- Нет, это значит "Вурцель-западногерманский дьявол".
- Знаю, знаю. Но чем я могу тебе помочь? Не понимаю, в чем заключается моя роль.-И вдруг (непростительно поздно для профессионала) я навострил уши.-Ты когда-нибудь говорил с Бригиттой о своей работе? Она знает, чем ты занимаешься?
- Понятия не имеет.
- И никогда не интересовалась? Роупер немного подумал.
- Ну, разве что в самых общих чертах. Она вообще не слишком хорошо понимает, чем занимаются ученые. Из-за войны Бригитта не смогла даже закончить школу.
- Ты приносишь какие-нибудь документы домой?
- Видишь ли…-Роупер слегка смутился.-Они у меня заперты, но даже если бы она до них добралась, то ничего бы не поняла.
- Святая наивность. Скажи, у нее есть родственники или друзья в Восточной Германии?
- Насколько мне известно, нет. Послушай, она не шпионка, это совершенно исключено. Поверь мне, причина всего, что происходит, только одна-секс.
Итак, все та же мерзкая похоть. Роупер скривил рот и из него-словно из горгульи-послышался жалобный стон.
- Я не виноват, что прихожу вечером такой усталый.
- А в воскресенье утром?
- Я поздно просыпаюсь. Бригитта встает на несколько часов раньше.
В его глазах блеснули слезы, и я решил, что надо уходить, пока не появилась злобная толстая хозяйка ресторана. Улыбнувшись про себя, я припомнил проповеди отца Берна в дортуаре. Затем оплатил счет, оставил на столе сдачу и, поддерживая Роупера под левый локоть, вышел из зала.
- Конечно, я могу заняться этим профессионально. Могу установить за ними наблюдение, и, если тебе понадобятся доказательства для бракоразводного процесса…
- Я не хочу развода. Я хочу, чтобы все было, как прежде. Я люблю ее.
Мы шли по Дин-стрит в направлении Шафтсбери-авеню.
- Когда-то,-сказал я,-ты не признавал никаких авторитетов, ты был независим и, подобно людям эпохи Возрождения, стучался во все двери. А теперь хочется опереться на что-нибудь. Точнее, на кого-нибудь.
- Это удел каждого. А тогда я был еще слишком молод и неопытен.
- Почему бы тебе не вернуться в лоно церкви?
- Ты сошел с ума. Человек должен двигаться вперед, а не назад. Писание-это сплошной вздор. Ты, мерзавец, знаешь об этом лучше меня.-Несмотря на свое южное происхождение, мы крепко усвоили брадкастерскую манеру общения.-Небось, сам-то забыл уже, когда расплевался с религией!
- Не забыл: когда стал работать там, где работаю сейчас. Это всего лишь вопрос благонадежности. В моем досье указано "англиканец". Так безопасней. Ни к чему не обязывает. Никого не оскорбляет. Ты не поверишь, в Департаменте даже проводятся ежегодные религиозные празднества. Как ни крути, но папа все-таки иностранец.
- Врежь ему хорошенько,-воскликнул Роупер, имея в виду, конечно, не папу.-Проучи его. Тебя же учили приемам рукопашного боя, дзюдо и всему такому.
Выбей зубы этой сивой свинье.
- На глазах у Бригитты? Не думаю, что после этого она будет испытывать к тебе особую нежность. Если помнишь, она уже при знакомстве назвала меня "неприятелем".
- Тогда подкарауль его одного. Ночью. Где-нибудь на улице или возле его дома.
- Не понимаю, какой урок должна извлечь из этого Бригитта-истинный объект наших стараний. Господи, по-моему, мы снова затеваем войну.
Мы подошли к метро на площади Пиккадилли. Роупер остановился посреди тротуара и расплакался. В обращенных на него взглядах молодых людей не было обычной в таких случаях презрительной усмешки-скорее сострадание. Новое поколение-новые понятия о половых приличиях. Для нас же с Роупером ничего не изменилось: все, что касалось пола, по-прежнему оставалось "мерзким". Успокоив Роупера, я взял у него адрес, и бедняга заковылял в метро с таким лицом, словно спускался в ад.
Просьбу Роупера я выполнять не собирался, у меня был собственный план действий. Как Вы помните, сэр, в то время я все еще считался в Департаменте чем-то вроде стажера. Для тренировки мне было позволено-правда, не Вами, а майором Гудриджем-вести наблюдение за Бригиттой Роупер, урожденной Вайдегрунд, и этим самым Вурцелем. Меня, кажется, даже похвалили за инициативу. Каждый день после нашей встречи в Сохо я приходил к дому Роупера, который находился неподалеку от Ислингтон-Хай-стрит. Дом был мрачный, закопченный, с немытыми окнами (мойщики окон, должно быть, считали ниже своего достоинства появляться в этом районе). Вдоль улицы угрюмыми часовыми стояли ободранные мусорные баки. На одном конце улицы находился молочный магазин, перед которым выстраивались запотевшие молочные бутылки, на другом конце-лавка, торгующая скабрезными журнальчиками. Жили здесь преимущественно рабочие, поэтому днем улица была пустынной, если не считать женщин, иногда выходивших в бигуди и шлепанцах за покупками. Вести наблюдение оказалось делом нелегким. Но, к счастью, продолжалось оно недолго-Вурцель появился на третий день. Крепко сбитый, безобразный, самоуверенный, одетый в видавший виды синий костюм. Он постучался, посвистывая, взглянул на небо, не сомневаясь, что его с нетерпением дожидаются. Дверь приоткрылась, но Бригитта не выглянула. Вурцель вошел. Я немного прогулялся-ровно столько, чтобы выкурить бразильскую сигару, затем выплюнул огрызок и постучал в дверь. Потом еще раз. И еще. Босые пятки зашлепали вниз по лестнице. Из прорези для почты послышался голос Бригитты, еще не успевшей переключиться на английский: "Ja? Was ist's?"
- Заказная бандероль, миссис,-сказал я по-пролетарски грубовато.