– Я массажистка Елена Вадимовна Кремневская. Помнишь такую? Я делала тебе массаж, который назначала Софья Николаевна. Ты еще на меня вожделенно посматривал и пытался хлопнуть по попе. Ты и тогда был интересным мужчиной, хотя и очень худым. А сейчас ты хоть куда. Твоя фамилия, кажется, Кошкин.
– Кошкаров.
– Да, да, вспомнила. Все медсестры на тебя засматривались и носили тебе еду. А ты их рисовал. Ты чего сюда пришел?
– Мне нужен Виталик Литвак.
– Он в Питере в Педиатрической академии. Его от психушки послали туда учиться и будут платить ему стипендию независимо от оценок.
Антон помолчал.
– Мне нужно войти в этот дом, – наконец сказал он.
– Зачем?
– В нем есть мои вещи.
– Правда?
– Правда. Но я не понял, что ты здесь делаешь.
– Я дом Литвака сторожу.
– Значит, у тебя есть от него ключи?
– Есть да не про вашу честь, – маскообразное лицо Елены улыбнулось, отчего по спине Антона поползли мурашки.
– Открой, мне нужно войти в дом, – Антон достал из кармана куртки плоскую бутылку.
– Что это?
– Виски.
– Угостишь?
– Угощу, если ты впустишь меня в дом.
Елена достала из кармана ключи и открыла дверь. Дверь скрипнула, и они вошли в сени. Елена достала фонарик и включила его.
– Электричества в доме нет.
– А здесь холодно.
– Сейчас растоплю печь, и станет тепло. Меня тут неделю не было. Была в городе и жила у подруги. Антицеллюлитный массаж ей делала, на хлеб себе зарабатывала.
– В городе? В каком городе?
– Поселок Добывалово стал городским поселением. Скоро выборы мэра будут.
Они вошла в комнату. Пока Елена растапливала печь, Антон сел за стол и выставил на него бутылку.
Елена достала из сумки еду, выложила ее на стол, достала из кривобокой тумбочки стаканы и поставила их рядом с бутылкой.
Антон разлил виски по стаканам.
Елена выпила виски, ахнула, закашлялась, схватила принесенную колбасу, откусила кусок и выдохнула. Антон деликатно закусил конфеткой.
Елена вдруг стала быстро-быстро, глотая слова, о чем-то рассказывать. Из словесного потока Антон понял только, что Лену домогался какой-то Сашка-Пупс, но у него ничего не получилось, потом ее домогался Сашка-Усик, у которого тоже ничего не получилось, потому что она, Лена, может лечь в постель только с любимым мужчиной. А ни одного из этих двух Сашек она ни за что бы не полюбила, потому что они совершенно не интеллигентные, позволяют себе грубые выражения и от них дурно пахнет. Когда оба Сашки несолоно хлебавши покинули этот дом, она осталась одна-одинешенька, но нисколько об этом не жалеет, потому что лучше быть одной, чем с каким попало быдлом. Сейчас ее сердце свободно и жаждет настоящей любви. А если она кого-нибудь полюбит, то сделает для него все, чего только он захочет, и все, что в ее силах.
В избе стало тепло.
Антон подошел к лестнице, ведущей на чердак, и стал по ней взбираться.
– Ты куда?
– На чердак.
– Зачем?
– Там спрятаны мои рисунки.
– На чердаке темно. Я тебе посвечу.
Елена с фонариком поднялась на чердак вслед за Антоном.
Антон подошел к тахте у дымохода, сбросил с нее одеяло и матрац, наклонился и что-то под ней сдвинул. Поднялись доски. Под ними сиротливо лежали три прямоугольника: один бумажный, второй – картонный, третий из ДВП. Антон оторопело смотрел на них.
– Слушай, массажистка, ты часом ничего не брала под этой тахтой?
– Я? Когда дрова в плите плохо разгорались, брала здесь всякий хлам на растопку. А что?
– Ты бы лучше деньгами печь растапливала. Каждый мой рисунок теперь несколько десятков тысяч баксов стоит. А здесь было около пятисот моих работ. Это же раритеты! Если бы их выставить на приличном аукционе, то они принесли бы целое состояние!
– Я же не знала, что эти обрывки могут столько стоить. Что же теперь делать? – Елена стала рассматривать оставшиеся прямоугольники. – Слушай, Антон, а я узнала, кто здесь нарисован. Это доктор Валко, которая с нашим главврачом Соколовым путалась. А почему она голая? Она что, с тобой тоже путалась? Ничего себе докторша! Молодец! Уважаю! Всех интересных мужиков смогла к себе в постель затащить. А это доктор Фильчаков. Здесь он какой-то страшный, прямо как горбун. А это ты! Здесь ты еще совсем молодой, но худой очень, даже ребра видны.
Антон вырвал у Елены рисунки.
