Стена была возведена и оштукатурена. Дело было за обоями. Надо было их наклеить на новую стену. И, конечно, убрать в комнате после ремонта. Этим и занялись мы со Славиком. Смешное было зрелище. Я – необъятных размеров вверху на табуретке, а внизу семилетний ребенок. И мы с ним с обоями справились. А вот уже на уборку у меня не хватило здоровья, хоть я очень выносливая и упорная. Уборкой занялся мой мальчик. Все вымыл своими маленькими ловкими руками, хоть и сам очень устал к тому времени. Я была ему бесконечно благодарна.
Моему мужу должны были со дня на день присвоить очередное звание. Так он каждый день, приходя с работы, в шутку спрашивал: "Ты еще дома?". На что я ему отвечала: "А ты, я вижу, все еще не майор?". Так каждый день и перешучивались, ожидая двух таких больших событий в нашей семье. На вопрос о дате рождения ребенка, отвечала, что, если не на день рождения его папы, то, на мой уж точно. Папин день рождения был 25 мая, а мой, – через три дня, – 28-го.
Вот благополучно прошел 25 мая, минул день 26, и заканчивался 27 день мая. Легли спать. Но, я такой человек, что, если чего пообещаю, так стараюсь выполнить. Чуть только перевалило на 28-е, стала будить мужа: "Вставай, – пора". Он думает, что я "прикалываюсь". Не верит. Я мне-то не до смеха. Тороплю его. Славика не стали будить, оставили записку, да и пошли в роддом, благо совсем рядом был. Идем и спорим, как все же назвать ребенка. Муж хотел назвать – Семеном, а я – Илюшкой. У нас и с ним такое правило, что если мы не можем о чем-то договориться, то идем на компромисс. Так было и в этот раз. Спрашиваю его, нравится ли ему имя Сергей. "Нравится", – отвечает. И мне нравится. Вот так и решили, уже стоя под дверьми роддома.
Дежурившим в ту ночь врачам, я заявила, что мне просто необходимо родить именно 28-го., чем вызвала их недоумение. А когда они узнали, что у меня день рождения, стали смеяться, поздравлять и заверили, что обязательно так и будет.
А чуть за полдень, и вправду, на свет появился наш Сереженька, заявляя о себе своим могучим баском. Был он богатырем, – 4 килограмма 400 граммов, меня "обошла" только молодая грузинка, родив своего сына на 200 граммов тяжелее моего. Как только мне сообщили, что все, что полагается, у сына на своих местах (все мамочки немного ненормальные), я как-то изловчилась и посмотрела на моего сыночка. И встретила его сильно недовольный, совсем не детский, взгляд. У него была сломана ключица, в чем он, вероятно, обвинял меня. Я стала тут же оправдываться: "А я чего? Да я и не виновата вовсе… Я не хотела, так получилось".
Я послала заждавшемуся мужу радостное известие. А он мне в ответ свою новость. Что он – таки уже майор. Вот так мы и сдержали данные друг другу обещания.
Забирал он меня с сыном красиво. Те из рожениц, кто мог вставать, и, конечно, персонал смотрели, как подрулила черная "Волга" (начальник распорядился выделить для такого торжественного случая). А муж вручил мне просто огромный букет из моих любимых бордовых пионов. Я его еле обхватила руками. Ехали мы в машине, я – прижимая к себе шикарный букет, а муж, – долгожданного второго сыночка.
Дома нас ждал с нетерпением наш старшенький сынок и мама мужа, приехавшая по такому поводу, в Тбилиси из Одессы.
Жили мы с мужем скромно. Даже надо сказать, – очень скромно. Денег ни на что не хватало. Хорошо, что мужу выдавалось вещевое довольствие. Хочешь, – не хочешь, а получай, положенное тебе, – в срок. И получал. Годами копилось у нас его нательное белье. Теплое с начесом, и из легкого трикотажа. Муж эти изделия ни за что на свете не одел бы. Он предпочитал на учениях в 30 градусный мороз сидеть на броне танка без него. Мне кажется, что не одел бы его под автоматной очередью. А я была рада! Мне было из чего шить сынишке ползунки. Так я вышла из положения. Нехватки в ползунках не ощущала, нашила целую кучу. Они получились просто замечательные, – мягенькие, тепленькие, натуральные. Когда Серенький спал, я быстренько простирывала его вещички и принималась шить и вязать. И не только ему, но и мужу, и старшему сыночку.
Славик очень любил своего брата, помогал мне укачивать его. Правда, свое обещание насчет пеленок не выполнял, понял, что погорячился. Сергей тоже очень любил Славу. Как только просыпался утром, и первым вопросом было: "А де мой бат?". То есть, брата спрашивал первым делом. А когда я ругала его за шалость какую-то, сразу начинал стонать: "Бат, мой бат, ты де?". Защитника звал.
Сережа был очень смышленый. Как-то, ему было в ту пору лишь два года, смотрели всей семьей выступление знаменитого комика Иванова по телевизору и очень смеялись. Вместе с нами хохотал и Сергей. "Копирует", – думалось мне. Спрашиваю: "Что же это ты смеешься?". Так он все и объяснил по порядку. Вот уж удивил нас всех. В этом же возрасте на Новый Год муж оделся Дедом Морозом, зашел в комнату и спрашивает: "А кто это к вам пришел?" На что Сергей ответил: "Ты, папа". Муж так обиделся, что повернулся уходить. Я кинулась к сыну, шепчу ему: "Сделай вид, что поверил". Мгновенно сориентировавшись, Сережа завопил: "Здравствуй, Дедушка Мороз!" Муж тут же вернулся. Положение было спасено.
