Но Валентин Павлович молча осматривал приборы на столике у кушетки. Один из них он осторожно взял в руки и потрогал отходящие от него провода. Сквозь небольшое отверстие в обоях за ним наблюдала Софья. Когда открылась дверь и она вошла в кабинет, глаза Валентина Павловича вновь помутнели, челюсть отвисла, на нижней губе появилась слюна, а голова затряслась.
– Сейчас я побеседую с больным, а вы можете идти, – сказала она Юрию Тимофеевичу.
Прищурившись, Софья смотрела на Валентина Павловича. Казалось, она вот-вот рассмеется.
– Переиграли вы, Валентин Павлович. Вас не взяли бы даже в любительский театр на роль "кушать подано". Идите к своему хозяину и передайте, что если его интересует моя методика, то пусть сам спросит о ней у меня, а не устраивает спектакли с бездарными актеришками.
Глава 2. Художник Антон Кошкарофф и его очередная муза
Трехэтажное здание автосервиса, построенное из бетона, стекла и металла, казалось, парило в воздухе над перекрестком трех дорог. Крышу здания, словно кокетливая шляпка, прикрывал плоский синий цилиндр, вокруг которого бежали ярко-желтые буквы: "Пока приводят в порядок ваш автомобиль, поднимитесь на второй этаж, чтобы увидеть портреты и пейзажи кисти русского художника Антона Кошкарофф и купить понравившуюся вам картину с автографом и пожеланиями самого мастера".
В ворота автосервиса въезжали автомобили разных марок, а их водители, сдав машины в ремонт, поднимались на вернисаж по наружной лестнице, зигзагом пересекающей боковую стену здания. Кто-то поднимался в зал из любопытства, кто-то – от скуки, а кто-то – с интересом.
Прозрачные стены выставочного зала, напоминающего аквариум, были залеплены разноцветными прямоугольниками картин.
Между посетителями лавировал худощавый мужчина выше среднего роста, в смокинге, с бабочкой в горошек. Его лицо с впавшими щеками обрамляли немного поседевшие темные волосы и столь же поседевшая темная бородка. Усы очерчивали чувственный рот, а брови – темно-карие глаза, сверлившие пространство. Мужчину держала под руку хозяйка автосервиса Катерина Анисимофф со следами пережитых страстей на еще красивом лице и призывными формами слегка располневшей фигуры.
Среди пришедших Катерина нашла взглядом нужного человека и, оставив своего спутника, устремилась к нему.
– Анатоль! Наконец-то вы приехали. Я уже стала беспокоиться. С чего вы начнете? Со снимков или с интервью? Антон готов ответить на любой ваш вопрос.
– Кэт, вы, как всегда, торопитесь. Сначала мне надо увидеть картины, публику, получить впечатления. Потом я осмыслю увиденное и составлю о нем мнение, после чего определю, что собой представляют картины вашего протеже – мазню, ширпотреб, серость или талант. А если это все-таки талант, то какой – явный, скрытый, молчаливый или кричащий. Я сделаю снимки картин и покажу их знатокам живописи, и уже их мнения повлияют на мой окончательный вывод и на тон статьи.
– Анатоль, я знаю вас много лет. Своим языком вы можете заговорить и свести с ума даже статую Свободы. Скажите прямо: сколько вам для начала надо?
– Кэт, зачем вы меня обижаете и унижаете? Я же не какой-нибудь продажный журналюга, готовый за тридцать серебреников оболгать невинного или обелить закоренелого преступника. Я получаю свои гонорары от редакций и издательств, а не от тех, о ком пишу. Брать деньги с людей, о которых пишешь, так же неэтично, как, скажем, давать советы тем, кто занимается любовью. Но знаете, Кэт, моя Эмили взяла в Филадельфийском банке кредит на небольшой автомобиль и зависла с ним, как компьютер. Одним словом, ей надо срочно внести в банк еще пять тысяч долларов, иначе набегут немалые проценты. Ха-ха-ха! – Анатоль заразительно рассмеялся.
– Так бы и сказали. Вот вам кредитка на семь тысяч наших вечнозеленых долларов, и пусть ваша Эмили сохранит свою репутацию перед банком. Иначе в следующем кредите ей просто-напросто откажут.
– Вы ставите меня в неловкое положение и некую зависимость.
– Нет, Анатоль, это я по-дружески помогаю вашей очаровательной Эмили из этого положения выйти. А вы настолько независимы, что вас не удержат даже кандалы, не то, что какая-то там кредитка. Просто я люблю помогать талантам. Между нами говоря, мужчина сексуален ровно настолько, насколько он талантлив, и я искренне завидую Эмили, что у нее такой сексуальный муж. Я тут набросала несколько фраз о художнике Кошкарофф, а вы их вставьте в статью о нем и усильте ее своими знаменитыми остротами и фотографиями. Вы же гениальный фотограф.
– Я прочитаю текст и решу, куда его лучше пристроить. Кстати, о художнике Кошкарофф можно было бы сделать неплохую передачу по семнадцатому каналу ТВ. Но там одна только видеозапись будет стоить больше ста тысяч баксов, не говоря уже о…
– Пусть вас не волнуют мои расходы, – Катерина ослепительно улыбнулась, невзначай коснулась Анатоля своим бюстом и протянула ему бумагу с текстом.
