Утром в субботу он с сослуживцами поехал в тир, а Люба рванула на дачу. Тир, как и его газета, был ведомственный, милицейский и находился в подвале серого здания, выложенного из тяжелых бетонных плит, отштукатуренных и покрытых едкой бордовой краской. Сегодня Олегу Савушкину не везло, и когда они с главным редактором и кураторами сидели в парилке и пили пиво, Олегу стало казаться, что все над ним потешаются, потому что с пятнадцати раз он не выбил и трех мишеней. Кураторы ласково приобнимали его, а главный редактор подливал и подливал в пиво водочки, отчего Олег бросил машину у тира и сам поехал домой на такси.
Олег проснулся утром с пистолетом в обнимку. Как оружие попало в его дом, Савушкин не понимал и не помнил. Он приподнял пистолет и внимательно осмотрел его. Не было сомнения, что это боевое оружие, холодное и стройное, как надрез хирурга. Из дула еще веял приятный и опасный запах пороха. Пистолет стоял на предохранителе, но предохранитель легко снимался, и оружие без какого-то видимого усилия легко переходило в боеготовность. В магазине находилось семь патронов.
Олег хотел позвонить главному редактору, но зачем-то завернул пистолет в черную битловскую футболку, лежавшую на прикроватной тумбочке, и положил сверток в походный рюкзак. Через два часа Олег ехал с ним по Егорьевскому шоссе на дачу.
2
Когда Игорь видел Любашу, то начинал яростно вкалывать. Игорь Иванович хорошо помнил завод, на котором работал кузнецом. Цеха, зевотные и прожорливые, требовали новых сгустков металла и, проходя через извилистый конвейер, холодные полотна превращались в новенькие, пахнущие краской и смазкой сеялки, закупаемые всеми колхозами и совхозами Подмосковья. В незабвенные годы они шли нарасхват, и Игорь Иванович очень гордился, что работает на значимом и известном на всю страну предприятии. С тех пор чувство необъяснимой гордости не покидало Игоря Ивановича, хотя во время реформ развалились сначала колхозы, а за ними и завод.
На доставшемся от предприятия дачном участке Игорь Иванович выковал забор и железный домик. В жару дом нестерпимо нагревался, а осенью, в первые ночные заморозки, в нем было чудовищно холодно. Зато он заметно отличался от типовых щитовых домишек остального кооператива. Когда в СОТе в нулевые годы появились первые богатые москвичи, Игорь бросил пить (что его сильно отличало от других заводчан) и принялся подрабатывать тем, что строил рубленые дачи, освоив дополнительно специальности плотника, кровельщика и бетонщика.
Он очень любил свое дело. Сидишь на балке, на крыше, а ветер, ласковый, радостный и спокойный, овевает седую голову, греет коричневую перцовую рябую кожу, лижет мускулистую фигуру, и видится Игорю Ивановичу, что он былинный богатырь, непонятно как выдюживший в беспощадной битве. Полегли его соратники, красное знамя досталось врагу, гимны старые забыты и прокляты, вожди трусливо разбежались, только трубач еще стоит на холме и не сдается, выдувает незамысловатую песню и надеется, что еще соберутся оставшиеся в живых бойцы, чтобы продолжить славное дело. Но только один Игорь Иванович сидит на коньке, мурлычет веселенькое под нос и забивает стрелы гвоздей одну за другой. Такое счастье охватывает весь организм, что нету ему описания. Только славная мелодия рвется из груди и где-то на западе уже розовеет. Закатывается алое, яркогубое солнце, чтобы Игорь мог закончить труд, спуститься с крыши на твердую, зеленую, певучую землю, умыться из багряного колодца холодной свежайшей водой и гордо, как полагается настоящему работнику, дойти до стола с яствами (курица гриль, запеченная картошка, яблоки, ржаной хлеб, чеснок, зеленый лук), который уже накрыла хозяйка строящегося дома – рыжеволосая, как сказочная лисица, ласковая Любаша. Ради нее Игорь бросил строить дом председательши кооператива, ради нее он уже месяц не пил даже пива, ради нее Игорь Иванович поругался с бригадой жадных молдаван и решил строить все сам, ради нее он унес из своей семьи умывальник, чтобы вмуровать его в кухонную стену возводимого дома Любаши.
Единственно, что смущало Игоря Ивановича, – это его косноязычие. Наглядевшись на Любу, зажмурившись, как сытый и довольный кот, понимая, что между ними пропасть, Игорь не знал, как заговорить с Любашей. Он долго слушал ее, внимательно запоминал все желания и претензии, но говорил только по делу, а когда возникало желание сказать что-то еще более значимое и важное, смущался и багровел, как четырнадцатилетняя школьница на первом свидании.
