Пейл встретился взглядом с Верой и смущенно улыбнулся.
Сердце Веры, до этого скакавшее сумасшедшим галопом, споткнулось и разбилось вдребезги.
* * *
Снежана, помощница доктора Анатоля, выпорхнула из-за спины Пейла. На ней был только легкий халатик, едва прикрывающий ее длинные ноги. Все мужчины впились в нее взглядами, а на лицах их жен дружно образовалась гримаса возмущенного осуждения. Только Вера повернулась к собранию спиной и побрела прочь. Ее мать сделала шаг вслед за дочерью, но осталась, решила досмотреть представление до конца.
Снежана деловито растолкала собравшихся, настойчивым жестом отстранила Руслана и склонилась над пострадавшим. Григорий уже перестал материться и только бессмысленно вращал глазами и стонал. Снежана ловким движением оторвала полоску ткани от края халата.
- Снежана, ты чего это?.. - прошипел Руслан, но та только резко отмахнулась от старика.
- Пусть кто-нибудь подвезет телегу. Ну, кому не жалко? - сказала она властным голосом. Кто-то из мужиков откликнулся.
- Вот, давай, тащи ее сюда, - сказал Руслан. - Все остальные - расходимся, нечего больше здесь смотреть! Давайте, идите! - замахал он руками на толпу.
- А мне можно идти? - спросил Пейл насмешливо.
- Я с тобой еще не закончил, - прошипел Руслан. - Ты пойдешь со мной на допрос.
- Ну можно мне хотя бы одеться? - спросил Пейл, вызывающе улыбаясь.
- Стой! Кому говорят! - но Пейл уже скрылся в доме. - Вот черт!
Через некоторое время Пейл появился в привычной одежде - широких белых штанах и белой рубахе. Он подошел к Снежане, хлопочущей над покалеченным старостой. Снежана держала Григория за руку и успокаивала, как ребенка. Тут как раз добрый человек подогнал свою телегу. Конь беспокоился, фырчал, топал и водил глазом.
- Дай помогу, - сказал Пейл Руслану, который помогал старосте встать на ноги.
Тот чертыхнулся, но мешать не стал. Григорий пронзительно посмотрел на Пейла, но потом боль взяла свое и глаза старика опустели. Старосту уложили в телегу, Пейл, Руслан и Снежана уселись рядом с раненым. Мужик щелкнул кнутом, поехали к доктору.
Люди начали нехотя разбредаться: кто по домам, кто по своим делам. Но разговоров хватит теперь на несколько недель. Давно в Приюте не происходило такого. Если когда-нибудь вообще происходило. Дочку старосты никто не любил, потому что многие семьи пострадали от нее. От Пейла всем была только польза, но его все равно не любили. Спроси у кого-нибудь почему - замялся бы, отвел глаза и пробормотал: "Ну, он просто… ну он какой-то… Улыбка у него недобрая. Не доверяю я ему".
II. Small talk
Когда остаешься наедине с другими людьми и не имеешь возможности уйти - чаще всего, потому что вы вместе чего-то или кого-то ждете - испытываешь чувство неловкости, и чем дальше, тем хуже. Надо о чем-то заговорить, потому что тишина становится нестерпимой, но говорить не хочется, потому что боишься сморозить глупость. И, раздираемый противоречиями, необходимостью и желанием, кто-то (потому что мучаются оба) наконец произносит: "Ну и погодка сегодня!" или "Ну сколько можно ждать? Это же ужас!" - или просто компромиссно (читай: трусливо) вздыхает и косится на другого, но это ни к чему не приводит и только оттягивает тот момент, когда нужно будет заговорить. Банальность произнесена, и второй участник получает превосходство: мяч на его стороне, его ход, карты у него в руках - выбирай любую метафору, которая тебе нравится, - но, сконфуженный, тот произносит нечто односложное; диалог не получился и все возвращается к тому, с чего началось. Из этого можно сделать простой вывод: общество, необходимость общения, язык - навязанная, противоестественная, чуждая человеку вещь, если каждый раз приходится преодолевать себя. Люди - хищники, и хищники всеядные. Это значит, что тот, другой, - это жертва. И эта неловкость перед ничего не значащей беседой - чувство вины, потому что общение с жертвой делает несостоявшееся убийство слишком личным.
* * *
Доктор Анатоль уже осмотрел тело и теперь сидел в своем инвалидном кресле на берегу реки и ждал, когда придет староста. Увечье не помешало доктору вынести вердикт. Большую часть жизни он прожил калекой и привык обходиться тем, что осталось - и очень ловко. Конечно, если бы не помощь Снежаны, дела делались бы медленнее, но делались бы все равно - доктор был не из тех, кто пасует перед трудностями. Но то, что он увидел на берегу реки, куда Данила привез его, в каком-то смысле его разочаровало. Он ожидал, что столкнется с чем-то завораживающе ужасным: рваные раны, причудливые порезы, оторванные конечности, но все, что он увидел - тело мертвой девушки. Красивой мертвой девушки, надо признать. Девушку задушили, на что указывали характерные отметины на шее. В удивительные волосы цвета красного золота набился речной песок, рядом с затылком на песке было несколько неглубоких вмятин - девушка пыталась сопротивляться и билась головой о землю. На ней не было одежды. Одежда лежала недалеко: небрежно сброшенная, но не порванная. Девушка разделась сама, потом у нее был секс с убийцей, и в процессе он ее удушил.
