В голосе его все время сквозило хмурое недовольство, и, однако, чувствовалось, что болтовня Герберта втайне его забавляет. Начать с того, что он и не подумал уйти. Напротив, прислонился к отворенной двери лифта, небрежно скрестил худые старческие руки в слишком просторных рукавах потертой серой шерстяной куртки, которая на работе служила ему неизменной "формой", и ждал все с той же упрямой усмешечкой, словно наслаждался этими пререканиями и готов был длить их без конца.
- Что ж ты за человек после этого? - Герберт снял тщательно отглаженные брюки, достал из шкафчика вешалку и аккуратно их повесил. Поверх брюк повесил пиджак и застегнул на все пуговицы. - Я-то старался, все для тебя уладил, а ты на попятный. Ладно, папаша, - продолжал он с наигранной покорностью. - Я думал, ты человек компанейский, старался, хлопотал, а ты разрушаешь компанию. Коли так, придется мне приглашать кого другого.
- Ах, вон как? - сказал старик Джон.
- Да уж так! - отозвался Герберт таким тоном, словно сразил собеседника наповал. - Я тебе готовил забаву первый сорт, да, видно, с тобой каши не сваришь.
Старик не ответил. Стоя в одном белье и носках, Герберт расправил плечи и минуту-другую энергично поворачивался, потягивался, сжимал и разжимал руки так, что буграми вздувались мышцы, а под конец поскреб в затылке.
- А где наш заправила? - вдруг спросил он. - Видал ты его нынче?
- Кого? - с недоумением переспросил Джон.
- Генри. Когда я шел, у дверей его не было, и тут нет. Верно, опоздает.
- А-а! - В этом коротком возгласе слышалось самое суровое неодобрение. Старик безнадежно махнул узловатой рукой. - Зануда этот Генри, - сказал он жестко, отрывисто, как все старики, когда они, чтоб не отстать от молодых, щеголяют непривычными жаргонными словечками. - Зануда, и больше никто. Нет, я его нынче не видал.
- Нет, он парень неплохой, когда его узнаешь поближе, - весело сказал Герберт. - Сам понимаешь, когда человек что вбил себе в голову, он уж больше ни про что и не помнит… ему надо, чтоб весь свет об том же хлопотал. А вообще-то Генри - неплохой парень, когда не долдонит свою чепуховину.
- Вот-вот! - вдруг с жаром воскликнул Джон, но не в знак согласия, просто он кое-что вспомнил. - Знаешь, что он мне тут сказал? "Интересно, говорит, что бы запели наши здешние толстосумы, если б им пришлось кой-когда спину гнуть ради хлеба насущного!" Так и сказал. "А эти, говорит, старые суки - да-да, прямо так и ляпнул! (Старик Джон сердито помотал головой.) Эти, говорит, суки; я, говорит, целыми вечерами только и делаю, что подсаживаю их в машины да высаживаю, под локоть поддерживаю, не могут сами шагу ступить, а если б им пришлось на карачках полы мыть, как нашим матерям?" И вечно он вот эдак болтает, - сердито выкрикнул старик Джон. - На чай-то у них берет, не стесняется, а сам вон что про них болтает! Не-ет, - пробормотал он (и постучал по стене костяшками пальцев), - не по душе мне такие разговоры. Коли у него эдакие мысли, нечего ему тут служить! Не по душе мне этот малый.
- Да нет, папаша, - беспечно, равнодушно заметил Герберт. - Хэнк парень неплохой. Он ничего особенно худого не думает. Просто ворчит - и все.
С проворством и ловкостью, какие даются долголетним навыком, он надел крахмальную манишку - обязательную принадлежность своей форменной одежды - и вдел запонки. Наклонился, поглядел в неудобное, слишком низко висящее на стене зеркальце, рассеянно бросил через плечо:
- Стало быть, не составишь мне компанию с теми двумя блондиночками? Пороху, что ли, не хватает?
- А! - К старику Джону вернулась обычная насмешливая брюзгливость. - Болтаешь зря. Я на своем веку столько девчонок перевидал, что тебе и во сне не снилось.
- Вон как? - сказал Герберт.
- Да, вот так, - сказал Джон. - Бывали у меня и блондинки, и брюнетки, и какие хочешь.
- А рыжих не бывало, папаша? - ухмыльнулся Герберт.
- Были и рыжие, - проворчал старик. - Уж наверно, побольше, чем у тебя.
- Так ты гуляка, что ли? - сказал Герберт. - Весь век за девочками гонялся?
- Никакой я не гуляка и ни за какими девочками не гонялся. Еще чего! - презрительно буркнул старик Джон. - Я человек женатый, сорок лет как женат. У меня дети взрослые, постарше тебя!
- Ах ты, старый обманщик! - с наигранным возмущением обернулся к нему Герберт. - Сперва расхвастался своими блондиночками да рыженькими, а теперь хвастаешь, что ты человек семейный! Да ты…
- Ничего я не хвастал, - перебил старик. - Я тебе про нынешнее не говорю, я про то, что было прежде. Вон когда они у меня были - сорок лет назад.
- Кто был? - простодушно переспросил Герберт. - Жена и дети?
- А! - брезгливо сморщился Джон. - Толкуй с тобой. Не старайся, меня не разозлишь. Я в жизни столько всего повидал, что тебе и во сне не снилось. Скаль зубы, коли охота, меня не проймешь.