Сегодня с утра Люба приехала на электричке, поэтому шла от станции с рюкзаком десять минут пешком, а когда пришла, то Игорь Иванович сделал вид, что не заметил ее. Ему нравилось смотреть, как Любаша любуется его работой, в этот момент Игорь начинал рдеть и улыбаться, словно тульский пряник. Вот и сейчас Игорь Иванович как бы удивился приходу Любаши, хотя увидел ее издалека, подошел поздороваться и намеренно задел ее бедро рукой, и Люба это заметила и оценила, отстранившись и удивившись, наклонив голову вбок, разглядывая его поперечные морщины на потном лбу и небольшую лысинку на макушке. Стало казаться, что Люба сейчас расплачется, но она переборола себя и, с трудом улыбнувшись, пошла осматривать проделанную работу.
За месяц, к сентябрю, Игорь Иванович возвел стены из бруса и подвел их под крышу. Дача должна простоять для усадки еще год. Тогда можно будет приступить к отделочным работам. Оранжевый брус, пахнущий деревом и смолой, сиял на солнце, как корабль Колумба. Прямо у яблони, возле ствола, разместилась куча материала, закрытая от непрошеных глаз толем. Из-за возведенного двухметрового забора слышался шум разыгравшихся детей, и Любе хотелось, чтобы кто-то еще вошел на участок и порадовался вместе с нею.
Они открыли люк в доме и спустились вниз, чтобы осмотреть черновой пол. Хорошо промасленные лаги были завернуты в специальную влагонепроницаемую ткань, шпунтованные доски, аккуратно подогнанные друг к другу, сколоченные так, что не видно было шурупов, не скрипели и не дрожали. При ходьбе возникало неясное чувство полета, и было приятно и важно, что можно снять обувь и лихо и бесшумно потанцевать на полу под забытую и щемящую музыку радио "Ретро FM", несущуюся из плеера.
Когда они поднялись наверх, Игорю стало казаться, что кто-то за ним наблюдает. Это было странное, ни на что не похожее чувство, последний раз он его испытывал в юности, в военкомате, когда призвали в армию. Потный и усталый уролог с расстояния пятнадцати метров попросил Игоря приспустить трусы (непонятно, что можно разглядеть с такой дистанции) и, что-то буркнув, записал в его медицинскую карту слово "годен", что Игорь тоже с такого расстояния рассмотреть, конечно, не мог. И вот сейчас Игорю Ивановичу чудилось, что кто-то еще кроме Любаши следит за ним и оценивает каждое движение.
Когда они спустились, Любаша пошла в дом, а Игорь Иванович присел на лавочку и медленно оглядел участок. На яблоне сидел красноголовый дятел и звонко стучал по стволу, извлекая на свет шершавых блестящих короедов. Игорь Иванович достал пачку сигарет, и от неловкого и резкого движения дятел улетел, взмахнув крыльями, как последняя электричка. Слева за забором сквозь натянутую на столбы рыболовную капроновую сеть виднелись заросли черноплодной рябины и терна с черно-фиолетовыми плодами. За спиной стоял железный забор, за которым на детской площадке шумели дачные дети. Соседи справа делали бараний шашлык, и теплое дыхание поджаренного мяса сопровождалось их подвыпившим мычанием, похожим на разговор доярки с несмышленым теленком. С востока наползала лиловая грозовая туча. Люба стояла в проеме незастекленного окна с веником и совком и улыбалась кому-то неизвестному, но не ему. От Любаши веяло несобранной пшеницей и только что испеченным хлебом, юбка чуть сползла на бедра, между ними виднелась еле заметная бледная полоска незагорелой, незрелой, нежнейшей кожи. Игорь Иванович встал с лавочки, поднялся на холм, вошел в дом и оказался в проеме двери. Люба не замечала Игоря и, наклонившись к нему спиной, подметала пол.
Пошел дождь, запах сырости проник в дом, с крыши закапало на землю. Так как водосток еще не был сделан, то лило по всему периметру, и от этого стояла стена воды, в какую сторону ни посмотри. Игорь Иванович присел на крыльцо и глубоко затянулся сигаретой. Белесая "Ява" тянула веником, но он к этому запаху привык и не мог курить новомодные сигареты. Затушив окурок, Игорь полез на второй этаж по приставной лестнице и растянулся на полу. Чувство, что за ним наблюдают, не оставляло его.