Возможности у них, конечно были серьезные. Ведь вариантов-то всего два – или прийти первым, когда от тебя этого не ждут, или проиграть на фаворите – другого нет. Если делать это все в лоб, тебя уже на второй-третьей скачке возьмут за жабры, и всю оставшуюся жизнь будешь на ипподром ходить только через кассу – как все. Когда выйдешь. Поэтому стратегию таких событий умные люди давно разработали, и она действовала. Сбои, само собой, случались, ну а где их нет. И потом, выхода не было все равно – я ж говорю…
…Через пять недель необходимый аванс был у меня в руках, еще через четыре дня некое лицо перевело на счет израильской клиники требуемую сумму и, как говорила в свое время одна популярная личность, процесс пошел…
…Я смотрел вслед креслу-каталке, на котором ее увозили к самолету и… Да, конечно, я надеялся, я даже – почти верил, но видеть ее – Дину – такой и не испытывать сомнений… Не думать, что может в последний раз вижу ее – живой, вижу – вообще… В тот момент и слезам бы не удивился… Но я стоял, как каменный истукан и смотрел вслед самолету, рулившему к началу взлетной полосы, смотрел, как он разбежался и взлетел, смотрел, когда он уже исчез в небе и, наверное, стоял бы еще не знаю сколько, если бы меня не взяли за локоть, и я не услышал:
– Юра, пора. До начала два часа. Пока доедем…
В этот день я чуть не проиграл скачку. Попался один упрямый, такой же, как я когда-то, и я знал, что уже сегодня вечером ему… Но не в этом дело. А вот бока у моего коня были изранены шпорами и ходили ходуном. Михалыч, конюх, набросивший на него попону победителя, покачав головой, бросил мне:
– Ну, Юра, загнал ты его сегодня, загнал… Ему после такого не отдых нужен, лечение… Я-то думал, ты к ним – с сердцем. А ты…
Я промолчал…
…Иногда я говорил с Диной по телефону. Оставалось меньше недели. Ее уже готовили к операции, которая должна была состояться в ближайший понедельник, был найден подходящий донор, какой-то молодой мужчина. Когда она мне об этом сказала и добавила, что они познакомились, и он очень симпатичный, я даже… В общем, глупости, конечно, но я почувствовал, что все то – ради чего, обретает какие-то реальные очертания. И – не то, чтобы отпустило, но я снова начал… ощущать мир вокруг.
Сама операция была уже оплачена почти целиком. В воскресение – скачка. Президентский приз – главный приз сезона. Я получаю и перевожу очередную сумму, в понедельник – операция, а дальше – послеоперационный период и… ремиссия – мне Дина по телефону это слово сказала, что-то вроде времени, необходимого для полного исчезновения симптомов болезни. Конечно, если все пройдет…
Но об этом мы с ней не говорили…
…– Все отменяется, все! Понял? У нас менты на хвосте, ты можешь это понять? Сесть хочешь? Скажи спасибо, что тебя вовремя предупредили, а то бы… Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем, ясно? Кому-то из дирекции мало показалось, что ли… Короче – все. Мы всех своих лошадей со скачек снимаем, а ты можешь – хоть верхом на метле…
Вот и все. И все – зря…
7. Спаси и помилуй
– Юра, вставай, слышишь! Просыпайся, ну. Ты уже тут до вечера долежался, хорош. Вставай…
Михалыч трясет меня за плечо и приговаривает:
– Это же надо, так нажраться, а… Я тебя таким сроду не видел, ты же вообще непьющий, ты же жокей, каких мало, тебе надо форму держать. Тебе – нельзя…
– Можно, уже можно. Теперь уже – все равно… – я спускаю ноги на пол и сажусь. Та же каптерка, тот же топчан, стол, на котором…
– Про все равно мы потом поговорим. А пока – вот… – он достает из-за пазухи небольшую флягу и наливает в стоящий на столе пустой стакан на два пальца. – Пей, ну! А теперь ступай в душ. Вернешься – поговорим про твое все равно…
…– Я же тут уже больше тридцати лет при лошадях. Я и про ипподром и про лошадей наших все знаю. Думаешь, я не видел, как ты последние месяцы удачу оседлал? И не знаю, как ее зовут? Знаю… Только я думал, что ты это все из-за денег…
– Так из-за денег и есть…
– Нет, раз такое дело, женщину свою спасаешь… Тогда расклад совсем-совсем другой.
– Все, Михалыч, нет больше никакого расклада. Нет у меня лошадей больше, сняты они все, понял? И я снимаюсь. Не на метле же мне скакать…
– Ты, Юрка, жокей от бога, а – дурак. Пейс ты понимаешь, а жизнь – ни хрена. Лапки вверх задрать и нажраться, как сегодня, это ты можешь. А мозги напрячь и работать заставить…
– Так. Если есть, что сказать – говори. А лекции твои…
– Да пожалуйста! Ты сказал, тебе не хватает… – он называет сумму. – Так?
– Да, так. И что?
– Если бы все по-прежнему, сколько скачек тебе еще надо было взять, чтобы эти деньги заработать?
