– Кретин! – рявкнул Иван, схватил банку с чем-то белым и ударил об голову брата. Боли не было, и жидкость стекла на пол, не замочив Тихона. Он судорожно сжал спинку стула и отступил на шаг.
Иван веером развернул две лишние пары рук, припрятанные до поры за спиной. В позе танцующего индийского божества он застыл. Лицо его обрело медный отлив.
Тихон врезал кулаком в металлическую грудь, рука прошла насквозь и сбила на пол чашку с недопитым чаем. Та, расколовшись пополам, звякнула нечистым звоном. Тихон ошалело приподнялся на локте. Вокруг дремала ночь. "О-хх, е-мое", – простонал сквозь зубы Иван, не просыпаясь: он услышал звук бьющейся посуды.
Тихон не менял позы, покуда локоть не начал ныть, потом улегся на спину. Перед глазами шагал капитан, в ушах вавакал развратный голос щтабной стервы. Шел третий час пополуночи.
Засыпая, Тихон уже не мог поручиться за гибель чашки – равно как и за блеклый месяц, бивший баклуши в распахнутом окне.
10
Утром на вокзале среди многих прочих можно было заметить двоих: маленького кряжистого мужчинку с красными глазами и рослого пасмурного витязя. Они проследовали в конец платформы и остановились неподвижно. Время шло.
– Вон, поезд идет, – указал высокий пальцем.
Крепыш всмотрелся и ничего не сказал.
Там, вдалеке, возникло крошечное пятнышко – тепловозное рыльце, уставшее торопиться. Но, может быть, им просто показалось, благо погода не менялась уже много дней, и воздух вдали дрожал от зноя.
© май – август 1989
Каравай
Врачи скорой помощи называют такие квартиры гоблинариями. В точности так же именуют эти места. соседи, милиция, пожарные и прочие обитатели фэнтэзи.
В доме на втором этаже, среди многих домов, этажей, улиц и городов, давным-давно сошлись и стали не безусловно естественно жить гражданами она и она: Глотовы, причем он все чаще достраивался приставкой "про", а она – "за".
Все у них было справно и складно – попеременно вытянутая общая майка, и вроде бы не виднелось нигде никаких деток. Пахло прелыми овощами, а в серванте с выбоиной в добрую щепу, стояли рюмки вперемежку с восточными временами года.
В ванной мокло, а в телевизоре над этим хохотало, а случалось и наоборот; оно же все подксисало и, облепленное волосинками, заинтриговывало мокриц.
И, наконец, бывало у них множество одних и тех же гостей. И все норовили воспользоваться удобствами, которые какие же удобства – нехитрые, как и сам человек незатейлив. Гости, назначенные Глотовым судьбой, все попадались какие-то тучные, а были и те, кто щуплые, злые и яростные, и чем они там особенным пользовались в местах пользования, предоставленные сами себе – как знать? скакали, ломались, подпрыгивали, умышленно нечто откручивали или совсем исчезали злыми духами, носились над водами, не в силах отделаться от демиурга и отдать творческое зерно.
Короче говоря, однажды под весом ли явившегося к столу тела, от козней ли мелких и недобрых карликов – стульчак неслышно разломился надвое, наподобие мучного коржа. Сначала он только треснул, и события не заметили. Но сиденье разваливалось все вернее, и вот настал момент, когда – по совпадению с петропавловским салютом – озадаченный хозяин вышел из помещения для удобств с глупой улыбкой на лице и с двумя полукольцами в каждой руке. Полукольца казались хлебными, с непропеченной картонной начинкой.
Поначалу, конечно, приспособились к неудобствам среди удобств. Выравнивали по округлому краю; садились не в махе, но – вдумчиво; вставали аккуратно, да отдельные фрагменты, примкнувши, все норовили следом, в эмпиреи. Да и вообще случались острые соударения. Гости и хозяева много ели и пили, они часто падали на колени перед коржом, уложенном то словом salve, то vale, а чаще – мандалой, и та продолжала терпеть в себе ущерб, как терпят ее мандала всего и самость людская, загнанная в коллективное подсознание.
Ее хватали руками, стискивали, ломали кусками, увлажняли.
Все это привело к тому, что седалище-каравай разломилось далее начетверо, а потом и на восемь частей, все разной степени безобразности. Единый распался на потешные фрагменты и унижался в продолжение, ибо истрепывался картоном, марался и регулярно подвергался хуле.
Дошло до того, что кому-то из обитателей жилища пришла фантазия прямо в голову: да не получит дозволения никто справить нужду, не сложив из отломков более или менее приличную мозаику. А там уже и крошки образовывались, и все собирали в пакетик для лото. Мозаика у всякого выходила своя по количеству лбов голов; после застолий устраивали викторины, шарады и фанты.
Пока не сложилось Тайное Слово. Глотов, который диалектически раскачивался-застывал над мозаикой, над рожками и щечками сиденья, мгновенно увидел, глядя ниже себя, что из мозаики случайно сложилось Тайное Слово Обо Всем.
