Счастье глядело на нас со стен, с развешанных там Нютиных рисунков. И мы были его частью, но стали ему неинтересны, и оно замкнулось, укрылось от нас – в самом себе. Аутизм счастья…
Потому что счастье – это такая болезнь, которой очень трудно заразиться и легко вылечиться, даже и стараться особо не надо, сама пройдет – без всяких лекарств…
…Остался только один рисунок, тот самый – первый. Когда Аня захотела снять и его, Нюта замотала головой, заплакала и убежала. Вот он – на стене, над моим письменным столом. Больше – ничего. Когда я смотрю на него, мне кажется, они вернутся – Аня и Нюта. И, может быть, вместе с ними вернется и…
Но, даже если – нет, то все равно, можно будет еще раз посадить Нюту на колени и смотреть на единственную девочку на свете, рисующую – счастье. И может быть, даже, набравшись нахальства – попросить:
– Научи меня рисовать…
Евангелие от Лю
1
– Хочешь, я буду твоей книгой?
– Если только – карманной.
– Почему карманной?
– Чтобы трогать, когда захочу…
– Люсь, можешь подойти?
– Нет, сейчас – нет, не могу, а что? Срочно?
– Срочно, срочно, ну подойди, ну. Пожалуйста…
– Хорошо, хорошо, иду… – вытираю руки о фартук и иду к нему в кабинет.
– Что, Сань?
– Посмотри, почитай. Текст – мертвый. Совершенно. И я не могу понять, в чем дело. Хоть тресни…
– А я тебе уже говорила, но ты же не слушаешь. Текст не может быть живым, если неживые герои, которые в нем… обитают. А главный герой у тебя еще и человек плохой – очень.
– И пусть. Плохой совсем не значит – мертвый. И плохие герои должны присутствовать – как в жизни. А в данном конкретном случае, вообще непонятно, чем он тебе так не угодил…
– А зачем он Ирку бросил, а?
– Потому, что она ему по характеру – ну никак. Иначе и быть не могло…
– Ну да, конечно. Столько лет была – как, кормила, поила, обстирывала, да чего там, просто – ложилась под него и вдруг, видите ли – характер!
– Тебе не понять, ты рассуждаешь, как женщина…
– А я и есть, между прочим… Или ты сомневаешься?
…– Хм… Попробуй тут – засомневайся. Себе дороже…
– То-то же…
– Но оставаться вместе им все равно – невозможно. Что бы ты не говорила.
– И почему же это?
– Потому, что для этого смелость нужна и понимание, чтобы остаться – до конца, чтобы состариться – вместе… Ты знаешь, большинство разводов либо в самом начале, либо уже после сорока. Между сорока и пятьюдесятью – вот так. Человек просто пытается продлить свою молодость – пусть даже за счет другого. И с этим ничего не поделаешь. Только если двое смогли еще – до, создать и сохранить нечто такое, что поможет им преодолеть этот барьер страха, молодость – старость. Но ты и сама понимаешь, что так везет не всем. Неужели и с этим ты не согласна?
Я вздыхаю и соглашаюсь. Потому, что соглашаюсь – всегда. Пора уже привыкнуть за столько лет… Но есть же такое, к чему не привыкнуть никогда. Саня – муж мой, непредсказуем, упрям и слеп. Абсолютно. Ничего не видит. Я его боготворю и им восхищаюсь, хотя стараюсь не показывать вида. Иногда даже спорю и ругаю – специально. Но он, по-моему, все равно – догадывается. Интуиция у него…
Мы пишем книгу. Вдвоем. Уже и не вспомнить, кому из нас это пришло в голову, вообще-то, по идеям у нас главная – я. Саня говорит, что у меня эвристическое мышление. А то, что он говорит – закон… Не из-за того, что я такая бесхарактерная, вовсе нет. Не из-за того, что он – не видит. Зато слух у него – дай бог каждому, а уж – голова… Я с ним соглашаюсь потому…
Странно, вот дошла до этой фразы – и страшно стало. Не так, как бывает, когда подумаешь о чем-то и сама себе завидуешь – тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Неужели мне – и такое привалило. Нет. А вот… Мне это уже не в первый раз в голову приходит: а вдруг, это все – выдумка? Потому, что иначе – как такое возможно. И сразу страх, как хлыстом… Выдумка я его – и все. Просто. Ведь быть рядом с ним, с Саней, это же такое счастье, которого просто, ну не может быть. Потому, что не может быть – никогда. А тогда – что остается? И я молюсь про себя каждый раз, пожалуйста, любимый, выдумывай меня подольше, ведь сама-то я не существую – понимаешь. Нет меня без тебя…
2
…Эта книга – про нас. А все потому, что мы с ним, с Саней моим, очень жадные. До жизни, друг до друга, до всего… Нам самих себя – мало. И мы, как наркоманы, подсевшие на самих себя, пишем про себя, чтобы улетать от этого – снова и снова. Чтобы про каждый вздох, взгляд, вскрик – словом, еще, еще… Потому что то, о чем мы пишем, слишком реально. И книга оказалась – западней. Оттого, что не осталось времени на самих себя. Да и есть ли мы – сами, живем ли? В книге ли, в жизни – уже не…Если очень долго крутить педали,
можно объехать вокруг земного шара.
