* * *
На аэродроме по полю катался аэроплан. Мсье Бовье и сам Анри Фарман обучали новичков "пробежкам" по земле с работающим мотором.
Ученики - здоровенные усатые дяди - бегали за аэропланом, как мальчишки, в ожидании своей очереди, искательно заглядывали в глаза Фарману и Бовье, внимательно слушали объяснения, переводили друг другу с французского на немецкий, на английский, на русский, на японский все, что говорили инструктор Бовье и директор школы Фарман.
Мациевич что-то втолковывал Заикину, тот смотрел на него с напряженной физиономией, запоминал и снова приставал к Мациевичу с вопросами.
Улучив момент, Заикин подошел к Фарману и мрачно спросил по-французски:
- Мсье Фарман, когда я буду летать?
Фарман рассмеялся, похлопал Заикина по плечу и ушел, на ходу раскуривая трубочку.
* * *
- Анри, я вам так благодарна за все! - сказала де ля Рош. Они стояли в цехе-ангаре около нового аэроплана.
- Не стоит благодарности, Кло, - сказал Фарман. - Через несколько дней вы сможете облетать эту новую игрушку. Остались какие-то пустяки. Почему не приехал Пьер?
- Вы из меня сделали авиатора, Анри. Вот за что я благодарна вам.
- Не преувеличивайте моих заслуг, Кло. Вы были самым способным и самым очаровательным учеником моей школы.
- Я охотно пококетничала бы с вами. Анри, но мое уважение к вам настолько велико, что мешает мне это сделать.
- А жаль! - рассмеялся Фарман. - Когда приедет Пьер принимать новый аэроплан?
- Анри, - Де ля Рош вынула из сумочки пудреницу и, глядя в зеркальце, провела пуховкой по лицу, - когда должен быть готов аппарат мсье Заикина?
- Понятия не имею, - легко ответил Фарман. - Когда справлюсь со всеми остальными заказами. Месяца через два-три... - И вдруг насторожился. Посмотрел на де ля Рош и спросил удивленно: - В чем дело, Кло?
- Он уже оплатил счет за постройку? - спросила де ля Рош, внимательно разглядывая свой нос в маленьком зеркальце.
- Да. В чем дело, Кло?
- Когда, вы сказали, будет готов мой аппарат?
- Через несколько дней...
- Анри, будьте же как всегда любезны и отдайте мой аэроплан мсье Заикину, - спокойно сказала де ля Рош и впервые посмотрела в глаза Фарману. - А я подожду эти два-три месяца.
- Вы сошли с ума, Кло! Вы не можете ждать так долго! Я слышал, что Леже заключил для вас очень выгодный договор на гастроли в Испании.
- Я тоже слышала об этом, Анри. - Де ля Рош невозмутимо спрятала пудреницу в сумочку. - Пожалуйста, передайте этот аэроплан мсье Заикину. Я вам буду очень обязана. Считайте, что я уступаю свою очередь.
- А как же гастроли в Испании? - растерялся Фарман. - Я не рекомендовал бы вам летать там на старом аппарате. Он уже достаточно изношен.
Де ля Рош поцеловала Фармана в щеку и улыбнулась:
- Мой дорогой мэтр, я так привыкла во всем следовать вашим советам, что ни за что не буду летать в Испании на старом аппарате. Я просто туда не поеду!
- Вы с ума сошли! Что с вами, Кло?
- До свидания, Анри, - нежно сказала де ля Рош. - Я была так рада вас видеть. И пожалуйста, напрягитесь и придумайте, под каким соусом вы через несколько дней сообщите мсье Заикину, что его аэроплан уже готов.
* * *
Несколько русских офицеров, Заикин, Ефимов и Фарман стояли около новенького аэроплана. Заикин был расфранчен и торжествен. В руках он держал свою роскошную трость с бриллиантами. Неподалеку стоял художник Видгоф и набрасывал с натуры аэроплан. С другой стороны аппарата фотограф устанавливал свою треногу. Около аппарата копошились Жан и Жак.
Фарман говорил, а Мациевич почти синхронно переводил Заикину:
-...только из глубочайшего уважения перед твоими спортивными заслугами господин Фарман нашел возможность ускорить постройку аэроплана.
Жан и Жак переглянулись. Жан ухмыльнулся, а Жак сплюнул.
- Мсье Фарман говорит, что он сам пролетит сейчас над полем, чтобы показать тебе все достоинства аэроплана, - сказал Мациевич.
Фарман улыбнулся и посмотрел на трость Ивана Михайловича.
Заикин перехватил его взгляд и тут же быстро проговорил:
- Ты, Лев Макарыч, передай ему, что я и слов таких не могу найти, чтобы выразить свою благодарность, а посему прошу его принять маленький презент...
И Заикин протянул Фарману трость. Мациевич перевел, и Фарман, уже искренне восхищенный, принял подарок.
Пока он любовался тростью, Мациевич тихо спросил Заикина, показывая на художника и фотографа:
- Иван Михайлович, дорогой ты мой, на кой тебе черт сейчас эти-то понадобились? И так на бобах сидим, зубами щелкаем.
- Лев Макарыч! Реклама - ух какая страшная сила! Может, я мужик и серый, и неграмотный, а только в этом я соображаю будь здоров!
