Потом он, оглядев меня критическим взглядом, молча лезет куда-то в шкаф и выдает свои драные джинсы. Я судорожно натягиваю их в ванной. Теперь все. Мы едем на баррикады.
Ехать решаем на метро. Прямая линия, и о машине потом не думать. В вагоне почти пусто, все совершенно тихо, как и обычно в поздние часы. На выходе из "Баррикадной" (о Господи, вот ведь вечное название-то) наблюдается слабый людской поток. Неуверенный, негустой, но все же. Вливаемся, втягиваемся на площадь перед Белым домом. Толпа присутствует.
На мой взгляд, она довольно большая, но я вообще боюсь и не люблю толпы, для меня и двадцать человек - много. Севка, старый демократ, презрительно шепчет: "Это не толпа..." Горят костры. Там и сям кучками навалены какие-то перевернутые скамейки, железные трубы, куски бетонных бордюров. Баррикады...
Вокруг стоит несколько танков, но они украшены трехцветными российскими флажками и - "вроде, наши". Народ их не боится, кто-то даже залезает на броню и беседует с солдатиками.
Пытаемся выяснить обстановку, но никто толком ничего не знает. Среди людей много поддатых, да, собственно, и мы ничем не лучше. Но в целом все довольно спокойно. Периодически кто-то начинает что-то вещать через матюгальники. Иногда громко включается трансляция "Эха Москвы". Передают сообщения из "Склифа" о том, что там полностью готовы к действию реанимационно-токсикологические бригады. Значит, наверное, ожидается штурм с газовой атакой. Становится как-то нервно.
Севка тем временем осматривает плацдарм. Мне строго велено идти за ним, молчать, вопросов не задавать и слушаться первого слова. Обходим площадь по периметру.
- Если что - вон забор. Ногу туда, ногу сюда, и через парк бегом - поняла?
- А ты?
- Бегом! Поняла?
Я показываю ему фигу в кармане - как же, брошу я его тут, не для этого весь день ловила, но молча киваю. Мы возвращаемся в толпу.
Раздают листовки - Ельцинский призыв к сопротивлению. Севка берет три штуки: "Тебе, мне и на подъезд повесить". Как он успевает обо всем этом думать?
В толпе начинают формировать ополчение - записывать тех, кто умеет хоть что-то. Мы ходим по площади туда-сюда. С неба начинает капать какая-то мерзость, дождь не дождь, изморось. Говорят, это хорошо при газовой атаке - газ намокает и оседает, не успевая причинить вреда. По-моему, это бред. Севка вдруг смотрит на часы, берет меня за руку и строго говорит, что если мы хотим успеть на последний поезд, то должны идти прямо сейчас.
- А штурм? - возмущаюсь я.
- Ничего не будет. А утром мы вернемся. - Севкин тон не терпит препирательств, да и я обещала слушаться. И потом, я устала и замерзла.
Мы идем в сторону метро, и вдруг навстречу с криками бежит толпа. Приближается колонна БТРов. Мгновенная паника, но тут же выясняется (кто-то объявляет по громкоговорителю), что это взвод, перешедший на сторону Белого дома, и что он будет нести тут охрану. Все радостно возбуждены.
Вдруг человек в военной форме, пробившийся к БТРам, начинает громко призывать солдат не нарушать воинский долг и выполнять присягу. Кто-то пытается отстранить, заглушить его, он не реагирует, и тут...
Толпа накидывается на него, и ребята из только что созданного ополчения Белого дома буквально закрывают несчастного своими телами. Так и уводят потом, прикрывая от толпы... Это очень страшно.
Потом мы все-таки едем домой, чудом успев на последний поезд. Придя, сразу падаем спать, ни разговаривать, ни чего другого не хочется.
Заснуть не получается. Я лежу, скорчившись, в полубреду-полузабытье. Отчаянно мерзнут ноги - горячую воду у Севки отключили две недели назад, не греть же кастрюльки в два часа ночи.
И страшно, и муторно, и вообще ничего неизвестно...
ВТОРНИК, 20 августа
Наверное, мне удалось в конце концов заснуть, потому что, когда я открываю глаза, за незавешенным окном брезжит мутное серое утро. Несмотря на сон, мозги включаются сразу же, будто не отдыхали. Первая мысль - вдруг все вчерашнее просто приснилось? Смотрю на часы, которые остались с вечера на руке, - начало седьмого. На улице стучит по подоконнику дождь, очень мирно, и вообще все тихо кругом. Севка спит...
Поворачиваюсь посмотреть на него, и вдруг... Он страшная сова, хуже меня, для него утреннее просыпание - мука мученическая, когда бы я ни будила его, он только зарывается в подушку и стонет: "Уйди, ну еще десять минуточек дай поспать". А тут вместо обычного шарообразного стонущего куля - открытые несонные глаза. Это пугает почище всего другого. Ничего, значит, не приснилось.
- Севка, ты что? Ты что не спишь?!
- Думаю.
- О чем?
- Надо идти.
- Ну пошли.