А можно вместо этого смотреть на тебя и все.
Сколько хочу.
И тогда – зачем весь земной шар?
…– Только бы он говорил со мной, только бы я – отвечала.
– Люсь!
– Что, Санечка?
– Обед скоро у нас?
– Так готов уже… Накрывать? Где, на веранде?
– Исключительно. Исключительно – там. Потому, что – воздух…
Мы обедаем вдвоем и смотрим на заходящее солнце. Дети уже разъехались, друзья… Старые, настоящие, которых – раз, два – далеко и лишь изредка по телефону. Новые, не то, чтобы нет, но…
А солнцу – все равно. Оно встает и садится строго по часам. Правда, Саня его не видит. Вот уже десять лет. И уже десять лет – не летает. Он ведь летчик, Саня мой… А сейчас, его глаза, его жизнь, его небо – я. Только.
Эта книга… Она могла бы спасти нас, пожалуй. Его, Саню, а значит и меня, но как узнать, существую ли я на самом деле?
Я подхожу к нему и глажу его бритую голову, сажусь к нему на колени, прижимаюсь щекой к его невидящим глазам и молча плачу. Он целует меня в самый уголок рта. Ему – солоно… Солнце садится.
– Саня, скажи мне…
– Все, что хочешь…
– Скажи, есть ли я на самом деле?
Но в этот момент солнце садится и я слепну – тоже.
– Пойдем в дом, милая моя, уже прохладно, солнце село. Я же – вижу…
3
Ты пишешь книгу и не смотришь на меня.
А ведь твоя книга – это я…
Раньше у него было – небо. И глаза. И я, конечно, но я – потом.
Потому, что у мужчин – так…
Потом небо кончилось, потому, что кончились глаза. Есть такая болезнь – не помню, как называется, заболел, а лечения – нет… И зрение – ушло. Какие уж тут полеты. И я придумала книгу. Чтобы он выжил и жил дальше. Знала – меня одной ему мало. Потому, что у мужчин – так…
– Люсь… Слушай, я вот что думаю…
– М-м-мм?
– Ну, не спи, погоди немножко… Люсь…
– Ну, что? Ну?
– Я говорю, вот когда Герка выходит из дома и видит Алю…
– Сань, ты совесть имей, а…
– А что?
– Третий час ночи, вот что… Сплю я. Вернее – спала… Ну, чего?
Я сажусь на кровати и кладу комп на колени. Открываю файл и погружаюсь. Именно – погружаюсь, по-другому не скажешь.
– Так… Ну?
– А я себе все время вопрос задаю – вот почему он на нее внимание обратил?
– Не знаю… Может – запах?
– Какой запах? Причем здесь…
– Какой… Обыкновенный – запах и все. Как у животных, как у собак. Они от запаха – балдеют…
– Ты серьезно?
– Вполне. Вот ты помнишь, как от меня пахло, когда мы в первый раз встретились?
– Нет… Понятия не имею.
– А я твой одеколон – как сейчас…
– Это что же, это у всех женщин так, да?
– Про всех – не знаю… Но запах – это очень важно…
– Я понял… Н-да…
– Уже можно снова спать или как?
– А если – или как?
– А как – или как?
– Ну… Вот так… И вот так…
– Атеперь… ага… еще, ну…
…Существую, конечно. Иначе, откуда бы мне знать, что такое – блаженство?
4
– Я устала. Давай сделаем перерыв.
– Ну что же. Объявляю перерыв на блаженство…
Я старалась. Как же я старалась…
Чтобы все было, как раньше, чтобы – ни в чем и никогда.
Чтобы мой мужчина не знал, что я его – жалею. Потому, что…
Слышать его, слушать, слушаться – даже и стараться не надо было. Это было… вот, как – небо…
Я пыталась сделать нашу жизнь – земной. Раньше – до, во всем был воздух, синева, горизонт. Даже, когда мы ссорились, он говорил: – И дождь обрушил груши… А когда я плакала – Ну вот – облака налакались…
Теперь он перестал так говорить. И мы – перестали ссориться, а я – перестала плакать. Когда становится совсем невмоготу, впиваюсь ногтями в кожу – до крови. Иногда – помогает. Или бросаюсь лук резать. Я – хитрая…
– Люсь, а Люсь! Представляешь, у меня тут самая кульминация! Иди сюда, помоги, а…
– Иду, иду, иду…
– Слушай, а бутербродик не сделаешь? А то на меня всегда в напряженные моменты голод нападает – ты же знаешь. И чтобы, как я люблю – сыр, колбаска… И чайку бы, а? Понимаешь, финиш, ну вот – финиш…
Я ворчу что-то про то, что не служанка, а сама – ужасно рада, ведь поначалу-то, когда – только-только видеть перестал – он ничего, вот совсем ничего не просил. Все – сам… Будто стыдился. Будто не было стольких лет – вместе. Будто не хотел, чтобы я была не только жизнью его, но и глазами – тоже. Потому что – страшно. От глаз ничего не скроешь. Особенно, когда они обращены вовнутрь. Особенно – своей собственной слабости.
Но – книга… Книга могла бы помочь…
5
– Сколько звезд на небе?
– Не все ли равно. Главное – в другом.
– В чем же?