- Все отлично. Заходи. - С его тележки и с куртки обильно капала вода. - Томми, а на фига ты приволок сюда полную телегу… - я присмотрелся получше, - взбитых сливок.
В тележке было навалено штук сто, если не больше, аэрозольных упаковок оного продукта, таким количеством взбитых сливок было впору покрывать не торт, а средних размеров здание. Томми повесил мокрую куртку на стоявший поблизости стул, взглянул на свои сокровища и заговорщицки прошептал:
- Веселящий газ.
- Ты что, Томми, это же сливки. За веселящим газом нужно обращаться к дантистам, а не в молочный отдел "Теско" .
- Не, не, - замотал головою Томми, вытягивая из тележки закапанную дождем банку. - Газ, он там тоже есть, эта зараза, которая выталкивает сливки наружу. Веселящий газ, закись азота.
- Да? - Я тоже взял одну из банок и начал ее рассматривать. - Ты уверен?
На этикетке был положенный список ингредиентов; ну да, вот оно, пропеллант - закись азота. Инес, Дейв, Кристина и я экспериментировали как-то с веселящим газом, в Мадриде, что ли. Странная штука.
- На все сто. Один мой знакомый говорил, его брат читал про это в "Сайнтифик америкен".
- Ничего себе.
- Хочешь попробовать?
- М-м-м, да не особенно, а ты, если хочешь, давай, я тебе мешать не буду. Чего мы тут у дверей торчим, пошли внутрь.
Обогреватель работал на полную катушку; в попытке если уж не заглушить, так хотя бы немного скрасить его утробное гудение я поставил на проигрыватель какой-то григорианский хорал. Мы с Томми придвинули свои кресла совсем близко к соплу, только-только чтобы не поджариться. Томми снял носки и повесил их сушиться на тележку, с немалым трудом втащенную нами по ступенькам.
- Знаешь, Джим, мне жуть как неловко насчет собаки вчера. - Томми поджал губы и горестно покачал головой. - Ну точно пес был не в себе, точно. Я хотел было всыпать ему по первое число, а потом думаю, ну и что толку? Кому от этого будет лучше?
То обстоятельство, что после первого же удара пес сожрал бы обидчика с потрохами, было скромно опущено.
- Все в порядке, - утешил я Крошку, - я тут все уже прибрал. Не бери в голову.
- Ладно, я уже сдал его дяде, теперь нам бояться нечего. Ну, конечно, пока у него снова кишка не вывалится.
- Конечно.
- А ты точно не хочешь этой штуки? - Томми протянул мне одну из своих банок.
- Нет, я стараюсь с этим делом завязать. А ты выпить не хочешь?
- Выпить? - Томми провел несколько секунд в раздумьях, а затем кивнул: - Да, Джим. Я бы принял на грудь малость водки, если ты, конечно, не против.
- Тогда я схожу.
За моей спиной раздалось короткое, характерное шипение. Когда я вернулся с бутылкой "Столичной" и двумя стаканами, весь пол был заляпан густой белой массой, а юный токсикоман мрачно разглядывал вконец выдохшуюся банку.
- Поймал кайф? - поинтересовался я.
- Да не то чтобы очень. - Томми поставил банку на пол, взял другую, поднес прямо к ноздре, даванул на рычажок и резко отдернул голову, когда пена угодила ему в нос. - Вот же сука!
- А ты попробуй сперва постучать ей по дну, - посоветовал я, едва сдерживая смех; Томми нагнулся и начал долго, натужно отсмаркиваться.
Моя рекомендация оказалась удачной, и на следующий раз пена не попала ему в нос, однако желанного эффекта все равно не наступило - газ пошипел немного и кончился. Томми скорбно улыбнулся и взял новую банку.
- А где ты их, собственно, спер? - спросил я.
- У меня есть дружок в "Престо", он прихватывал по банке из ящика и где-то там их заныкивал, а сейчас, перед Рождеством, у них там сплошная суета, так он исхитрился и выкатил мне телегу.
Томми вынюхал еще одну банку, неуверенно, словно на пробу, хихикнул и вскинул на меня глаза; я пожал плечами.
Понаблюдав с минуту, как он вслушивается в свои ощущения, я спросил:
- Так что, цепляет?
- Не-а. Вроде нет.
Теперь Томми брал по две банки за раз, резко стучал ими по полу и вынюхивал одновременно в две ноздри. Он повторил эту операцию раз шесть-семь, а затем откинулся на спинку кресла и начал судорожно хватать ртом воздух, лицо у него было какое-то странное. Переведя дыхание, он снова попробовал хихикнуть.
- А теперь? - спросил я.
- Ну, вроде как голова кружится.
- Перенасыщение кислородом, - сказал я.
- Это что, и все, что от них получается? - Томми осуждающе взглянул на банки. - И ведь нисколько не плющит.
- Да нет, как был ты круглый, так и есть.
Томми взглянул на меня, негромко хихикнул и вдруг залился неудержимым хохотом. Я покрутил в руке недопитый стакан с водкой, решил, что моя шутка вряд ли могла вызвать такую оживленную реакцию, и взял с тележки пару банок.