- Нет, зря ты отказываешься, папаша, - словно бы с сожалением сказал Герберт. Он уже натянул серые форменные брюки, поправил широкий белый галстук и, почти присев перед низеньким зеркалом, проверял, ладно ли сидит пиджак на его широких плечах. - Вот погоди, сам увидишь, каковы блондиночки. Я одну подобрал нарочно для тебя.
- Нечего для меня никого подбирать, - пробурчал старик Джон. - Недосуг мне глупостями заниматься.
Тут с лестницы быстрыми шагами вошел Генри, ночной швейцар, и загремел ключом, отпирая свой шкафчик.
- А, приятель, - шумно приветствовал его Герберт. - Послушай, ну что ты скажешь? Я тут для папаши расстарался, сговорил двух блондиночек весело провести вечерок, а он в кусты. Разве ж так полагается?
Генри не ответил. Бледное узкое лицо его было сурово, глаза жестки и холодны, точно голубая эмаль, он даже не улыбнулся. Снял пиджак и повесил в шкафчик.
- Где ты был? - спросил он.
Герберт изумленно посмотрел на него.
- Когда это?
- Вчера вечером.
- Вчерашний вечер у меня был свободный, - сказал Герберт.
- А у нас он был не свободный, - сказал Генри. - У нас было собрание. И спрашивали про тебя. - Он повернулся, устремил холодный взгляд на старика Джона. - И про тебя, - сказал он резко. - Ты тоже не явился.
Лицо старика застыло. Он переступил с ноги на ногу и нетерпеливо, беспокойно забарабанил узловатыми пальцами по стенке лифта. Этот быстрый, досадливый стук выдавал, что ему не по себе, но на взгляд Генри он ответил холодным, непроницаемым взглядом, и сразу видно было - он швейцара терпеть не может. И в самом деле, как бывает с людьми прямо противоположного склада, каждый из этих двоих чуял в другом врага.
- Ах, вон как? - сухо сказал Джон.
- Да, вот так, - отрубил Генри. И, уставив на старика холодный взгляд, точно дуло пистолета, прибавил: - Будешь ходить на собрания, как все ходят, понятно? А не то вылетишь из профсоюза. Хоть ты и старик, а тебя это тоже касается.
- Вот оно что? - язвительно процедил Джон.
- Да, вот то-то, - сказал Генри, как отрезал.
- Ох ты! - Герберт густо покраснел, он совсем сник от смущения и виновато, заикаясь, забормотал: - Я ж про это собрание начисто позабыл… Вот ей-богу! Я только…
- А надо помнить, - резко перебил Генри, меряя его безжалостным взглядом.
- Я… у меня все членские взносы уплачены… - пролепетал Герберт.
- Это ни при чем. Не о взносах разговор. Что с нами будет, если каждый раз как собрание, так все в кусты, черт подери? - продолжал он, и в его резком голосе впервые прорвался жар гнева и убеждения. - Нам надо держаться всем заодно, иначе никакого толку не будет!
Он замолчал и угрюмо поглядел на Герберта, а тот, красный как рак, совсем повесил нос, точно набедокуривший школьник. И тут Генри снова заговорил, но уже мягче, спокойнее, и теперь можно было догадаться, что под внешней суровостью скрывается неподдельное доброе чувство к провинившемуся товарищу.
- Ладно, на этот раз сойдет, - промолвил он негромко. - Я сказал ребятам, что ты простыл, а в следующий раз я тебя приведу.
Он окончательно умолк и начал быстро раздеваться.
Герберт был еще взволнован, но ему явно полегчало. Он, видно, хотел что-то сказать, но раздумал. Наклонился, напоследок с одобрением оглядел себя в зеркальце и, вновь воспрянув духом, быстро прошел к лифту.
- Ладно, папаша, поехали! - бойко сказал он. Шагнул в кабину и с притворным огорчением прибавил: - Обидно все-таки, что ты упускаешь блондиночек. А может, как увидишь их, так еще передумаешь?
- Ничего я не передумаю, - с угрюмой непреклонностью возразил Джон, захлопывая дверь лифта. - Ни насчет них, ни насчет тебя.
Герберт поглядел на старика и добродушно рассмеялся, на щеках его ярче разгорелся младенческий румянец, в глазах плясали веселые огоньки.
- Так вон как ты про меня думаешь? - И он легонько ткнул старика кулаком в бок. - Стало быть, по-твоему, мне нельзя верить, а?
- Ты мне хоть на десяти Библиях клянись, я тебе и то не поверю, - пробурчал старик. Он нажал рычаг, и лифт пополз вверх. - Пустомеля, вот ты кто. А я тебя и не слушаю. - Он остановил кабину и распахнул тяжелую дверь.
- И это называется друг? - Герберт вышел в коридор. Очень довольный собой и своим остроумием, он подмигнул двум хорошеньким розовощеким горничным-ирландкам, которые дожидались лифта, чтобы подняться выше, и через плечо большим пальцем показал на старика. - Что будешь делать с таким человеком? - сказал он. - Я ему сосватал блондиночку, а он мне не верит. Говорит, я просто трепло.
- А он и есть трепло, - хмуро подтвердил старик Джон, глядя на улыбающихся девушек. - Только и знает языком трепать. Все хвастается своими подружками, а я бьюсь об заклад, у него сроду никаких подружек не бывало. Покажи ему блондиночку, так он удерет, ровно заяц.