И мне начинает жечь глаза, словно в них попала соль…
И запах моря – от ее тела.
С влечением можно бороться. Как бороться с нежностью, которой – задохнуться…
Я до ужаса несовременна. У меня мало подруг и много книг. Я не пробовала наркотики, но исподтишка покуриваю. И боюсь, что об этом узнает Вик. Он меня опекает, и мне это нравится. Чувствовать на себе его взгляд, ощущать его беспокойство, и видеть, как он хмурится, если что-то не так. Он думает, что знает все лучше меня, и я не мешаю и слушаюсь, как маленькая. Знаете, почему? Мне просто хочется его слушаться. Вот просто… Даже факультет мне выбрал он. Интересно, мы так и будем молчать весь вечер?
– Вик! Вик, пойдем в кино. Или погулять и в кафе, а? И дождь уже кончился.
Он качает головой, даже не глядя на меня.
– Нет, сегодня не могу. Завтра, с самого утра, мне нужна свежая голова, а после прогулок с тобой там путаница… – Он качает головой и снова погружается в свои чертежи.
Я иду ва-банк.
– Меня звал Макс, а я не пошла…
– Куда?
– Да в кино же, в кино!
– А-а-а-а…
– Вик, а он тебе – как?
– Кто?
– Да Макс же!
– Э-э-э… А я его видел?
– Он заходил к нам на прошлой неделе. Мы вместе пили чай…
– Ну, я… не помню.
Врет. Он все помнит. Все и всех. Он моих ухажеров знает и оценивает ого-го как.
Раз говорит, что не помнит – значит, не очень. И шансов у Макса, стало быть – минус ноль. Но, в общем-то, он и мне – не так, чтобы… Честно говоря, мне они все – не так, чтобы. Потому что…
Ну, чего я упрямлюсь… Время ведь не остановить, и этот вечер – тоже. И себя. Или себя – можно? И ближайшую тысячу лет – по обе стороны от зеленой лампы…
…– Ну хорошо, идем… – я встаю из-за стола.
Она визжит от восторга и бросается мне на шею. Я кружу ее, не касаясь руками. Главное – не касаясь руками…
…Мы сидим плечо к плечу, и я ничего не вижу. Что-то там мелькает на экране, Магда иногда хихикает, а я чувствую ее узкую ладонь в своей, и у меня совершенно пустая голова. Она говорит, что у меня теплые руки. Вот как…
Ужинать я увела его в кафе. У меня был особый расчет: во-первых, не надо будет посуду мыть, а во-вторых, у меня к нему разговор серьезный, а в кафе разговаривать легче.
– Все-таки очень вкусная у них лазанья.
Вик пожимает плечами.
– Что ты хочешь, итальянцы всегда знали толк в еде.
– Вик…
– Что?
– Ничего…
Он замирает на секунду с поднятой вилкой и смотрит на меня.
– Ну говори, говори, я же вижу, что-то есть…
– У меня проблемы с учебой…
– Продолжай, – и он возвращается к еде.
– Я не справляюсь…
– Угу.
– Ну, что ты угукаешь?
– А что мне прикажешь делать?
– Мне нужен совет, а не ругачесть…
– Я уже давно тебя не ругаю…
– Как же… Ты просто так смотришь, что мне стыдно…
Я смотрю на нее и… Господи, дай мне сил…
Чтобы скрыть свое смущение, я делаю вид, что подавился и начинаю судорожно кашлять. Магда похлопывает меня по спине, и я с трудом успокаиваюсь. Цирк, да и только…
– …Ты взрослая, Магда. Ты умная.
Если ты не справляешься, значит тебе неинтересно. Это я настоял, чтобы ты пошла на этот факультет. Значит, есть и моя вина. Скажи, чего ты хочешь, и мы поступим, как ты хочешь. Можно перейти на другой или…
Чего я хочу… Иногда мне кажется, что я не хочу ничего. Просто сидеть – вот так – и говорить, говорить…
Я знаю его лицо до мелочей. Его губы с ложбинкой на нижней. Его спокойные руки. Его плечи и его походку. Его дыхание. Запах его одеколона и его пота… И как он морщится. Я знаю его женщин. Он никогда не приводит их домой, но меняется его запах и его взгляд. Едва-едва, неуловимо. Становится чуть более рассеянным. Тогда я бешусь.
Это никогда не длится больше месяца, да и случается нечасто. Но я – бешусь…
Вот как сейчас, потому что он спрашивает, чего я хочу.
А я не могу ему сказать. Потому, что все сказано уже так…
И так ясно…
Уже поздно, и мы идем домой. Он ведет меня за руку…
…Перед сном я прихожу пожелать ему спокойной ночи. Он по-прежнему сидит над своими чертежами. Прямые плечи, аккуратный затылок.
– Вик…
– Что?
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, заяц…
Мы никогда не целуемся. Даже обычный чмок в щеку – никогда.
Я просто подхожу сзади и обнимаю его за плечи. Прижимаюсь щекой к его щеке и замираю. Вик не шевелится. Молча ждет, когда я уйду, и я понимаю, что мешаю.
– Вик…
…?
– Мама смотрит на нас… Видишь?
