- Как это потеряла! Не говорите глупостей! - вне себя закричала миссис Джек. - Как она могла его потерять? Она никуда не уезжала. Она все время здесь. И платье тоже было здесь, еще неделю назад висело в шкафу. Как это можно потерять платье? - нетерпеливо крикнула она. - Что же, только зазеваешься, и оно само с тебя слезет и куда-то уйдет? - съязвила она. - Ничего мисс Эдит не теряла, вы это и сами понимаете. Кто-то его взял.
- Да, мэм, - покорно согласилась Нора. - Вот и я так думаю. Верно, кто-нибудь сюда забрался, пока вас не было дома, и стащил его. - Она горестно покачала головой. - Я вам так скажу, нынче прямо и не знаешь, кому верить, - изрекла она нравоучительно. - Одна моя подружка, она служит у важных людей, так она мне вчера только рассказывала, приходит к ним какой-то, вроде швабры продает, полы мыть, и вот уговаривает, - я, мол, покажу, как ваши полы мыть; и такой, подружка говорит, славный паренек, с виду такой чистенький, любо поглядеть. Вот ей-богу, говорит, - это я вам в точности ее слова передаю, миссис Джек, - как они мне после сказали, чего он у них натворил, я прямо ушам своим не поверила. Будь он мне родной брат, я и то бы так не удивилась, говорит. Так что, сами понимаете…
- О, господи, Нора! - Миссис Джек сердито, нетерпеливо отмахнулась. - Что за вздор вы несете? Кто это может войти, чтоб его не заметили? Вы и другие девушки весь день дома, попасть к нам можно только лифтом или с черного хода, и вам видно всех, кто приходит. И уж если к нам полез бы вор, так не ради какого-то одного платья, сами понимаете. Вор бы взял деньги или драгоценности, во всяком случае что-нибудь ценное, что можно продать.
- А я вам вот что скажу, - возразила Нора. - Помните, на той неделе приходил мастер чинить холодильник. Я еще тогда сказала Мэй, не нравится он мне, говорю. Какое-то, говорю, у него лицо нехорошее. Ты, говорю, за ним присматривай, потому как…
- Нора!!
Голос хозяйки прозвучал так резко, что горничная мигом прикусила язык, быстро глянула на нее и замолчала, багровея от злости и стыда. Миссис Джек с жарким негодованием смотрела на нее в упор и наконец не выдержала.
- Слушайте! - крикнула она, вне себя от ярости. - Это же просто свинство, как вы все себя ведете! Мы всегда так хорошо к вам относились, а вы… - Она заговорила мягче, с жалостью: - Во всем Нью-Йорке нет другого дома, где с горничными обращались бы так хорошо, как с вами.
- Так разве я не понимаю, миссис Джек, - охотно, чуть ли не весело отозвалась Нора, но взгляд ее оставался угрюмо-враждебным. - Я то же самое говорю. Я ж сама только вчерашний день Джейни говорила, мы, говорю, счастливые, что верно, то верно. Я, говорю, ни у кого другого не хотела б служить, только у миссис Джек. Двадцать лет, говорю, я в этом доме, и никогда от ней худого слова не слыхала. Лучше них, говорю, нет людей на свете, всякой девушке повезло, кто у них служит! А как же! - увлекаясь, с жаром вскричала Нора. - Или, может, я не знаю, что вы за люди - мистер Джек, и мисс Эдит, и мисс Элма? Да я ради вас хоть сейчас в лепешку расшибусь.
- Никто вас не просит расшибаться в лепешку, - нетерпеливо перебила миссис Джек. - Право, Нора, вам всем очень легко живется. И вовсе вам не приходится расшибаться в лепешку. Вот мы и правда расшибаемся, мы-то работаем, как проклятые! - с жаром воскликнула она. - Каждое утро шесть дней в неделю мы идем на работу… мы себя не жалеем…
- Так разве я не понимаю, миссис Джек! - поспешно вставила Нора. - Я ж только вчерашний день говорила Мэй…
- Ах, да какое мне дело, что вы там говорили Мэй! - Мгновенье миссис Джек строго смотрела на горничную, вся красная от гнева. Потом заговорила спокойнее: - Послушайте, Нора. Мы всегда вам всем давали все, чего бы вы ни попросили. Жалованье у вас не маленькое, за такую работу нигде столько не платят. Вы живете здесь ничуть не хуже, чем наша семья, ведь вы прекрасно знаете, что…
- А как же! - не давая хозяйке договорить, с чувством произнесла Нора. - Я у вас вроде как и не в услужении. Вы же со мной по-хорошему, вроде как я тоже из вашего семейства.
- Ох, какой вздор! - вырвалось у миссис Джек. - Не смешите меня. В моем семействе каждый, кроме разве моей дочки Элмы, за один день успевает переделать больше дел, чем любая из вас за целую неделю! Вы тут как сыр в масле катаетесь… Да, как сыр в масле! - повторила она с забавной серьезностью, села и с минуту молча смотрела на горничную, сжимая и разжимая кулачки; грозная маленькая динамо-машина, она вся дрожала от негодования. И тотчас ее снова взорвало: - О, господи, Нора, как будто мы для вас чего-нибудь жалели! Мы же никогда вам ни в чем не отказывали! Дело не в том, сколько стоит это платье. Вы прекрасно знаете, мисс Эдит отдала бы его любой из вас, надо было только пойти и попросить! А так… ох, это невыносимо! Невыносимо!.. - крикнула она в порыве возмущения. - Неужели у вас совсем совести нет - надо же, так поступать с людьми, которые всегда были вам друзьями!
