Серый кинул меня, как пацана. Мы с ним железно договорились, а он в последний момент все переиграл. Он сказал, что сперва предки хотели свалить из дома, а фазер заболел, и теперь они никуда не сваливают. "А деньги?" - спросил я. "Ну, это пусть будет в счет твоего долга. Ты мне должен был сорок два, а теперь пусть будет двадцать семь". - "Ладно, - сказал я и хотел повесить трубку, но не повесил. - Что же теперь делать? Давай что-нибудь придумаем". - "Да понимаешь, я тут… - сказал он. - В общем, одна старая знакомая меня пригласила". - "Ну и пойдем", - сказал я. "Понимаешь… - сказал он, - я и сам туда не очень… В общем, это такой дом и… Нам вместе туда не получается… В общем, ты не обижайся… А после праздников сразу повидаемся. Ты позвони, и я подскочу или ты ко мне. Так получилось, я же не виноват, что фазер заболел… А о тех двадцати семи рублях не думай, не горит". Я повесил трубку и долго еще не мог понять, с чего он распелся? С какого хрена он такой ласковый. Ну, кинул и кинул. Не в первый же раз! Он вообще всю жизнь делал, как ему удобнее. Ему на друзей всегда было наплевать. Меня это никак не колышет. Я от него другого и не ждал. Только одно непонятно - чего он так рассыпается? Даже как-то не по себе стало. В общем, предчувствие у меня было. Я решил - ничего, посмотрим… Плохо было то, что он лажанул в самый последний момент. У меня со Светкой из "Детского мира", ну с той самой, гребчихой, все было уже заряжено. Она уже дома договорилась. И я от предков неделю отбивался… Они хотели сеструху-лунатичку на меня повесить. Еле отмазался. И с деньгами он меня подставил. Я еле собрал эти пятнадцать рублей. Ну, сказал бы заранее, и я из шкуры вылез бы, но достал, а эти у меня были на праздник отложены. Я и позвонил-то шестого вечером, чтоб уточнить, когда собираемся, в три или в четыре, а он меня, как серпом по яйцам… Куда, думаю, мы со Светиком теперь денемся? И Санька болел. Я зашел к нему тогда же, шестого, думаю, может, подскажет чего. Санек не любил Серегу. Тот ему еще ничего плохого не сделал, а Санька будто знал, что обязательно сделает. Да что-нибудь такое, за что и убить не жалко… Но внешне они поддерживали нормальные отношения. Никаких таких особых отношений меж ними, конечно, не было. Они здоровались, и только.
Когда я к Саньку шестого вечером заскочил, у него была температура 38, 9. Он лежал весь сухой, огненный, но улыбался. А глаза, как лакированные. Матушка угостила меня чаем, а мне бы стакан портвагена с горя… В общем, я рассказал ему. "Да, - говорит, - надул тебя дружок". - "Кинул, - говорю, - как пацана… Хотя, может, и вправду у него фазер заболел. Это ведь от него не зависит… Если у него действительно фазер заболел, - подмигнул я Саньку, - значит, у него дача свободна… А там у него наливки, закусон, настойки… Ну ладно, - сказал я, - пусть мне будет хуже".
Мы встретились со Светиком на вокзале. Я пятерик у сеструхи занял до позавчера, и мы купили две бутылки "Салюта". Потом сели в электричку и поехали в Щедринку. Там прямым путем к Серегиной даче. Подошли. Я ей говорю - подожди здесь на лавочке, а я сейчас. Забор у них сплошной - перескочил, и нет тебя. Щеколду на кухонной форточке я поднял ножом, открыл окошко, залез. Ключи, как обычно, лежали в жестяной банке с надписью "корица". На двери летней кухни у них английский замок. Я открыл его и вышел через дверь как человек. А в калитке у них врезной замок. Я открыл калитку, вышел на улицу и позвал Светку. "Здорово! - сказала она, когда я ей показал бутыли с наливками, закрутки, рыбные консервы, тушенку, холодильник, старый телевизор, приемник "Фестиваль", она сказала: "Вот живут, паразиты!" Приемник, правда, был без проигрывателя, но музыки нам хватало. Я сразу поймал какую-то зарубежную станцию и врубил на полную катушку. "Ты чего?" - испугалась она. "Для маскировки", - объяснил я. Потом мы холодильник включили и "Салют" - в морозильник. Потом я в погребок сходил и специальной трубочкой отсосал пару литровых банок домашнего винца и тоже поставил в холодильник. А Светик тушенку грела и банки с помидорами и огурцами открывала. Потом я принес трехлитровую банку с маринованными патиссонами. "Вот класс!" - завизжала Светка. "Пусть нам будет хуже!" - сказал я, и мы вмазали по стаканчику. А потом Светик стала картошку чистить. Только хлеба у нас не было…
Первым приперся, конечно, Фомин. Получил свой стакан и свалил. Потом заглянул Васильев. Как же без него! А я заметил, что у него на багажнике велосипеда авоська с хлебом, и расколол его на полбуханки. А пить он не пил, он вообще не пьет, так что никакого вреда, кроме пользы, от Васильева не было. Уже сев на велосипед, он спросил: "А хозяин-то где?" - "За невестой в Москву уехал". - "А когда приедет?" - "А кто его знает? Он вам нужен?" - "Да нет, - говорит, - не особенно… Хотел предупредить его, что за всю компанию он один отвечает, как единственный совершеннолетний". - "Почему единственный? - вдруг выступила Светка. - Мне уже девятнадцать". - "Ну, тогда все в порядке", - сказал Васильев и уехал. Я налил по стакану и сказал: "Пусть нам будет хуже!" Потом мы заперлись и решили никого не пускать, хотя никто больше и не приходил. Можно сказать, что только в эту ночь я по-настоящему во всем разобрался. Я был не прав тогда. Секс - классная штука! Кайф невыносимый!..
