Женился он рано, и у него было трое уже взрослых детей. Когда он ушел с фабрики и за счет полученной компенсации выплатил ипотеку и многочисленные ссуды, жена в один прекрасный день выгнала его из дому. Он ушел в чем стоял. Полученная пенсия позволяла скромно существовать, а чтобы жить ни в чем себе не отказывая, он устроился охранником в супермаркет, где и работал до этого происшествия.
Несколько раз он знакомился с женщинами, пытался строить с ними семью, но из этих попыток ничего не вышло, лишь досада копилась. Женщины, с которыми он пытался связать свою судьбу, были немолодыми, практичными, битыми жизнью и были заняты собою и своими детьми, а на семью смотрели уже как на предприятие.
Короче говоря, у него не было ощущения ни дома, ни семейного тепла.
В какой-то момент Гиль решил, что ему будет лучше без семьи, а физиологические потребности он сможет удовлетворить у проституток. Так спокойнее – без обязательств и лишних потрясений. После всех жизненных дрязг ему хотелось теперь просто спокойной жизни.
И тут он встретил ее и вдруг почувствовал, что уже не сможет без нее жить. Она была моложе его лет на двадцать, но это обстоятельство совершенно не смущало его. Ее насмешливая улыбка, взгляд голубых глаз, аромат ее пепельных волос сводили его с ума.
С тех пор, как он впервые появился в этом борделе, всю свою зарплату и половину пенсии он тратил на нее, вдобавок покупая ей дорогие подарки.
Она в ответ демонстрировала ему знаки особого расположения, была с ним страстной и сердечной.
Но главное, еще ни одна женщина не была с ним столь ласковой.
Он жил как в дурмане. Если думал, то только о ней. Если спал, она ему снилась. Гиль вспоминал аромат ее волос и нежную белую кожу. Раньше он никогда не мог представить себе, что такая кожа может быть у кого-то еще кроме ангела.
Сутенеры цинично эксплуатировали его любовь, продавая ему время с возлюбленной. Да и сама возлюбленная не проявляла особого желания оставаться с ним наедине больше отведенного сутенерами срока.
Гиль как в болоте увяз в долгах, но это его не останавливало. Он стал подобием наркомана, готовым за дозу на все, только вместо дозы у него была Маша.
Больше смерти он боялся потерять ее.
"Я старше тебя на двадцать лет", – говорил он ей. – "Ну и что?" – Отвечала она, – "Это даже хорошо. Ты нежный, а молодые, они как самцы – грубые и жестокие".
В борделе к нему привыкли. Когда у него не было денег, он подолгу сидел с ней, держа Машу за руку, пока ее не звал с собой очередной клиент. Товарки и персонал борделя почти в открытую смеялись над Гилем, просадившим все деньги на проститутку, а он в это время страдал от ревности. Ему было невыносимо даже думать о том, что кто-то другой может прикасаться к ней.
"Я вытащу тебя отсюда!" – как-то сказал он ей. Она стала серьезной и отстранившись от него сказала: "Мне нужна спокойная жизнь". "У тебя будет спокойная жизнь. У тебя будет та жизнь, которую ты захочешь!" – Горячо говорил Гиль.
В ответ она усмехнулась и ласково погладила его голову, но при этом глаза ее смотрели на него испытующе.
У нее были совсем другие планы. Она не любила Гиля и не любила его страну. Где-то глубоко-глубоко в душе, как иконку на груди, она спрятала самое сокровенное, защищаясь от жестокого мира равнодушием и цинизмом. Мелкая хищница, ставшая жертвой хищников более крупных, но все равно отвоевывающая у жизни свой кусок благ не считаясь ни с чем и ни с кем.
Гиль всего этого не видел и не хотел видеть. Они познакомились в конце февраля, а в середине марта город был взбудоражен серией дерзких ограблений. Грабитель в мотоциклетном шлеме заходил в отделение банка и подойдя к стойке, где выдавали наличные, совал служащей банка записку и полиэтиленовый мешок. В записке было лишь несколько слов: "У меня пистолет. Наличные – в мешок".
Камеры фиксировали мотоциклиста, но опознать личность преступника никто не мог.
Грабителем был Гиль.
Когда банки были взяты под усиленный контроль полицией и грабить их стало небезопасно, он переключился на ювелирные магазины и обменные пункты. Улов был разным, но постепенно у него скопилась довольно круглая сумма, которой вполне бы хватило на просторный дом и безбедное существование.
"Я вытащу тебя из этого болота!" – Говорил он ей при встрече. В ответ она лишь усмехалась. Он думал, что она не верит ему и это только еще больше его раззадоривало.
Когда он наконец собрал нужное, по его мнению, количество денег, Гиль пришел за ней.
"Пойдем со мной!" – Сказал он ей.
У него уже все было спланировано. Они улетят далеко отсюда и остаток жизни проведут вместе у океана. Она забудет о своем прошлом как о страшном сне. Они будут счастливы, как Адам и Ева в Раю.