Лилия в Приюте играла роль местного суккуба. Красивая и доступная - о ней мечтали все. И все, кто проявлял должное рвение и настойчивость, получали свое. Женщины ее терпеть не могли, но это только разжигало ее затянувшийся подростковый бунт, а мужчины - преследовали, как кобели, учуявшие текущую сучку. Интересно, кому она так вскружила голову, что он не смог ее больше ни с кем делить? Данила сказал Анатолю, что староста пошел разбираться к Пейлу. Доктор отмахнулся от этой мысли: Пейл, конечно, человек странный, но вокруг него - такие женщины, в сравнении с которыми бедная маленькая шлюшка выглядит очень бледно. "Бледно, ха!" - порадовался доктор случайному каламбуру.
Лилия несколько раз снилась Анатолю, но мечты так и остались мечтами - она даже не посмотрела бы на него, пятидесятилетнего калеку. Дело не в возрасте - из-за своего изъяна ему просто нечего было ей предложить.
Время шло, а староста и городовой все не появлялись. Анатоль и Данила ждали-ждали, но никто не приходил. Обоим было неловко. Данила все время пялился на тело девушки - там, конечно, было на что посмотреть. Сначала Анатоль думал, что рыбак бравирует своим цинизмом, но скоро разглядел в лице Данилы нечто вроде сожаления. Видимо, Лилия не обошла вниманием и этого беднягу.
Значит, Пейл Арсин… Доктор откинулся в кресле и потянулся. Пейла линчуют, потому что он лучше всех нас. Он умнее, выше, сильнее, нравится женщинам - это уже слишком большой список для того, чтобы терпеть его дальше. А ведь убить Лилию мог кто угодно. Взять хотя бы ее пронырливого братца или этого дурака Данилу. Или этого бесноватого с собаками. Анатоль подумал о будущем Арсина и невольно порадовался: куда бы ни вывернула эта история, он останется вне подозрений, потому что не способен на сексуальное насилие.
Анатоль и Данила молчали уже довольно долго. Первым не выдержал Данила - оно и понятно, в таких играх всегда проигрывает тот, кто глупее.
- Я знал, что сегодня случится что-то плохое, - сказал рыбак.
Анатоль промолчал.
- У меня было предчувствие, - выждав, продолжил Данила.
Анатоль вопросительно промычал. Получилось "Мэ?" - как у коровы.
- У меня бывают предчувствия. Я встаю с утра и точно знаю, какой будет день.
- Это полезно, - сказал Анатоль.
- Все просто. Если я не забуду и встану с правой ноги, все будет хорошо. Будет клев.
- Надо же, - без энтузиазма отозвался доктор.
- А если забуду, все - плохой будет день.
- Ясно, - сказал Анатоль.
- Вот сегодня я как раз забыл и с левой ноги встал.
Анатоль понимающе покивал.
- Но этим нельзя злоупотреблять, иначе перестанет работать.
- Да ну? - вежливо протянул доктор.
- Поэтому я иногда встаю на обе ноги. Чтобы было поровну всего - и плохого, и хорошего. Чтобы все нормально было.
Анатоль не ответил, уставился вдаль, и возникла новая неловкая пауза. Данила повздыхал и снова уперся взглядом в Лилию.
Теперь неловко отчего-то стало доктору - наверное, потому что ничего не сказал в прошлый раз. Но ему удалось себя побороть.
- Жарковато! - снова начал Данила.
- Да, - сказал Анатоль устало, - денек будет еще тот. Надо бы убирать отсюда Лилию, только нет никого.
- И правда! Сколько можно ждать? Может, я схожу за ними?
Анатоль не ответил, и Данила предпочел ничего не делать.
Прошло еще немного времени. Данила выстрелил в доктора еще парой-тройкой вопросов, тот вяло их отбил.
Сонное ожидание буквально взорвалось, когда вдалеке показались люди. Толпа галдела, как стая растревоженных птиц. Людской ручеек накатил на рыбака и доктора и сразу вовлек их в хоровод крика и слез.
С невероятным проворством, удивительным для ее комплекции, Анастасия, мать Лилии, выскочила откуда-то, растолкав всех локтями, и бухнулась на колени перед непристойно заголенным телом дочери. Звук, который она издала, больше напоминал вой сирены, чем человеческий крик. Анастасия пыталась гладить дочь, но руки не слушались ее, отчего было похоже, что она пытается ударить ее, но не решается. Мать давилась слезами, хотела что-то сказать, но из сдавленного горла вылетали только обрывки фраз и надсадные гласные.
Рядом с матерью возник Антон - высокая сутулая фигурка в одетой наспех одежде. Мальчик растерянно крутил головой и смотрел то на мертвую сестру, то на мать, которая, казалось, вот-вот разорвется от рыданий, то на людей, нерешительно топтавшихся поодаль. В глазах его было пусто - он смотрел на все странным взглядом человека, только что снявшего очки.