Все-таки у баб голова устроена как-то по-другому… Какие-то у них там лишние извилины имеются. Понять их невозможно. Мы со Светиком уже после всего сидели и смотрели праздничный "Огонек", как вдруг она говорит:
- А Сережка дома…
- А родители? - спросил я.
- А родители уехали, как и собирались.
- Да ладно тебе, - сказал я, - он нормальный парень… Не будет он меня так парить. Мы же свои ребята.
- А ты позвони, - хитрым голосом сказала она.
- Ну пошли! А если его нет?
- Он дома.
- А если нет?
- Тогда с меня что хочешь…
- Тогда с тебя желание…
- Хоть два.
- Ох ты, расхрабрилась!
- Да ты сам не испугайся!
- Ну пошли.
- Ну пошли! - сказала она.
- Подожди… - сказал я.
- Нет, пусти.
- Ну немножко подожди…
- Нет, пойдем, я тебе докажу…
- Ну ладно, подожди, успеем.
- Нет, пойдем.
- А там дождь идет.
- И пусть. Ты мне не веришь? Не веришь?
- Верю, верю… Ну серьезно, ну подожди…
- Нет, пусти…
Конечно, если б она захотела, то скинула бы меня как котенка. У нее мускулы будь здоров! Гребчиха ведь. Потом, после этого, мы все-таки оделись, выпили "на посошок" и пошли на станцию. Свет и телевизор не выключили для конспирации… Светик сама набрала номер, подождала два гудка, повесила трубку и набрала снова.
- Условный сигнал, - сказала она.
Светка мне рассказала, что была с Серым раньше, полгода назад. Я не сильно переживал по этому поводу… Но когда она звонила условным кодом, меня немножко царапнуло… Она передала мне трубку.
Долго не отвечали, потом подошла Зверева и замяукала, как пьяная кошка. Я специально изменил голос и попросил Сергея.
- Серенький! Тебя…
Потом подошел он, тоже вмазанный, веселенький.
- Алле-е-е!
- Серый, это я, Игорь… Чего же ты, Серый, - все это я говорил уже по инерции, потому что трубку моментально повесили, на первом же слове. Я набрал снова. Никто не подходит. Я и так, и по-другому - дохлый номер.
- Можешь не стараться, он отключил телефон, - сказала Светка.
- Вот сука! Подожгу я его дачку-факачку с четырех углов!
- При чем же здесь его родители? - спросила она.
Мы решили лишних ртов не собирать. Я, Витек, Толян, который недавно с зоны вернулся, и Саня. Больше никого не надо. Сперва все было хорошо. Они же все нас знают, как облупленных. Кусок ливерной колбасы - и вперед. Жучка, Жучка, Жучка, на, на, на… Потом веревку на шею, и к Фомину. И вся работа. Расчет на месте. Пятерка в кармане. Три раза так получилось, а потом как отрезало. Они, дуры, как возьмешь их на веревку, хай поднимают на весь поселок. Визжат, как резаные. В общем, перестали даваться… А одну черную Толян своим пальто накрыл. Веревку мы ей на шею накинули, только отпустили, только отпустили, а она на Толяна как кинется… А тот еще пальто не успел надеть, пальто у него драповое, на вате. Пальто его спасло. А так она ему рукав пиджака порвала и всю руку от плеча до локтя располосовала. Мы говорим, надо к врачу, а Толян смеется. Он говорит, что на зоне его сразу четыре покусали, и то ничего. Он веревку к забору привязал, оторвал штакетину подлиннее и сказал, что сейчас приведет эту суку к присяге. "Это кобель", - сказал Санек. "Все равно", - сказал Толян и перетянул ее по хребту, она завизжала, как резаная, вжалась в забор, но бежать-то ей было некуда. "Подожди", - сказал Саня и встал перед Толяном. "Чего?" - сказал Толян. "Знаешь, почему она тебя укусила?" - спросил Санек. Я понял, что ему самому это только что пришло в голову. "Ну?" - спросил Толян. "Она никуда не хочет с тобой идти". "А кто ее спрашивает? - усмехнулся Толян, - это ее трудности…". "Понимаешь, ей совсем не хочется быть на веревке и идти с тобой… Даже если ты ведешь ее в колбасный магазин", - задумчиво сказал Санек, придерживая на всякий случай его руку, которая была со штакетиной. Но говорил он вроде не Толяну, не Витьку и даже не мне, он говорил все это как бы одному себе, и сам сильно удивлялся своим словам. "Но ведь ты сам это все придумал", - сказал Толян и шевельнул рукой с зажатой штакетиной. "Подожди, - уже прямо ему сказал Санек и улыбнулся, будто он виноват, - я, наверное, ошибся…"