План поиска работы с оббиванием порогов закончился полным провалом. Обойдя с десяток организаций, Павел сдался. К концу недели он был вымотан, обессилен, простужен и близок к отчаянию. Так он оказался перед начальником железнодорожной станции, и тот, деловито пошевеливая пышными усами, сообщил, что в ремзону его взять не может, но, ввиду недостатка технических средств, привлечет в качестве грузчика: разгрузить товарный вагон стоит триста рублей. Пять мужиков управляются с этой работой за три часа.
- И ты хоть завтра можешь присоединиться к бригаде.
- Пятидесятитонный вагон и триста рублей на пятерых заработку. - Павлу вдруг захотелось треснуть по голове похожего на твердого майского жука начальника станции. Но он проговорил только:
- Разгружай сам свои вагоны, мудрило.
Матери, которая в это время мыла полы, Павел сообщил, что начальник станции - жлоб и гад.
Добравшись до дома, Крючков налетел на заметно надрызгавшегося алкоголем соседа Валеру Манилова и неожиданно для себя заявил о желании присоединиться к веселью. Через десять минут они очутились на рынке и по настоянию Валеры купили водку у "проверенных азербайджанцев". "Золото славян" - так называлась водка.
- Никогда она меня еще не подводила, - ответил на этот раз немногословный Валера, когда Павел выразил подозрение, что это какая-то ядовитая дрянь. - Пить можно, убирает в хлам, - уточнил Валера.
Аргументов для возражения не было. И "Золото славян" перекочевала во внутренний карман куртки Манилова.
Распивать водку соседи решили в тепле - на лестничной клетке подъезда. После первой же стопки у Павла замутилось сознание, но его собутыльник заметил, что так оно и бывает. "Но, когда хлопнешь вторую, а затем третью, - объяснял он, - тогда отпускает. Выводит на другой уровень ощущения и миропонятия".
Павел послушно следом за первой выпил вторую и третью. Что было дальше, он смутно помнил.
Вонючий дым сигарет.
Холод от сквозняка.
Звон в ушах и пошатывание.
Подкашивающиеся ноги. Хватание за перила и шею Манилова.
Выкрики: "Падлы! Стервы! Убью… хрррр..!"
Звон бьющегося стекла. Грохот падения.
Целование холодного кафеля.
Чернота.
Тошнота, рычанье, дикая судорога по всему телу, кислый запах блевоты.
Вновь чернота.
Очнулся Павел у себя дома. Он, как был в одежде, лежал на диване. Было темно, только оранжевый свет фонаря лился в окно сквозь раскрытую штору.
На счастье, мать ушла в ночное дежурство, и в квартире никого не было. Павел прошел в ванную комнату, где долго разглядывал свое конопатое с позеленевшей кожей лицо. Странные, противоречивые чувства метались в душе. Во-первых, он радовался, что не умер от отравления водкой. Какая-то тихая эйфория переполняла его, как солдата, который прошел невредимый жестокую битву. Вместе с тем он чувствовал стыд. Вдруг ему стало страшно. Представился завтрашний день - бесперспективный, бессмысленный. Ему мерещился осуждающий взгляд уставшей, тяжело работавшей матери. И сразу же неожиданно волновала внезапная радость, что мать на работе и безобразной картины позорного пьянства не видела. И еще какие-то светлые мысли насчет силы народного духа и любви к родимой сторонке непонятно откуда волнующе вспыхивали в голове.
С трудом оторвавшись от зеркала, где цветными осколками открывался ему полный мазохистских восторженных откровений безжалостный мир, Павел налил воду в ведро, взял тряпку и отправился убирать на лестнице.
Последующие три недели Павел Крючков провел в состоянии анабиоза. Все, что он делал, происходило без участия воли - автоматически. Каждый день он просыпался в восемь утра, два часа лежал, безрезультатно пытаясь заснуть, часам к десяти поднимался, шел в ванную, принимал душ, съедал бутерброд, пил чай, садился в кресло, включал телевизор и смотрел новости. С телеэкрана лился поток информации:
"Дефляция, токсичные акции, волатильность рубля, уровень капитализации, изменение цен паев ПИФов, фондовые индексы РТС и ММВБ, "быки" встретили день… меры по стабилизации, обрушение рынка, помощь правительства для АвтоВАЗа, процедуры банкротства, повышение ставок кредитования, низкие цены на нефть" и т. д.
Президент и премьер раскатывали по всему миру, решали проблемы глобального кризиса, распекали зарвавшихся олигархов, открывали поликлиники и детсады. Депутаты с лоснящимися, самодовольными лицами успокаивали, что последствия кризиса будут преодолены. Павел целыми днями сидел перед телеэкраном, ничего не понимал и никому не верил. Он хоть и пытался, не мог уразуметь, как все то, что работало, строилось и приносило хорошую прибыль, теперь обесценилось, остановилось и ушло за долги. Дело попахивало мегаразводкой, целью которой служило обнуление активов с последующей скупкой за гроши: заводов, домов, пароходов, рабочих-специалистов, возможно и его самого тоже. Работать за кусок хлеба Крючков не хотел. Меж тем новости прерывала реклама счастливой, насыщенной, полной любви, достатка и уважения к человеческой личности жизни.
