* * *
Наконец мы высаживаемся на берег в сотнях лиг к югу от нашего первоначального места назначения. Матросам незнакомы эти земли. С одной стороны, они хотят разорвать меня на части, с другой стороны, им интересно, куда их занесло. Ветер стихает, и корабль плавно скользит вдоль золотистого песчаного берега, заросшего деревьями с густой листвой. Вдали виднеются холмы, покрытые лесом. За ними синеют горы. Вдоль берега каменными истуканами вытянулись цепью воины, они вздымают копья, на остриях что-то влажно поблескивает. Наверное, яд.
- Спаси нас, Бокатаро, - бормочет капитан.
Словно какая-то сила гонит нас к берегу. Капитан уже давно махнул рукой на управление кораблем.
- Твой народ? - спрашивает Ульм.
Не совсем. Воины худые как тростинки, в ушах кольца, а волосы украшены перьями цапли. Они чернокожие, их тела раскрашены красной и желтой глиной. Я узнаю боевые знаки южных племен - иногда наших союзников, иногда врагов.
Я даже не успеваю подумать, что делать, как вдруг предводитель воинов входит по колено в воду. (О его положении говорят браслеты из слоновой кости.) Он кричит громким чистым голосом:
- Акки акки акки!
Медленно стихает эхо. Мы в десяти локтях от берега. Если бы ветер дул в нужном направлении, нас могло бы отнести прочь, однако нас гонит к берегу. Если мы попытаемся уйти на веслах, нас утыкают копьями.
- Акки такки нигатти! - кричит воин.
Словно солнце вышло из-за туч. Тридцать лет я не говорила на языке отца, и неожиданно память пришла мне на выручку.
Я стараюсь правильно произносить слова:
- Меня зовут Бера.
Мне удается привлечь их внимание.
- Я ищу отца.
Военачальник смотрит на меня с подозрением:
- Кто он?
- Пра. Правитель земель, где сходятся реки.
Среди воинов заметно движение. Они переглядываются, кое-кто опускает копья.
- Мы знаем его, - слышу я в ответ. - Он вступил в союз с нашим племенем, связав себя узами брака. Почему мы должны поверить, что ты родня Пра?
- Отведите меня к нему. Он меня узнает.
"Надеюсь", - добавляю я про себя. Вслух бы такое сказала только дура.
- Скоро Пра встретится с предками, - говорит воин.
Значит, он болен. Я не испытываю печали, только озабоченность. Если он умрет раньше времени, мне будет сложнее справиться с задачей.
- Значит, тем более мне надо увидеться с ним поскорее. Я проделала длинный путь, и он не откажется от встречи со мной.
Воин морщит нос. Верхняя губа задирается, и в его зубах становится видна щель.
- Сыновья Пра и их жены ссорятся из-за его богатств и земель. Может, ты пришла, чтобы подлить масла в огонь?
- Мне не нужны ни богатства, ни земли. - Я показываю на озадаченных матросов за моей спиной: - Разве они похожи на армию?
Среди всеобщего хохота воин спрашивает:
- Чего же ты хочешь, Бера, дочь Пра?
Я почитаю за лучшее рассказать правду.
* * *
Когда он продал меня в семь лет как скотину, я его почти не знала. Я была третьей дочерью двадцатой жены человека, которого интересовали только сыновья - он отправлял их на войну. Поэтому сейчас, когда меня подводят к старику, лежащему в хижине вождя, я не испытываю ничего, кроме равнодушия. Передо мной всего лишь старое животное: седые волосы и желтые глаза, серая плоть, коричневые зубы. Козы, которых мне доводилось резать, значили для меня больше, чем этот человек.
Старуха, что прислуживает ему, нетерпеливо трясет меня за локоть, и я говорю:
- Это я, отец. Я, твоя дочь Бера. Мы расстались давным-давно. Ты меня помнишь?
Желтые глаза затуманены.
- М-м-м-м?
- Отец, - повторяю я (хотя мне это дается с великим трудом). Отец, я прошу благословения. Разреши собрать животных, которые живут на земле твоей. Не убить, а просто собрать.
Его глаза становятся широкими от удивления.
- Оссо? Хочешь охотиться на оссо?
- Не только. Мне нужны все животные. Я их собираю для большого зверинца, который строят далеко в пустыне.
Мои слова ставят его в тупик. (Равно как и меня, когда я задумываюсь над тем, что сказала.) Он молчит так долго, что я начинаю опасаться, вдруг о моем существовании забыли. Неожиданно он произносит:
- Бера, дочь Грет?
Понятия не имею. Мать умерла молодой, я так и не узнала ее имени. Интересно, кто была эта Грет? Любимая жена, о смерти которой он долго скорбел? Или сварливая изменщица, которую подвергли заслуженной казни (возможно, измазав ей голову медом, ее по шею закопали в землю рядом с муравейником)? У меня нет ни малейшего представления.
Но от меня ждут ответа. Надо рискнуть, и я говорю:
- Да.
Он снова замолкает. Над его серо-коричневым лбом, словно над кучей навоза, роятся мухи.