– Что теперь на них смотреть. Их тут никто не купит. А мне деньги нужны, чтобы паспорт восстановить, ноутбук и заказать по Интернету билет до Америки, – Антон уселся на лежанку, опустил голову на ладони и молча сидел, глядя вниз.
– У тебя выпить есть? – спросил он наконец. – Виски мы с тобой уже вылакали.
– Выпивку я найду. Через дом старуха живет. Она самогон гонит и в Добывалове его продает. Сейчас сбегаю.
Минут через двадцать Елена вернулась с полуторалитровой пластиковой бутылкой мутноватой жидкости.
…Рассвет застал Антона и Елену за столом. Она, не отрываясь, смотрела на него влюбленными глазами, потом поднялась и пошла в отгороженный закуток, где стояла старая деревянная кровать, и вернулась с пачкой денег, стянутых резинкой.
– Ты, Антоша, не боись. Я здешнего мента знаю. Он нам поможет. Денег у меня хватит. Возьмешь меня с собой?
– Я в американское посольство схожу, документы оформлю, билет куплю, тебя потом вызову, – стараясь не смотреть на Елену, ответил Антон. – Сначала я один в Америку полечу. А оттуда я тебе вышлю деньги – верну долг с лихвой.
– Мне не деньги, мне любовь нужна. Я такая одинокая.
– Я тоже одинокий, но держусь. Главное – не раскисать, – сказал Антон, тяжело поднялся из-за стола, пошел в закуток и рухнул на кровать. Елена, как собачонка, пошла следом за ним и примостилась рядом.
Антон и Елена в обнимку уснули на рассохшейся кровати, наполняя дом перегаром.
– А вот и наш беглец! – разбудил Антона чей-то голос. – Так, бедняга, изголодался по бабам, что с какой-то бомжихой лег. Как говорится, любовь зла. Я, помню, тоже, когда с кичи откинулся, на первую же встречную бабу все, что было на кармане, потратил. Но мне повезло. Она оказалась буфетчицей в кафе на трассе. Так что я с ней год гужевался. Все в ней было хорошо, но уж больно мясистая была и сильно потела.
– Я не бомжиха, я массажистка! – вскочила с кровати Елена. – И у нас с Антоном любовь! Я… – внезапно Елена умолкла и стала смотреть на высокого костистого старика, стоящего рядом с Василием.
– А-а-а! Это ты, Владимир Андреевич! Что, не узнал меня? Значит, богатой буду. Это я, твоя Ленуся. Двенадцать лет тому назад я делала тебе массаж на дому у твоего друга Соколова. Тебе очень понравились мои руки, и ты попросил меня остаться на ночь, чтобы "продолжить оздоровительные процедуры". Николай Павлович ушел, чтобы не мешать тебе "оздоравливаться". Тебе тогда уже восемьдесят стукнуло, но ты своим дышлом еще мог справиться с молодой женщиной, не то что нынешние опойки, – Елена показала рукой на фотографию в застекленной рамке, висящую на стене. – Посмотри на этого мальчика. Он тебе никого не напоминает?
Все, не сговариваясь, посмотрели на фото. На нем был изображен мальчик лет десяти. Он был высоким и худеньким. Большая лопоухая голова располагалась на тонкой шейке, скуластое лицо улыбалось широким тонкогубым ртом. Серые глаза смотрели не по-детски пристально. Это был взгляд Владимира Андреевича Нежкова.
– Кто это? – спросил Нежков, не отрывая глаз от фото.
– Твой сынок, Степочка. Не узнаешь свою кровиночку? Не узнаешь маленького академика? Он такой же умный, как и ты. Все уроки с первого раза запоминает. Ему ничего дважды повторять не надо. Ты не смотри, что он худенький, зато он жилистый и крепкий. Себя в обиду не дает. Весь класс его побаивается.
– Где он сейчас? – спросил Нежков глухим голосом и надсадно, до слез закашлялся.
– Где же ему быть? В интернате он. Мне одной его было не поднять. Два раза в месяц его навещаю, конфетки приношу, яблочки, свитерок ему недавно купила. Безотцовщина есть безотцовщина.
– А где этот интернат?
– Где же ему быть? В Добывалове.
Нежков полез в карман, достал оттуда нитроспрей и поднес его ко рту. Но нажать на головку флакона он не успел. Лицо Владимира Андреевича вдруг посерело, он покачнулся и с высоты своего роста рухнул на пол, ударившись виском о край железной кровати. Василий подбежал к шефу, но тот уже лежал на спине, уставившись неподвижными глазами в потолок. В них застыл такой взгляд, что, казалось, Нежков вот-вот откроет рот и скажет что-то важное. Антон решил запечатлеть этот взгляд на будущем портрете и незаметно сфотографировал Нежкова мобильным телефоном.
Все склонились над Владимиром Андреевичем, а Антон тихо вышел из дома и растворился в темноте. Он решил найти Софью, потому что наконец понял, что любит только ее и она его истинная муза.