Каждый вечер Павел встречал с работы больную, изможденную мать. Отправлялся на кухню, разогревал ужин.
- Как у тебя дела? - спрашивала мать.
- Нормально, - избегая глядеть ей в глаза, отвечал Павел.
Мать обычно вздыхала, жаловалась на давление и прострелы в спине. Ее вздохи ранили Павла сильнее упреков и заставляли чувствовать себя еще горше. Тогда он спешил в свою комнату, закрывался, падал ничком на диван, где долго и неподвижно лежал. Или же, ничего не сказав, одевался и уходил шляться по безлюдному городу.
Один раз, когда на душе было особенно тошно, Павел брел меж панельных коробок-домов под черным, покрытым холодными звездами небом. Он достиг темного парка, где любил гулять когда-то в счастливом и очень далеком, словно приснившемся, детстве. Месяц зверским серпом высунулся из-за тучи. Что-то невыразимое вдруг навалилось на плечи, сдавило невидимыми клещами горло. Павел стал задыхаться, остановился, огляделся вокруг, заметил скамейку, с трудом доволочил до нее ослабевшие ноги и, упав на сиденье, запрокинул голову вверх. Месяц, звезды, макушки деревьев задрожали, расплылись, поползли в сторону. По щекам, обжигая, неудержимым потоком хлынули слезы. Ощущая горечь во рту, Павел заговорил сам с собой: "Вот так вот… Остаться здесь и замерзнуть к утру. Не жалко. Они там все хорошие, да! А я никому ненужный долбак! И на хрен мне все это нужно?!" Ответ на вопрос не последовал, и Павел долго сидел, обливаясь слезами, крепко сжав кулаки.
Он сидел неподвижно, пока пробирающий холодом ветер не заставил его подняться и бежать прочь. С чувством непонятно откуда явившейся внутренней твердости Крючков вышел из парка и заспешил в сторону дома.
Деньги были необходимы как воздух. В положенный день Павел Крючков получил свой конверт. Пересчитав наличность, он в недоумении уставился на бухгалтера Веру.
- Это что, все?
- Да, все, - невозмутимо ответила Вера.
- Почему так мало?
- А ты посчитай, сколько у тебя было рабочих дней в прошлом месяце. Ты же отпуск гулял?
- Да.
- Ну вот… - объяснила Вера.
- У нас же отпуск оплачивается, - повысил тон Крючков.
- Так ты получил все на карточку.
- Получил. А конвертная часть?! - закричал Павел.
- Чего ты орешь на меня?! - раскрасневшись, взвизгнула Вера. - Не надо здесь, Паша, орать.
- Хорошо, - на этот раз тихо, надтреснутым голосом произнес Павел и, на ходу запихивая свой конверт в карман куртки, вышел.
Он решительной поступью направился в кабинет учредителя.
Миновав пустующий стол уволенной секретарши, Павел без стука ввалился в кабинет, куда обычно все заходили чуть не на цыпочках. Генеральный директор, он же учредитель компании, восседал за широким дубовым столом. Он угрюмо уставился на визитера:
- Чего тебе?
- Мне кажется, вы меня обокрали, - дрожащим голосом заявил Павел.
- Что?! - рявкнул учредитель, приподнимая из кресла свое массивное тело. На лакированной плеши его большой головы забликовали отсветы висящей под потолком электрической лампы:
- Повтори-ка, я не расслышал?
- Я только что получил конверт в бухгалтерии. Там были деньги. Но сумма в три раза меньше, чем я должен был получить.
- Ах, конверт! - гаркнул учредитель, подаваясь вперед, упершись руками в столешницу. Вид его был ужасен.
Однако на этот раз Павел не дрогнул.
- Вера сказала, что из расчета вычли деньги за отпуск. Считаю это несправедливым, - твердо проговорил он.
- Конверт - это вообще не твоего ума дело. Конверт - это, считайте, моя добровольная помощь. И мне решать, получите его вы вообще или нет, - на сей раз спокойней проговорил учредитель.
В дверь постучали. В кабинет вошел бывший начальник Крючкова. Он окинул пристальным взглядом Павла, буркнул:
- Привет.
- Я, кажется, все объяснил. Ну так идите, идите отсюда. У меня нет больше времени, - пыхтя от сдержанного негодования, продолжил речь учредитель, обращаясь к Крючкову.
- Когда я устраивался на работу, мы о другом договаривались. Чего смотришь на меня, Максим? Где твое честное слово? - напал на бывшего начальника Павел. - Я не уйду, пока со мной по-человечески не рассчитаются.
- А с тобой разве не расплатились? - озабоченно поинтересовался Максим. - Ты же получил конверт.
- Там не те деньги. Мне не доплатили.
- Павел, у нас отпуск не оплачивается. Иди домой подобру-поздорову.
- Не пойду. Я и так слушал ваши идиотские советы. Просто вам наплевать на меня и на все, о чем мы договаривались.
- Пошел отсюда вон! - разрываясь от злости, закричал учредитель.
- Павел, уйди по-хорошему, а то знаешь… - уговаривал бывший начальник.