- Значит, зверинец?
- Да, - повторяю осторожно. Я не уверена, что правильно расслышала.
У него дрожат пальцы.
- Быть по сему. Мне он не нужен. Доставьте зверинец в пустыню. Дайте ей все, что она потребует.
Старуха склоняется в поклоне:
- Да, господин.
Снаружи я говорю старухе:
- О чем он говорил? Не понимаю. Старуха сморщена, как фига, но глаза ее яркие и живые.
- Думаю, понимаешь.
- Я хочу лишь собрать животных, - начинаю я.
- Это уже сделали за тебя, - перебивает она. - Тебе осталось их только забрать.
Я озадачена:
- Покажи их мне.
* * *
Зверинец построен в форме колец: одно внутри другого, самые свирепые животные - в центре. Они мне кажутся чудовищами, их держат в бамбуковых клетках.
Там большие кошки темно-желтого окраса, пятнистые и просто черные. Они рычат при нашем приближении. Там огромные обезьяны, покрытые черным мехом, с глазами, полными разума. Там здоровенные твари, вооруженные бивнями, - их мой отец зовет "оссо", и кошмарные водяные ящеры длиной в пятнадцать локтей. Они спят. А еще - водяные свиньи с мощными челюстями. Птицы, ростом выше Сима, не умеющие летать. Газели высотой в двадцать локтей и с шеей в рост человека. И все это - лишь центральное кольцо зверинца.
Старуха ведет меня от клетки к клетке, называя имена животных:
- Оссо, дорн, пелнар, кара, эфт. Странно. Тебе очень нужны эти животные, но ты даже не знаешь их имен.
- Не знаю. - Я пытаюсь восстановить в памяти рассказы свекра о его предках. Адам и Ева давали животным имена, но что-то я не припомню, что слышала о тварях под названием пелнар, оссо или дорн.
Другие клетки заполнены газелями, дикими собаками-падальщиками и странными существами с лысыми крысиными хвостами и телами, покрытыми панцирем. Черепахами и белками. Дикими буйволами и неуклюжими омерзительными созданиями с рогами на носу. Такое может нацарапать ребенок, попроси его что-нибудь нарисовать.
Я немногословна. Старуха стоит рядом и хихикает, видя мою реакцию.
- Все это он подарил тебе, - весело говорит она. - Надеюсь, ты их сможешь где-нибудь разместить.
Днем я возвращаюсь на баржу к Ульму. Капитан потратил время на общение с местными, разыскивая желающих обменять слоновую кость на пару пропитанных водой тюков с шерстью.
- Пошли, - говорю я ему.
- Ты же видишь, я торгуюсь.
- Не серди меня, - предупреждаю я его.
Он видит зверинец:
- Ну и что?
- Все это надо отвезти назад.
- Только не на моем судне, - смеется он.
- Мы построим плоты, - говорю я.
- Плоты?
- Потянем их за собой в линию. Будем идти как караван.
- Караван, - повторяет он. Ульм стоит, покусывая язык, словно прикидывая, что бы на это сказала Бокатаро.
- Чем раньше начнем, тем раньше закончим, - говорю я.
На то, чтобы перетащить через джунгли к берегу сотни клеток, уходит четыре дня. Валим крепкие толстые деревья, вьем веревки, чтобы связать их в плоты. Плоты двухслойные, каждый сорок локтей в поперечнике. Выглядят они не слишком надежно, но все же держатся на воде.
- Если их правильно загрузить, будут устойчивыми, - уверяет меня Ульм. (Легко догадаться, почему он стал капитаном - ему нравится командовать.) - Если, конечно, нас не накроет шторм. Весь фокус в том, чтобы правильно сбалансировать вес… - Он удаляется, выкрикивая распоряжения.
Готово четыре плота, животные погружены. Половина одного плота выделена под склад (кормовые растения для травоядных и пара дюжин перепуганных овец для хищников). Я никогда не видела столь невероятного зрелища.
- Вроде все держится, - говорю Ульму.
- Пока, - весело отвечает он мне.
Почему-то я не удивляюсь, когда с юга начинает дуть ветер. Поначалу он легок, едва колышет волосы на моих ногах, потом становится сильнее, словно торопит нас поскорее отправляться в путь.
Перед отплытием приходит старуха. Она приносит два маленьких свертка.
- Возьми, - говорит она. - Мать умерла при родах, поэтому отец их ненавидит.
- Не могу, - отвечаю. - Что мне с ними делать?
- Вырастишь, - хихикает она.
Чего здесь смешного?
Они оказываются у меня на руках. Мальчик и девочка. Сморщенные и черные как смола.
- Чем же мне их кормить?
Она кивает на мои соски:
- А это тебе зачем? Для красоты?
- Нам пора, - говорит Ульм.
Ветер гонит волны. С плотов доносится ворчание животных.
На корабле я нахожу место среди груза слоновой кости и опускаюсь на палубу. Моряки внимательно на меня смотрят, но мне кажется, что их настроение улучшилось. Они знают, сколько заработают.