- Но корзина очень тяжелая, - неуверенно сказала Люба, доставая тем не менее квитанцию из сумочки. Там - книги.
- Девочки, Борьку с собой захватите. Он во дворе в футбол гоняет, - распорядилась Анна.
Она командовала, но командовала мягко, как-то очень по-домашнему, и Люба сразу поняла, что перед ней - старшая. Не назначенная сверху, а избранная таковой по велению сердец и всеобщему признанию, как случается в больших и дружных семьях.
Аля и Рая, взяв квитанцию, сразу же ушли: через форточку донеслось: "Борька, тетя Аня помочь велела!.." Анна закурила.
- Ну, женам командированных денег не платят, так что самое время подумать о работе.
- Я - врач.
- А я - специалист по эпохе Возрождения. Аля - бухгалтер, а Рая - переводчица с английского. И все мы дружно трудимся на швейной фабрике, что весьма поощряется с целью перековки. У нас тут почти все - швеи. Самая престижная работа - у Полины, она - подсобница в продмаге. Кстати, о Полине. Идем к ней, она нам ящиков даст.
- Какие ящики?
- Ящики теперь - мебель. Ну, куда ты свои ложки-плошки поставишь, на окно?
- Нет у меня ни ложек, ни плошек, - улыбнулась Люба. - Всю жизнь на казенных тарелках прожила. Муж у меня - офицер… то есть…
- Офицер - это замечательно. Идем за ящиками.
Кабинет медицинского чиновника областного масштаба. Хозяин был сух настолько, что очки его держались на хрящеватом носу только каким-то чудом. Он читал официальную бумагу, брезгливо морщась и все время раздраженно встряхивая ее.
Люба сидела напротив, с беспокойством наблюдая за его странно демонстративным поведением.
- Ну, и чего вы хотите? - с откровенной неприязнью спросил начальник, закончив чтение.
- Я хочу работать по специальности.
- С такой характеристикой?
- Простите?.. - Люба растерялась.
- Нет, уж вы простите! Халатность, бесконечные отлучки с места работы, прогулы и, наконец, рукоприкладство.
- Какое рукоприкладство?
- За провал на экзамене по "Краткому курсу Всесоюзной Коммунистической партии большевиков". Вот, черным по белому, - он внушительно потряс характеристикой. - Со ссылкой на документы и свидетелей.
Лицо Любы постепенно каменело, и сквозь эту, еще не ставшую непроницаемой окаменелость проступала такая человеческая боль, что исхудалый начальник спросил нормальным человеческим голосом:
- Воды?
- Благодарю, - Люба встала и, качнувшись, вышла из кабинета.
Цех старой швейной фабрики. Гул от множества работающих швейных машинок. Мелькают женские руки, бежит полотно, ряды сосредоточенных женских лиц. Анна, Аля, Рая…
И - Люба.
Вдруг - ликующий крик:
- Девочки!.. Девочки!..
По проходу цеха бежала молодая женщина, потрясая газетой.
- Ежова сняли, девочки!.. Ежов - враг народа!..
Комната Анны. Такая же узкая, как и все прочие комнаты бывшей казармы швейной фабрики. В ней сегодня шумно и отчаянно весело. На досках, положенных на ящики и накрытых простынями, - скромная закуска тех времен, вино, кружки и чашки вместо рюмок, разнокалиберная посуда.
За столом - одни женщины. Кто плачет, кто восторженно что-то говорит, кто звонко хохочет на грани истерики. И все - вразнобой, все перебивают друг друга.
- Теперь жизнь изменится, сестрички! Все изменится!..
- Господи, столько горя… И за что, за что?..
- Узнал все-таки товарищ Сталин правду!.. Узнал!..
- За товарища Сталина, подруги!.. За нашего отца и заступника!..
Ликуют осиротевшие, чудом избежавшие каторги жены, дочери, сестры врагов народа. Счастливыми слезами взахлеб плачет Люба.
Только Анна молчит. Курит одну за другой. И пьет.
Дождь. Затяжной, нудный, осенний. Попрятались все, кто мог. Пусто на улицах. Облетают каштаны.
По пустынной улице шел мужчина в старом, видавшем виды ватнике, намокшей шапке-ушанке, в грубых разбитых сапогах.
Таким он и ввалился в комнату.
- Алешка!..
Люба так закричала, что соседки бросились к ней. А она целовала небритое родное лицо, что-то говорила, смеялась сквозь слезы и снова целовала…
Алексей опомнился первым. Оглянулся на дверь, которую забыл закрыть за собою…
…Увидел женщин, что столпились в открытых дверях, в коридоре. Увидел их лица, их глаза…
Все понял, отпустил Любу, низко поклонился женщинам и тихо сказал:
- Простите нас.
Анна осторожно закрыла дверь.
Проникавший сквозь окно тусклый свет уличного фонаря кое-как освещал комнату. Кухонный стол со шкапчиком, две табуретки, два поставленных на попа фанерных ящика, накрытых белым полотном… Ничего больше не было в этой комнате, но зато все это являлось собственностью Трофимовых. Без инвентарных номеров.
Да еще стояла узкая железная койка, на которой они лежали, тесно прижавшись друг к другу.
