Дерево, под которым я переждал внезапно хлынувший ливень, не давало практически никакого укрытия; я кутался в свою шинельку, зябко подрагивал и вяло удивлялся, ну не смех ли, вот так вот прятаться от невинного дождика, когда ты твердо решил утопиться в море, как только до него доберешься. Ливень закончился, машины все так же катили на запад, запутавшееся в облаках солнце постепенно клонилось к дельте и горам Аргилла.
Я думал о Кристине, а затем сделал над собой усилие и перестал, начал думать о Дейви. Я никак не мог вспомнить его таким, каким он был, я все время видел его фотографию, вспоминал, как звучали в той или другой песне его гитара и голос, как он выглядел на видеозаписях. Потом я начал думать о Макканне, о Крошке Томми, о Бетти, о Рике Тамбере и даже - помоги, Господи, тварям Твоим гнусным - о Заме и об этом идиотском голубе. Подобно последним двенадцати годам, последние семь дней представлялись мне сплошной путаницей, сумбуром, неразберихой; приходилось с тоскою признать, что я не могу удержать в голове, мысленно упорядочить даже такой краткий промежуток времени.
И снова дождь. На этот раз я не стал никуда прятаться, хотя и понимал, что мокрого пассажира ни один водитель все равно не возьмет. Мрачный и недвижный, до нитки промокший, я смотрел, как проносятся мимо легковушки и грузовики, как бегают по их ветровым стеклам щеточки дворников, как сияют их фары, как взлетают из-под шипящих по бетону покрышек фонтанчики брызг.
Дождь прекратился.
В начале четвертого нашлась наконец хоть одна добрая душа, гаражный механик на "ленд-ровере"-пикапе. К сожалению, он мог довезти меня только до Дамбартона, какие-то несколько миль. Стоя в рекомендованном им месте, прямо на развилке, я по второму разу попал под дождь, насквозь промочивший меня получасом ранее и ушедший затем на запад.
Вторую попутку я поймал буквально через пять минут, когда только-только начало смеркаться.
- И куда ж это ты наладился?
- Айона, - сказал я.
- Ну да, понятно. Остров?
- Ага, рядом с Маллом.
- Понятно. Куришь?
Мой спаситель низко скрючился над баранкой потрепанного "хиллман-эвенджера". По виду - лет семьдесят, если не больше. От былой шевелюры остались редкие клочки белоснежного пуха. На заднем сиденье валяются какие-то свертки, пластиковый мешок с надписью "Фрейзере" и порядком засаленная войлочная шапочка с наушниками. Мешковатый костюм и сильные очки. Он ехал в Аррохар и мог скинуть меня в Тарбете, это две трети пути по западному берегу озера. Мужик протянул мне пачку "карлтона". Я был уже готов по привычке отказаться, но затем сказал: "Да, спасибо".
И взял сигарету. Старик протянул руку и вдавил автомобильную зажигалку в гнездо.
- Джон Маккандлесс, так меня звать, а тебя-то как, крохотуля?
- Дэн. Дэниел Уэйр.
- Да, Дэн, не лучший ты выбрал день кататься на попутках. - Смешок Маккандлесса сильно походил на сдавленный кашель. Зажигалка выщелкнула из гнезда, и мы закурили. Машина катила по двухполосному шоссе, направляясь к южной оконечности озера.
- Да уж точно, - согласился я.
- И чего ж это ты там забыл, на этой Айоне?
- У меня там знакомые. Еду к ним на Рождество.
- Дело хорошее. - Он на мгновение оглянулся, окинул меня цепким взглядом. - А у тебя что, сынок, нет с собой ни сумки, ни ничего?
- Нет, - сказал я, выпуская струйку дыма. От первой же затяжки у меня закружилась голова. - У меня есть там кое-какие шмотки, оставил у ребят в прошлый раз.
- Понятно, понятно.
Сигаретный дым горчил, резал горло и отдавал прошлым. Я упивался им, безразлично слушая, как поскрипывают дворники, как монотонно гудит мотор. С промокшего воротника, а может, и просто с головы, за шиворот сочилась холодная, как взгляд инквизитора, вода, и моя спина покрылась гусиной кожей. На краткий, головокружительный момент dejavu я перенесся на тринадцать лет назад, в Фергюсли-парк, вспомнил, как под серым, унылым дождем с отпечатанными песнями в кармане и без особых надежд я шел в студенческий клуб взглянуть на группу с диковатым названием FrozenGold.
Я курил и смотрел, как разбиваются о ветровое стекло капли дождя, как растирают их устало елозящие дворники. Мне следовало спросить Маккандлесса, что он покупает в городе, чем он занимался до выхода на пенсию, всегда ли он жил в Аррохаре, чем занимаются его дети, сколько лет его внукам, да мало ли есть здравых, разумных тем для вежливого разговора, мне нужно было выказать интерес и хоть какую-то благодарность за то, что он подобрал меня с обочины, вымокшего до нитки. Но я не мог.