Он уже разинул было рот, чтобы крикнуть на помощь, так как всем от того тут должно было выйти удовольствие, да как назло перегорела лампочка. Сквернословя, хозяин полез ее вывинтить, взгромоздился на мозаику и все сломал, она развалилась, а Глотов упал вместе с лампочкой во рту, которую выкусил с патроном.
Об этом случае он никому не рассказывал. Конечно, Глотов еще часто пытался построить рисунок правильно, но что есть наша жизнь – игра, и мозаика – из того же разряда. Да и слово, да и все затеи.
А потом жильцы купили новый пластиковый каравай и учинили пир. И гости все кружили, призывая Каравай: кого хочешь – выбирай!
Он и выбирал помаленьку, хотя об этом никто не догадывался. Глотовы подавились и задохнулись, а потом ими задохнулись собаки близ местного судебно-медицинского отделения. Да и все вокруг постепенно рассосались, и выбирать стало не из кого.
© январь 2007
Зоонавты
– Хорошая планета, – подвел итог Навигатор. – Вполне пригодная к заселению. Беда заключается в том, что она заражена копрами.
Инвестор выругался, а Диверсанты вздохнули. Вот и настал их час. Они никогда не занимались копрами. Да и никто не пытался, потому что на копров не находилось управы. Но год назад забрезжила надежда. Институт Метаморфологии разработал костюм, в котором Диверсант будет неотличим от паразитов.
Орбитальная станция уютно описывала круги, нацелившись зондами в зеленую планету. Там были, как положено, материки, океаны, реки, пустыни и острова. Два полюса, экватор. Окольцованная луна. Саванны, джунгли, горные кряжи и лесотундра – все это было тоже. Обреченное на неминуемую гибель, если не остановить копров.
Навигатор считывал данные, поступавшие с континента, который был похож на раздавленную жабу. Где-то там скрывался очаг, пока недоступный невооруженному взору. Но лет через пять он станет заметен даже с луны.
– Собирайтесь, – приказал Диверсантам Инвестор.
Оба щелкнули магнитными каблуками и вышли. Через полчаса вместо них вернулись вылитые копры. Навигатор с Инвестором невольно отпрянули.
Копры получили название в честь лунного копра – безобидного жука-копрофага. Правда, питались они разнообразнее – чем Бог пошлет. Годилась и почва. Они обладали интеллектом, большую часть которого делегировали Экзомозгу. Этот супермозг развивался из коллективных экскрементов и пребывал в телепатической связи со всей популяцией. Одновременно он вырабатывал защитный силовой колпак, не позволявший накрыть ареал обитания стаи даже ракетой. Набрав критическую массу, Супермозг лопался и выжигал все большую территорию для нового колпака. При этом погибали не только местные флора и фауна, но и многие копры. Однако не все. Самые крепкие выживали, спаривались и совокупно выделяли еще более деятельный Супермозг. После этого цикл повторялся.
Науке было известно девятнадцать планет, погубленных копрами. Самых разных – земного типа, безжизненных, холодных, жарких, метановых, гигантских и карликовых. Никто не знал, что с ними делать. Неприятна была и наружность копров. Это были шестистворчатые ягодицы, переходящие в мощный жевательный аппарат под невысоким лбом, утиным носом и красными подслеповатыми глазками. Весь этот комплекс передвигался на двух коротких мускулистых ногах с огромными когтями, позволявшими сохранять равновесие при взрыве Супермозга.
Никто не знал, откуда они брались. Не иначе, их разносило спорами.
Но брешь была найдена. В момент самоликвидации Супермозга колпак буквально на миг исчезал. Фекальная грибница почти моментально воссоздавала защиту с охватом новой территории, после чего стараниями выживших копров начиналась надстройка извилин. Существовала возможность зарыться на границе старого колпака и вскоре очутиться под новым. Переждав таким образом ударную волну, Диверсант мог войти в состав копров и попытаться разрушить Супермозг изнутри, пока тот еще невелик.
Ряженые копры оснастились ядами и радиоактивными веществами.
– В добрый час! – простился с ними Инвестор.
Навигатор отомкнул шлюз, и капсула с Диверсантами стала медленно удаляться. Вскоре сработали ракетные двигатели, и она понеслась в самое сердце зараженного материка.
Посадка состоялась в километре от купола. Судя по изученным циклам, взрыв ожидался через час. Диверсанты начали окапываться. Затем, укрывшись на глубине, сверили часы и приняли слабительное.
– Нехорошо получится, если не успеем, – заметил Первый. – Не понимаю, зачем это нужно. Могли бы просто присесть и притвориться, что создаем Мозг.
– Опасно, – возразил Второй. – Полное правдоподобие! Иначе крышка.
– Знаю, – вздохнул тот. – Я просто волнуюсь.