Анатоль отошел в сторонку и стал читать. Не дочитав текст до конца, он вернулся к Катерине и схватил ее за руку.
– Так что же вы молчали?! Ваш друг – художник-диссидент, которого держали в советской психушке?! С этого и надо было начинать! Этот материал пройдет "на ура" в любой редакции.
– Предупреждаю, что Антон вне политики и его интересует только живопись. Он обеспокоен лишь тем, как американская публика примет его картины.
– Она примет их восторженно, надо только ее на это настроить! Американцы наивны, доверчивы и внушаемы, как малые дети. Но для начала я сам должен посмотреть полотна художника Кошкарофф, – Анатоль решительно двинулся к картинам, висящим на стенах. – И не надо никаких денег! Когда дело касается нарушений прав человека, я работаю исключительно ради идеи! – с пафосом сказал Анатоль, но вернуть кредитку Катерине почему-то забыл.
Пока Катерина разговаривала с Анатолем, у нескольких полотен художника Кошкарофф разгорелись споры о технике его письма, о смысле написанного и о том, к какому направлению живописи оно принадлежит – к соцарту, соцреализму или сюрреализму. У картины "Мой врач" двое мужчин даже подрались, споря о том, что хотел отобразить художник на полотне – свое либидо, разбуженное лечащим врачом, женскую сущность врача, передаваемую ее полуобнаженным телом, или благодарность пациента за лечение, смешанную с проснувшейся в нем сексуальной тягой.
Никто не обращал внимания на невысокого, немолодого уже мужчину в джинсах, футболке и очках, который внимательно прислушивался к разговорам, ведущимся у картин, и делал их аудиозаписи. При этом он снимал картины фотоаппаратом с большим объективом.
Аппетитно сбитая дамочка в платье, больше похожем на длинную майку, надетую на голое тело, под которым проступало нечто вроде трусиков, остановилась у портрета, изображавшего изможденного человека, смотревшего во двор через зарешеченное окно. Двор перегораживала высокая стена с облупившейся штукатуркой. Взгляд человека упирался в эту стену и выражал безысходность. Подпись гласила: "Автопортрет. Второй год лечения моей вялотекущей шизофрении".
– Я покупаю этот портрет! – твердо сказала дамочка. – В нем есть трагизм, смешанный с какой-то таинственной силой во взгляде изображенного мужчины. Кажется, что этот взгляд вот-вот развалит стену на кирпичи. Сколько стоит этот портрет?
Кошкарофф подошел к дамочке, чтобы сказать ей, что полотно не продается. Но, подумав, он решил запугать ее ценой.
– Двести тысяч долларов, – с улыбкой сказал он. – Вряд ли этот портрет вам по карману.
Несколько раз посмотрев то на портрет, то на подошедшего к ней мужчину, дамочка сказала:
– Так вы и есть художник Кошкарофф?! Мне по карману вся ваша выставка. Я известный кинолог и занимаюсь выведением охранных собак. Я вывела уже три породы терьеров, смешанных с овчарками, бульдогами и догами. Только один мой щенок из последнего помета стоит шестнадцать тысяч долларов. У вас русский акцент, господин Кошкарофф. Откуда вы приехали?
– Я москвич.
– А мой друг Володя Бойчук приехал в Америку из Бершади. Он развелся здесь со своей женой Татьяной и женился на афроамериканке. Сейчас Татьяна работает лаборанткой в лечебнице для больных сифилисом. В советское время Бойчук женился на ней, убогой, слабоумной, потому что она была дочкой партийного функционера районного масштаба и такой брак открывал перед ним хоть какие-то перспективы. Он врач-гинеколог, кандидат медицинских наук. Я вас обязательно познакомлю. Меня зовут Шарлотта. Где я могу получить понравившийся мне портрет?
– Пойдемте в кабинет менеджера, и вам оформят покупку.
– А кто докажет мне подлинность этого полотна?
– Подлинность своего автопортрета докажу я, художник Кошкарофф. Надеюсь, экспертиза здесь уже не нужна?
– Остроумно. Вы, художники, такие остряки! В постели вы, наверное, тоже вытворяете всякие художества? Ну, признавайтесь!
– Все зависит от того, как вдохновит дама.
– Очень остроумно! Еще Фрейд сказал, что остроумие – главный признак мужской сексуальности.
Прислушавшись к их разговору, сзади подошла Катерина. Она обняла Антона за талию.
– Антоша, ты что, встретил свою старую знакомую?
– Мы познакомились только что, – ответила за Антона Шарлотта. – А вы, наверное, его мама? У вас талантливый сын.
У Катерины по-кошачьи сузились глаза и сжались губы. Но Антон знал, как остудить свою Катеньку.
– Шарлотта известный кинолог, и, ты уж меня прости, из уважения к ней я уступил ей свой автопортрет всего-навсего за двести тысяч долларов.
Названная сумма охладила Катерину, и она широко улыбнулась.