- Мсье Заикин! Силь ву пле, - сказал Фарман и широким жестом пригласил Заикина занять пассажирское сиденье.
Он сказал еще несколько слов и любезно улыбнулся.
- Господин Фарман говорит, что он сам сотворит твое крещение.
- Батюшки-светы! - воскликнул Заикин и бросился к аэроплану. - Да неужто?! Эва, что моя тросточка-то наделала! Недаром за нее тысячу двести рублей плочено! Хорошо, что в ломбард заложить не успели!
Русские захохотали, зааплодировали. Фарман принял это на свой счет и вежливо поклонился.
Он сел впереди, Заикин - чуть выше, сзади. Жан и Жак принялись запускать мотор.
- Стой! - заорал Заикин. - Стой, тебе говорят!
Фарман испуганно обернулся.
- Снимай на карточку! - крикнул Заикин фотографу. - И чтоб все хорошо вышло! А то я с тебя шкуру спущу!
Фотограф засуетился. Фарман понял, в чем причина задержки, рассмеялся и с уважением посмотрел на Заикина.
Заикин похлопал Фармана по плечу, указал пальцем на аппарат фотографа и сказал:
- Гляди туда, сейчас птичка вылетит!
Фарман повернулся к фотографу, Заикин напружинился, выкатил глаза, и снимок был сделан.
Анри Фарман рассмеялся, сдвинул кепку козырьком назад, спрятал в карман трубку и что-то скомандовал Жану и Жаку. Мотор затарахтел, Заикин снял с головы котелок, трижды перекрестился истово и бросил котелок Жаку. Тот ловко поймал его и весело отсалютовал им Заикину.
Аэроплан покатился на взлетную полосу.
Сверху Заикин смотрел на поле, на ангары, на крохотные фигурки людей, жмурился от сильного встречного ветра и судорожно цеплялся за расчалки руками.
Фарман спокойно и уверенно управлял аэропланом. Время от времени он поворачивался к своему пассажиру и вопросительно смотрел на него.
- Формидабль! - кричал ему Заикин. - Так красиво, просто спасу нет! Я говорю: красиво! Жоли! Се тре жоли! Огромадное вам мерси, господин Фарман!
* * *
В Одессе, в кафе на Николаевской набережной, Куприн читал вслух письмо Заикина. Ярославцев, Нильский и Саша Диабели слушали серьезно и печально.
Голос Куприна был сухим и нерадостным:
- "...денег нет ни капельки. Что господа Пташниковы чеком выписали - того и на половину расходов не хватило. Хорошо, что своих было сколько-то, а то бы совсем беда. Заказал фотографии и афиши, потому как здесь делают их быстро и красиво. Чем платить - ума не приложу. Завтра в Париж поеду - чемпионскую ленту с золотыми медалями закладывать. А больше у меня ничего нет. Хорошо, что еще сильно помогает капитан флота Лев Макарович Мациевич. Тоже очень грамотный господин и душевный. Вроде тебя, дорогой мой сердечный друг Александр Иванович.
Пишет это письмо Коленька Горшков. Я ему говорю, а он пишет. А еще встретил я здесь госпожу де ля Рош. Оказывается, ее Клотильдой звать. По-нашему, значит, Клавдия, Клава... Она тут за новым аэропланом приехала. Ей Фарман наказал ждать три месяца. А мне из уважения, что я чемпион, сразу сделали. Ты, Сашенька, накажи Пете Ярославцеву, чтобы он к Пташниковым сходил и положение мое обрисовал. Пусть денег шлют, коли хотят на мне зарабатывать. Сам к им не ходи и дела с ими не имей. Помни, кто ты и кто они. А Петя Ярославцев со всякими привычен общаться. Пусть он идет. А еще поклонись Петру Осиповичу Пильскому и накажи ему, чтобы лишний раз не горячился. У него здоровье слабое. Сашу Диабели поцелуй и водки трескать ему много не давай, а то он свой талант вконец загубит. Сам себя береги и отпиши мне, что в цирке делается. А еще все господа русские офицеры, когда узнали, что мы с тобой люди не чужие, велели тебе низко кланяться. Обнимаю тебя, незабвенный ты мой друг, дорогой Сашенька, и желаю тебе здоровья и долгих лет жизни. К сему, ваш Иван".
- Иван... - с трудом проговорил Пильский, замотал головой и стряхнул набежавшие слезы.
- М-м-да... - Куприн еще раз заглянул в письмо и обвел взглядом друзей.
Все сидели подавленные.
В это время к их столику подошел не очень трезвый, помятый франтик с дешевой тросточкой в руке, и соломенным канотье на голове. Он изысканно поклонился и приподнял свою нелепую шляпку.
- Господин Куприн, я жутко извиняюсь. Я вам не собираюсь долго морочить голову. Что слышно от Ивана Михайловича из Франции?
Это было так неожиданно, что все оторопели. И только Пильский сразу же взорвался:
- А вас почему это интересует?! Вы, собственно говоря, кто такой?
- Я?.. - Франтик даже отступил на шаг от удивления. - Кто я такой?! Я - одессит! Вот почему это меня интересует!