Был очень впечатлительный и добрый. Если во время просмотра фильмов были кадры, в которых животным наносился вред, Сергей начинал плакать и злиться одновременно. Когда я спрашивала, – в чем же дело, он отвечал, что ему очень жаль животных и злится на тех, кто причинял им зло. А почему жалко животных, а не людей? "Животные себе помочь не могут", – следовал мудрый ответ.
Серенький, так ласково мы называли сына, был весьма прижимист. Не делился сладостями ни с кем, кроме меня. Как-то приехал к нам в гости свекр из Одессы. Мы стали его удивлять местной пищевой экзотикой. Купили чурчхелы (такая колбаска из орехов, нанизанная на суровую нитку и слой за слоем обливаемая сильно сгущенным виноградным соком, Очень, кстати, полезный продукт). Порезали чурчхелу и угощаем. На коленях у деда сидел Сергей. Дед просит: "Сережа, дай мне чурчхелу". Мы, зная характер сына, с интересом наблюдали, что же произойдет. Целая буря чувств сменилась на его лице. Он и хотел угостить деда, и так жаль было расставаться с лакомством! Наконец, он тяжко вздохнул, и выбрал деду самый маленький, сужающийся в сосульку, кусочек без ореха. Дед был в восторге, а я – в смущении.
Был чрезвычайно брезглив. Только мне позволялось его целовать. От поцелуев других людей он тут же начинал яростно вытираться, чем ставил меня в неловкое положение. Один раз, когда ему всего было около года, я попросила посидеть с ним свою приятельницу, так как, мне необходимо было с работы забрать кое-какие документы. Тут в комнату с Сережей зашел муж приятельницы. Стояло жаркое лето и он был бос. Взгляд нашего сына упал на босые ноги, и тут же у него начались сильные рвотные позывы. Соседка закричала: "Спрячь ноги!!". Ничего не понимающий сосед ретировался в другую комнату и спрашивает: "В чем, собственно дело-то?". И даже не поверил, когда ему объяснили. "Он же еще сильно маленький для такого", – сказал он.
Сергею было около трех лет, когда мы переехали в Ленинакан (Армения). Там устроили его в садик для детей военнослужащих. После первого дня пребывания в садике, шли домой (а это километра три, если не больше). Спрашиваю, как прошел день. А он: "Сказали, что еще один дистрофик пожаловал. А кто такой дистрофик?".
Накормить сына всегда было большой проблемой. На какие только ухищрения я не пускалась! А готовлю я вкусно, – всем нравится. Я делала сыну из картофельного пюре грузовики, в кузов ложились котлеты, вместо колес – кружки помидор и огурцов. Или делала из пюре пальму, а кокосами были тефтельки и тому подобное. Фантазия у меня богатая. Так под какую-то интересную историю и хоть понемногу, но скармливала пищу. Вареное мясо приходилось обязательно прокручивать на мясорубке и маскировать его в супе, ведь должен же был Сереженька получать "строительные кирпичики" – белки. Хлеб вообще игнорировался. Я один ломтик черного бородинского хлеба резала на восемь кусочков, на эти крошечные кусочки накладывала тонюсенькие ломтики замороженного соленого сала, на них сверху – пластинки чесночка. Посмотришь, – сам слюнями обольешься. В таком виде он мог съесть пару кусочков. Каждый день детям я делала свежий живой сок. Обычно морковно-яблочный. Если был у кого-то кашель, то добавляла капусту. Мы с мужем даже покупали страшно дорогую икру детям, чтобы поднять их иммунитет.
Сережа у нас отличался тем, что придумывал свои собственные слова, которые меня очень умиляли, – такие они были красивые и четко отображали суть. Так, будучи совсем еще крохой, он говорил: "Я занозил ногу, а мама вынозила". Или спрашивает меня: "Я плохо воняю?" "Нет", – отвечаю ему. А он: "Что, – хорошо воняю?". Увидел утром, что все цветы, кроме одного осыпались в букете. Говорит: "Он настоящий мужчина, – так хорошо держится". Видит фото горюющей старушки. "Пострадала", – говорит. "От чего?", – спрашиваю, – "от алкоголизма". Или: "Сейчас грузины выступали". "А почему ты думаешь, что грузины?" "У них улыбки грузинские". Как-то в плохую погоду вечером с улицы слышатся детские голоса. Сергей с укором: "может, кто и выпускает детей в такую погоду, но в такую позднь?". Вместо "Молдавия" у него была "Молдавания" А почему, собственно, действительно не Молдавания? Вместо драники – дрянники. Наверное, думал, что от слова "дрянь?". Вместо "пернатые" – "пердатые". Ну, этих замечательных выражений у меня записано столько, что хватит на целую брошюру. Идем из садика, а он: "Сегодня у нас в садике было убийство?" "И кто убийца? – спрашиваю, – я, – я бил плохих мальчиков". И тому подобное.