Роупер посмотрел на меня с довольной улыбкой: какие у него теперь остроумные и образованные друзья! Всем этим молодым ученым было уже за тридцать, но or вечеринки им требовалось не больше, чем школьникам,-легкого пива и пения под гитару. Мне тоже принесли легкого пива. Я поблагодарил Люси. "Винни, а тебе что принести?"-спросила она у Роупера. Ах, значит, все-таки есть выбор? А говорила, что у них только пиво. "Стаканчик лимонада",-сказал Роупер. Хорошо хоть, что потерю Бригитты не заливает спиртным. Или заливает? Может быть, Люси как раз за ним и присматривает? Люси ушла на кухню.
- Она называет тебя Винни?-спросил я у Роупера.
- Это уменьшительное от Эдвин.
- Сказал бы раньше, а то двадцать лет мучаюсь, Эдвином тебя называю!
- Неужели двадцать? Как летит время!
- Ты что-нибудь предпринял для развода?
- Ничего не требуется. Мы живем порознь уже три года. Сейчас бы та история не повторилась. Гераклита читал? Все течет. Дважды в одну и ту же реку не войти. А жаль. Очень жаль. Бедная девочка.-Предвидя надвигающуюся Weltschmerz, я его перебил:
- А как насчет этой девочки?
- Люси? Люси-моя опора. Настоящий друг, но не больше. Иногда мы вместе ходим в какой-нибудь ресторанчик, но, бывает, она и дома для меня что-нибудь приготовит. Она страшно умная.
- Как я понял, последнее качество совершенно необходимо в кулинарии.
- Делает для нас расчеты на компьютере. Правда, Люси?-улыбаясь, спросил Роупер, беря у нее лимонад.-Подтверди, что на компьютере.
- Да,-сказала Люси.
Видно было, как ей хотелось, чтобы Роупер определил характер их отношений не только как профессиональный.
- Вы член нашей партии?-спросила меня Люси,
- Я, конечно, придерживаюсь прогрессивных взглядов. Не сомневаюсь, что богатых надо хорошенько потрясти. Но вместе с тем я не сомневаюсь в первородном грехе.
- Эх, старина Хильер,-усмехнулся Роупер,-ты по-прежнему веришь в эти байки.
- Моя вера не имеет отношения к отцу Берну. Просто жизнь убеждает меня, что люди обычно выбирают худший путь, а не лучший. Теологический термин я использую просто для обозначения тяги к лучшему.
- Все зависит от окружения. От воспитания. Роупер хотел еще что-то добавить, но Люси ему не позволила.
- Гости хотят петь,-сказала она.-А вообще-то пора приниматься за дело.
Услышав о "деле", Роупер мгновенно стал серьезным и значительным.
- У нас тут небольшое обсуждение,-пояснил он.-Бренда стенографирует основные предложения. Останься, вдруг ты сможешь предложить что-нибудь интересное. Все-таки со стороны виднее. Кажется, члены нашей группы все больше становятся похожими друг на друга. Я имею в виду образ мыслей. Только, пожалуйста,-Роупер улыбнулся,-никаких рассуждений о первородном грехе.
Началось обсуждение (совсем как в школе: предельная откровенность, споры о смысле жизни), и я прислушался, не заинтересует ли оно меня профессионально? Но нет, рассуждения о месте науки и технологии в прогрессивном обществе были вне подозрений. Теперь Британии от социализма не отвертеться, какая бы партия ни пришла к власти. Члены группы обсуждали серию статей, в которых разрабатывалось кредо ученого-социалиста. А написать их, по-видимому, поручалось Кавуру (тому, что с трубкой): именно он, поминутно экая в поисках mot juste и, исправляя грамматические неточности, облекал каждое положение в тяжеловесно-литературную форму.
- Получилось у меня вот что,-сказал он.-Мы провозглашаем, что, э-э, прошлое мертво и мы стоим, э-э, на пороге будущего. Наши идеи носят характер, э-э, планетарный в противовес, э-э, изжившему себя национальному. В конце концов, человечество придет к Всемирному Государству и Всемирной Науке. Э-э…
Бренда записывала за ним, позвякивая браслетиком. Люси сидела в одном из двух кресел с плюшевыми накидками. Роупер-рядом, на подлокотнике. Он был счастлив. Он избавился от чувства вины. Он был безопасен, сэр. Да и какая опасность могла исходить от Роупера, погруженного в гуманистическую, рациональную философию, которой время от времени Британия обязана своим правительством? "Дело" Роупера (если позволительно применить это слово к тому, что они затеяли) во время долгого правления тори ограничилось бы политической болтовней экстремистского толка, которой и суждено было остаться болтовней в стране, не слишком жаждущей Всемирного Государства и Всемирной Науки. Но следует ли осуждать человека за то, что он логически мыслит? Не знаю, в какой степени Люси-девушка, производившая серьезное впечатление,-ему в этом помогала. Я оказался за пределами Англии задолго до Роупера. Что я хочу сказать, сэр (точнее, что бы я сказал, если бы говорил с Вами), - это то, что не следует обвинять человека, идущего по предначертанному ему пути. Если Вы нуждаетесь в логике Роупера,-а Вы нуждаетесь, и нуждаетесь до сих пор,-то придется Вам с этим смириться. Именно потому я не смогу с чистым сердцем убеждать Роупера вернуться, когда, наконец, увижу его послезавтра вечером. От денег он, разумеется, откажется и правильно сделает. Придется применить ампулу и похитить советского гражданина, на время представив его перепившим британским туристом. И сделаю я это за деньги.