– Три-четыре… В зависимости от… Сам знаешь.
– А ты возьмешь те же деньги сразу. За один раз, понял! Жокей…
– Михалыч, не понимаю…
– Не понимаю… Ты сколько отстегивал с каждого приза? Вернее, сколько отстегивали – тебе?
– Ну… двадцать пять-тридцать процентов… И – что?
– А призовой фонд на Президентский приз – какой? И делиться тебе ни с кем не надо. Плюс – ставка… Усек?
– Усек… Но у меня же лошади нет…
– Мозгов у тебя нет, я говорил уже. А – Малыш?
– Да, господи, он же… Он же ни одной победы за всю свою лошадиную жизнь не одержал. Кровь – да, но он – не чемпион…
– И слава богу, что не чемпион! Значит, на него и не поставит никто! А он выиграет… Ты понял? Ты не только эти деньги заработаешь, у тебя еще останется, чтобы мне бутылку поставить. И не забывай, между прочим, что лошадь к победе, к финишу, на себе везти надо. Это ты его, Малыша своего, на своем горбу привезешь, а не он тебя… – Он помолчал и добавил:
– А ставку за тебя сделают, не беспокойся. Есть у меня…
Как сделать – пусть даже из чистокровки с прекрасной родословной – будущего чемпиона за четыре дня… Не знаю. Более того, точно знаю, что невозможно. Не стоит и пытаться. Я и не пытался. Я просто вспомнил… один давний рассказ одного старого жокея.
Позанимался я с Малышом – да. Но не усердствовал особо, за такое время и в самом деле – невозможно ничего изменить. Общий тонус, ветосмотр, с кормом не переусердствовать, суставы, сухожилия, копыта, подковы. Правую переднюю пришлось подковать заново. На этой же ноге на сустав – компресс. Пару-тройку галопов на кругу, чтобы дыхание открыть, и чтобы дорожку вспомнил – и все, пожалуй. Он, конечно, сразу понял, что к чему, все признаки налицо – скачка… Разумеется – и у лошади нервы, да еще какие. Есть особо чувствительные, так они за несколько суток психовать начинают, кроме своего конюха никого не подпускают, храпят, кружат на одном месте, как заведенные – без перерыва. А жокею вообще в это время к лошади лучше не приближаться, увидит, решит, что вот сейчас – на круг и перегорит. И всю работу подготовительную – начинай сначала. Да жокею, вообще, лучше лошади глаза зря не мозолить – только перед самой скачкой, перед стартом… С Диной пару раз сумел поговорить. Она совсем слабенькая уже стала, девочка моя, ей как раз перед операцией химиотерапию делали. Но держалась молодцом, шутить пыталась, чтобы я, значит, себя соблюдал и от нее – ни-ни. Что костный мозг у донора уже взяли и все в порядке. Что не мешало бы и в голове что-нибудь тоже пересадить, потому, что совсем поглупела от любви ко мне. Что скоро вернется…
Накануне скачки я домой не пошел. Лег в той же каптерке, на том же топчане, заснуть, конечно, не могу. Голова пустая, мыслей нет. Знал бы – как, помолился бы. Но я – не знаю и тоже поздно, ничего уже не изменить. Вот только единственное, что приходит в голову:
– Спаси и помилуй, Господи! Спаси и помилуй нас обоих – и ее, и меня. Не жить нам друг без друга, Господи, обреченные мы. Друг на друга и – навсегда… Будь милостив к рабам твоим. Спаси и помилуй. Спаси и помилуй. Спаси ипо…
8. Посыл
…Мы все движемся друг за другом соответственно номерам в скачке и пока мы шагом и рысью, не спеша, проходим вдоль главной трибуны, голос диктора представляет по одному:
– Под первым номером стартует… под седлом мастера-жокея международной категории… Под вторым номером стартует…
…Ну, международной категории у нас нет и, скорее всего, не будет, но это мы с тобой как-нибудь переживем, Малыш, да? Не это главное в жизни, не это…
– Под пятым номером стартует Лабиринт под седлом мастера-жокея Юрия…
Всю нашу скачку я, само собой, изучил и просчитал еще накануне, все лошади и их всадники были мне знакомы, кроме одной темно-гнедой кобылы и паренька на ней. И лошадь и всадник были мне неизвестны, от таких как раз не знаешь, чего ждать… Может, пустышка, а может… Движется, вроде, ничего так. И парнишка сидит неплохо. Стремя очень уж высоко, коленями до подбородка достать можно – молодой еще, под знаменитых жокеев работает. Ладно, поглядим…
Голос стартующего:
– Занять стартовые позиции!
Для лошади совсем неприятно втискиваться в тесноту стартовой кабины, она узкая – если раздвинуть носки сапог наружу, то в стенки упираешься. Тут внимание нужно, лошадь вылетает из кабины, как пуля из ствола. Упаси бог задеть ногой. В лучшем случае, сломаешь ногу, в худшем – голову…
– На старт!
Одновременно с выстрелом стартового пистолета открываются створки ворот и – первый посыл…