Он готовил для нее все это как свадебный подарок, готовясь обрушить на ее голову счастье, как водопад.
"Куда? Зачем?!" – Всполошилась она, когда он сказал ей: "Пойдем со мной!" – и решительно сжал ее руку…
"В рай", – Со счастливой улыбкой на лице ответил он.
"Ты сумасшедший", – сказала она, все еще надеясь, что он пошутил. Но он схватил ее за руку и потащил за собою в рай…
Потом, во время обыска, полицейские обнаружили у него в квартире целый шкаф, забитый ассигнациями и драгоценностями. Жил Гиль весьма скромно, и шкаф с несметными сокровищами совершенно не вписывался в убогую обстановку его жилища. Воспользоваться своими богатствами Гилю было уже не суждено.
Соседи
Когда-то он мечтал стать конструктором и строить корабли. Когда-то он мечтал заниматься наукой. Он о многом когда-то мечтал. А потом все превратилось в воспоминания.
"Это может стать основой докторской", – сказал научный руководитель Марка, когда увидел его курсовую. Марк в ту пору учился на третьем курсе института. Какие грандиозные планы были тогда! Но увы, когда началась перестройка, корабли и наука стали никому не нужны.
Став ненужными, в поисках лучшей доли, они с Людой уехали в Израиль. Но и с семьей ничего не получилось. Прожив вместе восемнадцать лет они так и не стали друг для друга близкими людьми.
Новая жизнь, в которую они будто нырнули сойдя с трапа самолета, казалась ему все эти годы бесконечной гонкой без начала и конца. Они работали с утра до ночи и все время что-то выплачивали: сначала машину, потом ипотеку и какие-то бесконечные ссуды то на достройку дома, то на обучение детей, то еще на что-то…
Жене такая жизнь нравилась. Здесь она могла позволить себе несравненно больше, чем в прежней жизни. Ей нравилось например, соревноваться с родственниками, знакомыми и сослуживцами в зарплатах, домах, поездках за границу, качестве образования для детей. Ей всегда хотелось быть, жить и отдыхать "не хуже других", а может и лучше. Короче говоря, у нее всегда был стимул.
А у него этого стимула не было. Поначалу он видел хоть какой-то ориентир – поднять детей, достроить наконец дом, обеспечить себя пенсией на старость. Все как у всех… Но по мере того, как накапливалась усталость, эта бесконечная гонка все больше казалась ему бегом по замкнутому кругу.
Ему уже давно хотелось сойти с дистанции, вырваться из этого замкнутого круга, но он по инерции продолжал свой нескончаемый бег, работая на тяжелой и бесперспективной физической работе, выплачивая ссуды и поддерживая привычный образ жизни.
Лишь оказавшись в больнице, он вдруг подумал о том, что ничего не может вспомнить из своей жизни за эти семнадцать лет кроме отдельных эпизодов.
Все тогда разрешилось для него разом: однажды на заводе, где он работал, произошла авария, после которой его буквально собрали по частям. Став инвалидом он расстался с прежней жизнью навсегда. На полученную компенсацию они с женой купили просторный дом, новую машину и рассчитались с прежними долгами. А еще чуть позже они развелись, поскольку он стал ей не нужен.
Оставив жене все, на оставшиеся от полученной компенсации деньги Марк и купил эту квартиру на земле.
Место это было особое и жить здесь мог далеко не каждый. Жили тут в старых домах в основном многодетные семьи с низким доходом по причине хронической безработицы, матери-одиночки, инвалиды, алкоголики, наркоманы и старики, существующие на пособие по старости от института национального страхования… Одним словом, люди неблагополучные. Поэтому и район, где жили все эти люди, тоже считался неблагополучным.
У обитателей этих домов были свои собственные представления о правилах хорошего тона, и наряду с низким качеством жизни это была одна из главных причин по которым более благополучные граждане города избегали здесь селиться.
Соседи постоянно держали двери в свои квартиры открытыми, и те, кому посчастливилось жить с ними в одном доме, были вынуждены с утра до глубокой ночи дышать сигаретным дымом, слушать их громкие разговоры и такую же громкую и навязчивую восточную музыку.
Говорить и слушать музыку тихо эти люди не умели, не хотели, да и вообще не понимали, зачем нужна тишина. До других людей им дела не было, поскольку людьми они похоже считали только себя. Женщины, обитавшие в доме, круглый год ходили в спортивных рейтузах, майках и шлепанцах на босу ногу, а мужчины – в шортах, похожих на семейные трусы, застиранных майках и сандалях, тоже на босу ногу.
Собравшись возле дома, они громко разговаривали, грызли семечки, заплевывая узенькие дорожки между домами, а их дети в это время шумно резвились на пустырях возле домов, планировавшихся кем-то и когда-то как полисадники. В перерывах они справляли нужду там, где это им это было удобно, а удобно им было везде. Часто они усаживались прямо на ступеньках лестницы, так что соседям, для того, чтобы выйти из дому или попасть в свою квартиру, приходилось просить их потесниться.