Отчасти это объясняется эгоизмом, тем же самым на все наплевательским настроением, которое подтолкнуло меня принять от него сигарету, хотя я уже пять или шесть лет как завязал с курением; это был последний мой вечер на земле (но никак не последний день, теперь-то я точно не успею добраться сегодня до Айоны или хотя бы до побережья), а потому я считал, что имею право на небольшую поблажку. Кроме того, я был попросту не в силах изображать вежливый интерес - не интересовали меня дела этого человека, и все тут, а притворяться я не мог. Фактически я уже не принадлежал этому миру.
- У тебя есть работа, Дэн?
- Нет, - сказал я. - Раньше была, а теперь… теперь нет.
- Да, плохие времена, - покачал головой мистер Маккандлесс.
"Вот и возвращаются тридцатые, снова Депрессия", - съехидничал я про себя, однако, к моему удивлению, Маккандлесс обошелся без этой осточертевшей аналогии, а только еще раз покачал головой и повторил:
- Да, плохие времена.
Я курил и смотрел на дождь.
Когда он скинул меня в Тарбете, было совсем темно; дождь как шел, так и шел. Я поторчал немного с выставленным большим пальцем у ведущей на север дороги, но ни одна машина не остановилась. Игнорируя большую старую гостиницу, стоявшую прямо у развилки, я пошел вперед; в том месте, где кончался асфальт и начиналась узкая, идущая по самому берегу грунтовка, я остановился. Дождь за это время не перестал, а даже усилился. Ярдов сто назад я миновал нечто вроде постоялого двора. Я развернулся и пошел на светящуюся в темноте вывеску.
- Да? - Мужчина оглядел меня с головы до ног. Хозяин, наверное.
И что же предстало его глазам? Длинный, расхлябанный, диковатого вида парень с темной нечесаной шевелюрой и щетиной на подбородке. Крючковатый нос, ошалело выпученные глаза, мокрая, хоть выжимай, шинель.
- Пожалуйста, у вас не найдется свободной комнаты? Только на эту ночь. Я вас ничем…
- Извините, но у нас все заполнено. Рождество, на Рождество всегда так.
- Только комнату. - Я вытащил из кармана комок ассигнаций. - Мне даже завтрака не нужно. - Я отсчитал пять десяток. - Я заплачу вперед, а уеду я совсем рано.
Хозяин - англичанин, довольно пухлый, волнистые каштановые (не иначе как крашеные) волосы, беспокойные глаза - взглянул на деньги и негромко причмокнул.
- Э-э… вдруг кто-нибудь отказался. Спрошу у жены, она лучше знает.
Из двери бара, за которой он исчез, плеснуло теплом и шумом.
Его жена - тоже пухленькая - взглянула мне в глаза и дружелюбно улыбнулась:
- Мне очень жаль, мистер…
- Дэниел Уэйр.
- Мне очень жаль, мистер Уэйр, но у нас нет свободных мест.
- Ваш муж предположил, что кто-то мог отказаться, - сказал я, аккуратно складывая десятки.
- Скорее нет. Есть одна пара, которая еще не въехала и не подтвердила свой заказ, однако, - она взглянула на стенные часы, - мы еще не можем отдать вам их номер. Часа через четыре, если они не приедут и не позвонят… ну, тогда, может быть.
- Понятно. Спасибо за хлопоты. Спокойной ночи.
Я повернулся к двери.
- И вам доброй ночи. Я уверена, что вы найдете номер в каком-нибудь другом заведении. А куда… - Закрывшаяся за мною дверь обрубила вопросу хвост.
Дождь. Фары проезжающих грузовиков. Там, за границей поселка, темные, холодные воды озера плещут в каких-то ярдах от плавно изгибающейся дороги. Пророкотали массивными рубчатыми покрышками многоосные трейлеры, полотнища брызг из-под огромных колес. Я стоял на мокром асфальте и думал: а на кой ляд мне та Айона? Почему не прямо здесь?
А не мог я здесь, и все тут. Даже в смерти, которая всех нас объединяет и уравнивает, я хотел быть иным; перспектива броситься в это древнее, живописное, но слишком уж прирученное озеро либо под грузовик, груженный консервами или досками, представлялась мне слишком нормальной, слишком заурядной. Мне нужны были безбрежные, безразличные к человеку просторы океана. И не говорите мне про гипертрофированное самомнение, даже сейчас, по трезвом размышлении, я абсолютно уверен, что оно было здесь ни при чем, мною руководило не что иное, как чувство уместности, соответствия. Вкус.
Ну что ж, нет у них мест - значит, нет. Я вздохнул и потащился к большой, которая на развилке, гостинице, заранее готовя себя к отказу. Здесь меня пустили без полслова, крохотная девулька тут же дала мне заполнить бланк прибытия; номер был двухместный, заодно она уговорила меня заказать не только завтрак, но и обед ("Да зачем вам отказываться, мистер Уэйр, все равно же включено в стоимость").