Он едва заметно кивает. И молчит…
Фотография на столе, прямо перед глазами – темные волосы, счастливые глаза… Мама… Моя мама и его – Вика – жена. Его женщина. Они поженились, когда мне было десять, и я все помню. И как они смотрели друг на друга – тоже. Потом она умерла, а мы – остались.
Прошло уже целых пять лет.
Мне восемнадцать. И каждый час, как день, каждый день – как год, я живу – невозможностью любви…
Ах, эта зеленая лампа, которая всегда…
Ее звали Тирца. Она была моей женой три с половиной года. Последние пять с половиной месяцев – неоперабельный рак поджелудочной железы. Это не лечится.
Каждый день я благодарю EFO за каждый день – с ней. Каждый день я проклинаю EFO за каждую минуту ее страданий.
Последнее слово, которое она уже не смогла произнести. Только одно слово. Одно имя – Магда… Потом она просто закрыла глаза и перестала дышать.
Мне понадобилось целых четыре года, чтобы научиться умирать от нежности к ней. И с этим – жить.
На то рождество я заболела.
Озноб, температура под сорок и жуткий выматывающий кашель. И тупая боль в груди. Воспаления легких мне только и не хватало. Да еще двухстороннего. Крупозного. Возможны осложнения на…
Три дня я почти не помню, все было как в тумане. На четвертые сутки, ночью, я проснулась, вся насквозь мокрая от выступившего пота. И сорочку и меня можно было отжимать. Но грудь уже не болела, и хотелось есть. Вик лежал рядом со мной, поверх одеяла, одетый, и дремал. И огромная луна прямо в окно…
…Он обтер меня всю насухо и переодел, а потом принес бульон. А еще потом я забралась к нему подмышку и уснула… До утра.
Наша первая ночь – вместе…
Та ночь… Она болела очень тяжело. Конечно, ее лечили, и все такое, но три дня она была почти без памяти. Я совсем не спал эти дни, все время рядом с ней, сон – урывками, не раздеваясь. На четвертую ночь я проснулся от яркого лунного света в окно и увидел ее глаза. Она растянула губы в улыбке и прошептала:
– Есть хочу…
Я принес ей бульон, она поела немного и уснула, прижавшись ко мне.
И ничего не случилось.
Кроме счастья, которое – рядом…
А потом…
Она снова пошла учиться, вернулась в университет, и жизнь пошла как обычно. Через какое-то время появился… он. Все было как раньше, только ночами мы почти не спали – ни она, ни я. Я прислушивался через стенку к ее шагам, скрипу половиц или створок шкафа. К ее покашливанию, и как она негромко напевает себе под нос. Через полгода Магда переехала к нему. Еще через год они поженились. Я сам подвел ее к нему и вложил ее руку – в его.
Назавтра, накануне моего отъезда, когда уже стемнело, она пришла ко мне в спальню. Села на постель и взяла мою руку. Потом улеглась поверх одеяла, прижалась, и мы уснули. Посреди ночи я проснулся от яркого лунного света в окне. Ее уже не было. И хотя мы не сказали друг другу ни слова…
Много лет я ни разу не оставался с ней вдвоем, наедине. Как-то не…
У них родился сын – Майк, и они переехали в другой город. Я навещал их раз в год, всегда на рождество. Она не приходила ко мне больше никогда. И всегда кто-то бьш рядом.
Потом позвонил ее муж, и я приехал. В то утро выпал снег. Мне сказали, что она никого не узнает. И я подошел к ней и взял за руку, и погладил по щеке. И она, как была, с закрытыми глазами, произнесла:
– Боже мой, наконец-то…
…Я многое забыла из прошлого – почти все. Зато я знаю все про будущее. И жду первого снега. С первым снегом он приедет и заберет меня отсюда. И я сразу увижу его следы – темные проталины на белом покрывале. Завтра…
– Магда, девочка моя, я пришел.
– Вик, Вик, Вик…
– Видишь, все как ты хотела – первый снег, посмотри за окно.
– Да, да, я знаю, я знала, что ты придешь именно сегодня.
– Конечно, милая, я ведь тебе обещал, помнить? Сегодня я заберу тебя отсюда. Теперь мы можем жить вместе, понимаешь?
– Я так рада, я ведь так долго этого жду, знаешь? Всю жизнь…
– Мы оба, любимая. Всю жизнь мы жили вместе, я и ты – невозможностью любви…
– И мама…
– Да, моя хорошая, она всегда была с нами – ты ведь помнишь…
– Скажи, а я все еще нравлюсь тебе?
– Конечно. Ты моя самая желанная. Ты моя любимая…
– Тогда уедем поскорее, ладно?
– Магда!
– Что?
– Скажи, а как твоя память?
– Т-ссс, не спрашивай. Никогда не спрашивай того, кто любит, и кого любишь ты. Просто – люби и позволь любить – себя. Беда придет сама, радость надо суметь вынянчить и вырастить…
– Хорошо, я сделаю все, как ты скажешь.
– Я так давно не была дома. Вик, а можно я тебя о чем-то попрошу?
– Ну, конечно.
– Тогда обещай мне.
– Все, что хочешь.
– Обещай мне жить долго. Ведь ты – моя жизнь, и если не станет тебя…
– Не беспокойся обо мне. Я буду жить, пока живешь ты… Ведь у меня просто нет другого выхода, правда? Я ведь должен заботиться о своей дочке, о своей Магде.
– И еще…
– Да…