- Я знаю, что ни о чем нельзя расспрашивать, - шептала Люба. - Но все-таки позволь один вопрос..
- Один - можно.
- Откуда ты узнал, что я в Воронеже?
- Коваленко сказал. Бывший комдив Коваленко. Он тебя сюда и направил.
- Он… тоже?..
- Он погиб, Любаша.
- Прости.
- Знаешь, может быть, даже и неплохо, что Егорку отчислили в войска, - меняя тему, сказал Алексей. - Послужит, похлебает солдатской каши, а там, глядишь, и снова - в училище.
- Я такая счастливая, такая счастливая!.. - вдруг невпопад горячо зашептала Люба. - Только одно смущает, Алешенька. Рыдают сейчас все мои сестрички во все свои подушки…
Рыдали. Но не все.
Анна не рыдала. Просто не могла уснуть, курила, и груда окурков давно переполнила консервную банку.
Утро здесь было хлопотливым. Сновали по коридору женщины в домашних халатиках, кипятили чай, в очередь варили каши. В очередь и умывались, поскольку местные удобства не могли вместить всех желающих.
Алексей вышел в коридор в чистой - и когда Люба успела ее выстирать? - гимнастерке без знаков различия, подпоясанный солдатским ремнем, и сразу оказался в центре суматошной беготни: кто-то даже повизгивал, прикрывая голые плечики ладошками. Хмуро глядя строго перед собой и беспрестанно бормоча: "Виноват!" - Алексей добрался до нужной ему комнаты и постучал.
- Входи, раз не заперто, - раздался усталый голос Анны.
Алексей открыл дверь, спросив на всякий случай:
- Можно?
- Знала, что заглянешь, - сказалаАнна. - Картошки хочешь?
- Жена ждет, - улыбнулся Алексей, сев напротив нее. - Завтракайте, я покурю.
- За этим и пришел?
- Нет, - он прикурил, помолчал. - Может, нам лучше съехать?
- За себя не ручаешься?
- За себя - проверено. А вот… Ну, не виноват же я, что меня отпустили, не виноват!..
Анна доскребла картошку, закурила тоже. Сказала тихо:
- Отпустили тебя на длинном поводке.
- Как понимать?
- Разумом, а не эмоциями. Моего мужа отпускали дважды и дважды сажали опять. И каждая новая посадка - в новой компании.
- Он был… военным?
- Он был энтомологом. И поехал ловить бабочек в Бразилию. Там необыкновенно красивые бабочки. - Она помолчала. - Так что если не хочешь повторов - совершай самые простые поступки. Те, которых от тебя ждут. Ищи работу, избегай знакомств и сиди здесь в цветнике засохших незабудок. Все, иди. Мне на работу пора.
Алексей встал, пошел к дверям.
- Люба видит в тебе офицера, - вдруг сказала Анна. - По моему разумению, офицер обязан прежде всего думать о других.
Стучали швейные машинки на фабрике. Текло полотно.
Ходил из одного кабинета в другой Трофимов. Текло время.
Опали листья, усыпав улицы. Осенние дожди шли уже без перерыва.
И однажды Алексей, нагруженный узлами и пакетами, вернулся из бесконечных блужданий по кабинетам раньше жены. Торопливо распаковал поклажу, достал новое обмундирование. Он очень хотел обрадовать Любу, а потому сразу же начал переодеваться. Надел новенькие брюки из синей комсоставской диагонали, хромовые сапоги. Гимнастерку, однако, надевать не стал, а, присев к столу, начал аккуратно привинчивать к петлицам знаки различия. Но не полковничьи "шпалы", а скромные лейтенантские "кубики".
Он успел все сделать и встретил жену одетым по форме и затянутым новенькой хрустящей портупеей. Только без ордена, который заработал еще в Испании. Щелкнул каблуками:
- Старший лейтенант Трофимов!
- Восстановили? - радостно ахнула Люба.
- И предписали ждать дальнейших распоряжений. Так что готовься, Любаша, к дальним гарнизонам: старшим лейтенантам даже с академическим образованием в штабах делать нечего.
- Из полковников - в старшие лейтенанты. - Люба была офицерской дочерью, понимала, что значит военная карьера, от вздоха не удержалась, но об ордене не спросила.
- Так ведь лейтенант лучше, Любаша, - улыбнулся Алексей. - Лейтенант всегда полковника моложе.
- Ох, Алешка, умеешь ты женщин утешать, - Люба поцеловала мужа. - Назначение - из Москвы?
- Да, завтра пойду узнавать. А сегодня - пируем, Любаша!
И было вечернее чаепитие на досках, покрытых простынями. Кто принес пирожки, кто - варенье, а Люба испекла пирог.
И было бы совсем весело, если бы под смехом и шутками не вздрагивали годами скопленные слезы.
Официальное военное учреждение. То ли комендатура, то ли военкомат.
- Пакета на ваше имя не поступало, - сказал дежурный.
- Ясно, - Алексей старался говорить бодро. - Когда ожидаете?
- Зайдите недельки через две.
- Через две?..
- А лучше - через месяц. Идите, старший лейтенант, идите.
Первый снег на улицах. Первые морозы.