- Как же, как же, по-вашему, это я виновата?! - дрожащим голосом выкрикнула Нора. - Я у вас сколько лет прожила, а вы на меня думаете? Да пускай мне правую руку отрубят, коли я у кого из вас когда хоть единую пуговицу возьму!
Сгоряча она и впрямь протянула руку, будто подставляя ее под топор.
- Вот как перед богом! - торжественно заявила она и, заметив, что хозяйка хочет заговорить, продолжала с еще большим жаром. - Не видать мне спасенья на том свете, если я когда хоть иголку, хоть грош у кого из вас взяла. - Она так увлеклась, что уже себя не помнила. - Разрази меня гром! Всем святым клянусь! Чем хотите! Душой моей покойницы матери…
- Ох, Нора! - с жалостью вымолвила миссис Джек, покачала головой, отвернулась и, несмотря на всю свою досаду, невольно засмеялась, так нелепо-преувеличенно звучали эти клятвы.
"Нет, с ней говорить невозможно, - горько, презрительно-насмешливо думала миссис Джек. - Клянется и божится на все лады и воображает, что этим можно все исправить. Еще бы! Напьется виски Фрица, а потом пойдет в церковь - хоть ползком доползет, - и окропит себя святой водой, и выслушает проповедь, причем ни словечка не поймет, и вернется с чистой душой, вполне собой довольная… и при этом прекрасно знает, что кто-то из девушек берет чужие вещи!.. Странная штука все эти обряды и клятвы, - думалось ей дальше. - Точно и правда колдовство какое-то. Они создают подобие жизни для людей, у которых никакой своей жизни нет. И подобие истины - для тех, кто не сумел сам найти для себя какую-то истину. В них эти люди обретают любовь, красоту, немеркнущую истину, спасение души - все, на что мы надеемся в жизни и ради чего страдаем. Все, что нам, остальным, дается ценою нашей крови, тяжкими трудами, душевными муками и тоской, эти люди получают так легко, просто чудом, - насмешливо думала она, - стоит им только поклясться "спасением на том свете" и "душой покойницы матери"!
- …Бог свидетель, и все святители, и сама пресвятая дева! - соловьем разливалась между тем горничная, и, когда эти слова дошли до сознания хозяйки, миссис Джек вновь устало повернулась к ней и сказала мягко, почти просительно:
- Ради бога, Нора, будьте же разумны! Что толку призывать в свидетели всех святых и деву Марию и ходить в церковь, если потом вы приходите домой и вовсю тянете виски мистера Джека? И еще обманываете людей, которые всегда были вам самыми лучшими друзьями! - с горечью воскликнула она. Но тут в угрюмом и растерянном взгляде горничной снова вспыхнул недобрый огонь, и миссис Джек продолжала чуть не со слезами: - Ну попробуйте же рассуждать здраво! Неужели вы ни на что лучшее не способны? Почему вы приходите ко мне нетрезвая и так себя ведете, когда вы ничего от нас не видели, кроме хорошего?
Голос ее дрожал от жалости и гнева, она была глубоко оскорблена - и то была не просто личная обида. Ей казалось, горничная предала то, что в жизни должно быть высоко и неприкосновенно: честность и цельность, веру в человеческие чувства - то, что надо свято блюсти и чтить всегда и везде.
- Что ж, мэм, - сказала Нора и тряхнула темноволосой головой, - я ж говорю, коли это вы на меня думаете…
- Да нет же, Нора. Хватит. - В голосе миссис Джек теперь слышались печаль, усталость, уныние, однако он прозвучал твердо и решительно. Она слегка махнула рукой. - Можете идти. Мне сейчас больше ничего не нужно.
Высоко вскинув голову, горничная твердым шагом направилась к двери, ее окаменевший затылок и выпрямленная спина яснее всяких слов выдавали чувства оскорбленной невинности и еле сдерживаемой ярости. На пороге она приостановилась, взялась за ручку двери и через плечо нанесла последний удар:
- Насчет того платья мисс Эдит… - Она снова тряхнула головой. - Коли оно не потерялось, так, верно, найдется. Я так думаю, может, которая из девушек взяла его взаймы, надеть разок, понимаете?
И она затворила за собой дверь.
Полчаса спустя мистер Фредерик Джек с номером "Гералд трибюн" под мышкой прошел по коридору. Настроение у него было отличное. Вспышка досады из-за звонка, что разбудил его среди ночи, уже забылась. Он легонько постучался в дверь жениной спальни и подождал. Никакого ответа. Он прислушался и постучал еще раз, потише.
- Ты здесь? - окликнул он.
Отворил дверь и, неслышно ступая, вошел.
Жена уже поглощена была самым первым из своих утренних дел. Она сидела спиной к двери за письменным столиком, что стоял в дальнем конце комнаты, между окон; слева на столе лежали стопки счетов, деловых и личных писем, справа - раскрытая чековая книжка. Миссис Джек озабоченно что-то писала. Пока муж пересекал комнату, она отложила перо, быстрым движением промокнула записку и уже собиралась ее сложить и сунуть в конверт, когда он заговорил.