Правду говоря, я так и не знаю, действовали эти чертовы банки или нет. Мы с Томми сидели, рассказывали друг другу что-то вроде как смешное и то хихикали, то в голос ржали, но вполне возможно, что вся наша веселость была результатом самовнушения, а жалкие крохи газа, попавшие в наши легкие из банок, не оказали на нас никакого - или почти никакого - действия. Мы смеялись потому, что считали, что нам должно быть смешно.
Дай человеку под видом косяка нормальную, разве что не совсем обычную на вкус сигарету, и он от нее забалдеет, я видал такое не раз и не два; я видел, как люди принимают "спид" и даже парацетамол в полной уверенности, что это кокаин, и пьют, не замечая, что у них в стаканах голая, почти без следов алкоголя, вода. Все зависит от того, чего ты ожидаешь, в чем тебя убедили, во что ты поверил.
Томми ушел но своим делам, оставив мне в наследство полную тележку обессиленных банок со взбитыми сливками. Моя церковь с ее необозримыми запасами СЭВ-овской продукции представлялась мне вполне подходящим местом отдохновения для этой кучи банок. Полных "продукта". Это так на них прямо и было написано. Что они полны взбитого "продукта". Не "сливок", не "произведенной из молока пены" и даже не "белой, липкой зюзи, имеющей весьма отдаленное сходство с чем-то таким, что, возможно, было получено из коровы", а именно "продукта".
Продукт. Пароль, отзыв и всякий там шибболет нашего века. Теперь ведь все продукт. Музыка - тоже продукт. Продукт, продуцированный продюсерами для впаривания потребителю. Я не думаю, чтобы кто-нибудь набрался уже наглости называть "продуктом" картины (разве что дабы обидеть), но и до этого недалеко. Картины мертвых художников будут котироваться на бирже. Голубые и розовые фишки Пикассо. Картины с золотым обрезом. Мы оцениваем то, чем дорожим, и тем самым его обесцениваем.
Мне бы сидеть и сидеть там, среди моих коммунистических сокровищ, под хриплый рев нагревателя, вдыхая уютный запах недогоревшего парафина, на пару с недопитой бутылкой водки, но я пошел в крипту и начал возиться со своей умопомрачительно дорогой музыкальной техникой, работать над идеями, которые могли когда-нибудь развиться в рекламные джинглы или в саундтреки к фильмам захватывающе интересным, если верить афишам и анонсам, и уныло-посредственным, когда смотришь их на экране.
Макканн ждал меня в "Грифоне". По субботам мы всегда здесь встречаемся, это день нашего Вечернего Загула, нашего Выхода в Общество. Для такой оказии мы даже принаряжаемся, были случаи, когда я повязывал галстук и надевал нечто похожее на костюм. Не знаю уж почему, но именно так вырядился я и в тот день.
И кто бы подумал, что это может иметь катастрофические последствия.
- Лихо ты выглядишь, Джимми.
- Внешность обманчива, - успокоил я Макканна.
- Чего пьешь?
- Половину и половину. - Я вдруг задумался, почему это полупинта крепкого с виски не называется просто "единица" или "целое". А может, где-нибудь и называется. Вернулся Макканн с нашим питьем; в "Грифоне" было тесно и шумно. Я стряхнул с шинели подтаявшие снежинки.
- Чего это ты при полном параде? Готовишься встретить завтра того мужика?
Я удивленно вскинул глаза. Завтрашний приезд Рика Тамбера начисто выскочил у меня из головы; когда я долго работаю над музыкой, то вообще все забываю.
- Нет, - сказал я и для убедительности покачал головой.
- О. И куда ж мы тогда сегодня?
Я задумался. Макканн тоже выглядел относительно пристойно. А у меня было такое себе беспокойное, шебутное настроение, которое изредка подвигает меня делать то, чего бы я обычно не сделал, идти туда, куда бы я обычно не пошел.
- Куда-нибудь, где мы еще не бывали. Теперь задумался Макканн.
- Мой парень, - сказал он наконец, имея в виду своего двадцатилетнего, что ли, сына, который записался год назад в армию и тем заслужил вечное отцовское презрение, - говорил мне, когда приезжал последний раз, об одном тут таком хитром ночном клубе. "У Монти", так он называется, это рядом с Бьюкенен-стрит. - Макканн окинул взором мои поношенные, но все еще хранившие следы былой элегантности ботинки (итальянская ручная работа) и свежевычищенную шинель, а затем вытащил из своего рукава почти еще даже не засаленный манжет. - А чо, может, и пустят.
- Ночной клуб?
Я никогда не любил эти заведения, а особенно лондонские, где не продохнуть от привилегированной публики - шумных, манерных людей с дурными манерами, а таких я обычно избегаю. В Глазго чуть получше, но и здесь мне совсем не нравится платить несусветные деньги за возможность выпить пару безвкусных коктейлей в заведении, куда люди ходят не столько поразвлечься, сколько чтобы продемонстрировать свою персону другим таким же недоумкам.