Да, я сделаю это за деньги, за свое выходное пособие (подкупить меня сейчас проще простого), в котором, когда выйду в отставку, буду сильно нуждаться. Если бы не отставка, я бы никогда не стал проделывать такие гнусности со своим другом. Но, как я уже написал Вам в другом, настоящем, письме-отправленном, полученном, обдуманном и отвеченном,-я ухожу в отставку именно из-за того, что смертельно устал от подобных гнусностей. Однако пока я еще в игре, и Вы напоследок смогли воспользоваться моей квалификацией.
Квалификацией, которой я беззастенчиво торгану в предпоследний раз перед тем, как навсегда распрощаться со шпионской карьерой. Вы получили мое короткое, четкое донесение об успешной выдаче Мартинуцци. Подготовленная нами шифрограмма, в которой Мартинуцци упоминался в качестве двойного агента, была, как и предполагалось, перехвачена. Оказавшись в Румынии, Мартинуцци, наверное, ожидал похвал, премий и продвижения по службе. Что он получил, нам известно. Мартинуцци больше нет. И нет больше в Триесте синьоры Мартинуцци и трех ее малышей, хотя это, конечно, к делу не относится. Взрыв парафиновой плиты в маленьком домике Мартинуцци на Виа де-ла Барриера Веккиа, в результате которого заживо сгорели мать со старшим ребенком и кошка с котятами, был, разумеется, чистой случайностью. Шпион не должен передоверять судьбе заботу о заложниках-так считал тот, кто разрабатывал эту операцию. Я почувствовал тошноту, меня всего вывернуло в канаву. Мерзко было на душе и оттого, что как раз в это время в городе проходили гастроли английских парней с гитарами-они распевали тошнотворные песенки и наполняли здание Оперы инфантильными визгами. Я читал, что они получают около двух миллионов лир в неделю; Мартинуцци был бы счастлив заработать половину этой суммы за год. Согласен, Мартинуцци-враг, и все-таки, кто, по-вашему, мне ближе? Можете спросить у моей доброй "неприятельницы" Бригитты. На то, чтобы пристроить двух оставшихся сиротами вражеских детей (которым, кстати, требовалась сложная пластическая операция), я выложил несколько миллионов лир из собственного кармана. По натуре я игрок, но игра стала слишком грязной, и я из нее выхожу.
Письма этого Вы не получите, потому что я его не написал. Но, если я доставлю Вам Роупера и, несмотря на хранящиеся у меня под подкладкой письменные заверения, Вы сделаете с ним то, чего я опасаюсь, у меня по крайней мере будет что сказать в его защиту.
Сейчас без двух минут четыре. От полдника я воздержусь и постараюсь поменьше есть вечером. Сатириазу я скажу: "Спокойно, сэр, спокойно". Послезавтра мне необходимо быть в своей лучшей форме, все-таки это мое последнее задание. А теперь надо вздремнуть. Ваш (впрочем, уже не совсем) Д. X. (729).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1.
Хильер проснулся весь мокрый, если не считать пересохшего рта. Было ужасно душно. Он лежал на койке в старых серых выходных брюках и зеленой рубашке с короткими рукавами. Брюки липли к телу. Рубашка пропиталась потом. Хильер чувствовал его острый запах. Пробудившийся Адам вдыхает эдемские ароматы; падшего Адама, которому недавно перевалило за сорок, встречает благоухание дня: въевшийся в кожу табачный смрад, едва уловимый дух кисло-сладкой мясной подливы; словно астронавт, вышедший в открытый космос и удалившийся (но не слишком!) от своего корабля, Хильер ощущал исходивший из его собственного рта зловонный запах горелого картофеля и сыромятни. Он встал и мрачно сглотнул слюну. Надо было перед сном включить вентилятор. Включил его сейчас, раздеваясь. Прохладный ветерок развеял остатки только что снившегося кошмара: орущая толпа хлещет его колючими розами, он ковыляет по круто уходящей в горы дороге, обессилевший, хилый. Хильер, хилый-несомненно, сон был навеян его именем. Огромный рупор, который он тащил, ассоциировался с именем его жертвы -Роупер. Как будто не могли сниться другие имена!