С этого, собственно, начинается День Второй. Мы дружно, как по команде, встаем, молча перемещаемся в кухню, греем воду, собираем завтрак. Есть совершенно не хочется, но понятно, что нужно, - неизвестно, когда это удастся в следующий раз.
Вообще-то мне еще хорошо бы сегодня попасть на работу, и я, в надежде, что это как-нибудь да получится, снова одеваю свою изрядно мятую юбку и туфли на каблуках. Насколько лучше вчера было в Севкиных джинсах…
Едем мы на машине. По дороге почти не разговариваем. Севка только мрачно повторяет мне свои вчерашние инструкции и сурово осведомляется, не лучше ли отвезти меня на работу прямо сейчас.
- Да, как же, - огрызаюсь я. - В семь утра-то. И вообще я от тебя никуда не хочу. По крайней мере, пока ясности нет.
- А будет ясность, - мрачно парирует Севка, - тебе там делать нечего будет. И я тебя все равно прогоню, а отвозить будет некогда.
- Ну и ладно. На троллейбусе доберусь, не растаю. Почему это мне - нечего делать будет? Не хуже других.
- И не мечтай, декабристка. Честное слово, надо было тебя дома оставить.
Москва довольно мирная, утренняя, пустая и заспанная. Моросит унылый дождик, совсем по-осеннему.
Никаких танков не видно, но многие подъезды к Белому дому завалены баррикадами. Мы долго крутимся, пытаясь подобраться поближе и заодно оценить обстановку, потом подъезжаем наконец со стороны американского посольства. Севка ставит машину в каком-то тихом дворе, мы перебегаем Садовое и огородами выходим на площадь.
Народу меньше, чем ночью. Стоит несколько палаток, тлеют костерки. Поодаль белеет большой навес с красным крестом - медицинский пункт. По слухам, скоро будет организован митинг.
Севка пытается выяснить подробности, но никто ничего не знает. Вроде в двенадцать часов, вроде у Манежной площади, точно не известно. Севка строго бросает мне: "Тебя не возьму, не просись", но держит при этом за руку, так что я пока молчу и не рыпаюсь.
В процессе выясняется, что Манежная площадь перекрыта, и митинг будет здесь. В двенадцать. Сейчас около девяти, так что есть пространство для маневров. Мы решаем пока сходить на разведку к Кремлю. Кто-то в толпе говорил, что туда недавно провезли арестованного Горбачева в закрытой машине, будут выводить его к народу.
Я в сомнении: не съездить ли мне пока домой - переодеться, как человек, или зайти к Тане, которая живет в десяти минутах ходьбы. Найдутся же у нее штаны и ботинки - очень уж плохо в юбке, на дурацких каблуках-шпильках бегать по брусчатке Красной площади, да и вообще. И ехать ли мне на работу? Потому что если ехать, то уже пора. Хотя не очень-то хочется.
Но больше всего мне не хочется отцепляться от Севки. Пока мы вместе, пусть только он попробует меня прогнать, а вот стоит мне куда-нибудь отлучиться... И где я его потом найду в этой толпе, даже если он не будет против. А он, известное дело, будет. Лучше останусь с Севкой, с ним не страшно, черт с этой юбкой с каблуками, не привыкать.
На каблуках - шпильки двенадцать сантиметров, самые высокие на свете - я хожу с восьмого класса. Каждый божий день. Кроме зимы, конечно, - это зависит не от меня, а от погоды и наличия сапог. С сапогами ведь как - какие удастся, такие и покупаешь. А вот туфли - это святое. Говорят, что сейчас самый писк моды - туфли под тапочки, совсем без каблука, но это для тех, кому с ногами не повезло. А у меня длинные красивые ноги, и высокие каблуки - ровно то, что нужно. Встречные мужики на улице шеи сворачивают, без всякой моды. Кто же знал, что революция случится...
Вопрос с юбкой решен, осталась работа. Не мудрствуя лукаво, я звоню туда из ближайшего автомата (надо же, революция революцией, а телефон работает), и Мария Владимировна, святая женщина, говорит, что справится без меня, и чтоб я, конечно, шла на митинг.
Теперь я как делегированная от Института чувствую себя окрепшей в своих правах и нагло заявляю Севке, что если он попытается меня прогнать, я пойду везде одна, и пусть всем будет хуже. Севка пожимает плечами, но я вижу, что он улыбается в своей бороде, а значит, наши победили.
Увы, победили мы пока среди себя, а снаружи все только начинается. Взявшись за руки, мы идем по Калининскому проспекту к Кремлю. Проспект там и тут перекрыт хилыми баррикадами, которые может с легкостью форсировать не то что танк, но и Севка на своих "Жигулях".
А вот Кремль окружен цепью БТРов. Или БМД, кто их там поймет. И между машинами, которые, на мой немилитаристский взгляд, больше всего похожи на танки, плотными рядами стоят солдаты. С автоматами в руках. Стоят они, впрочем, довольно смирно, агрессии пока не проявляют. Вокруг же солдат вьется толпа. Люди из толпы разговаривают с солдатиками, и те немногословно, но отвечают на различные вопросы.