- Самый длинный день в году. - Она смотрит мне в глаза. - И самая короткая ночь. Сегодня все с ума сходят. И никто не может понять, в чем дело. Погоду винят. Ерунда. Сегодня утром булочник сказал, что заснул возле печи. Показал мне сгоревшие булки, целую корзину. А турок, портной, он старую одежду перелицовывает, живет в моем доме на первом этаже, так вот, этот турок сегодня вдруг заревел будто горилла. Просто взбесился. Я - бегом вниз. Смотрю, его дочка стоит на улице, чадру сорвала с головы и говорит: "У меня есть друг, немец, он пастор, протестант. Ухожу жить к нему". Папаша ревет белугой, того и гляди стены обрушатся. Ну и что? Дочь спокойно ушла, сунула чадру под мышку, и гуд бай. А с утра позвонил мой бывший муж, давай, говорит, начнем все сначала. Совсем свихнулся. Мы с ним четыре года прожили. Потом я ушла, год назад, нет, больше уже. Мы остались друзьями, и вот на тебе, звонит и плачет. За все четыре года ни разу не слышала, чтобы он плакал. Говорит, не записывай, пожалуйста, не надо. А я уже записала, ну, стерла, значит. Хотя потом жалела, что стерла. Тихий такой плач, очень сдержанный, можно сказать, одухотворенный, мне даже строчка из Бенна вспомнилась: "Более одинок - никогда". Или это из Стефана Георге? Но я сказала: нет. Четыре года мы с ним прожили. А потом просто невозможно стало. Близость стала невозможна. Вот и подруга моя ровно через четыре года развелась. Это во втором браке, а в первом браке ее тоже на четыре года хватило. Существует четырехлетний цикл. Подруга прочитала недавно в одном журнале, что ученые обнаружили в человеческом организме гормон, который задает этот четырехлетний ритм. В течение четырех лег гормон вырабатывается, и все идет прекрасно - эротическое влечение к партнеру не ослабевает, все в полном порядке. В сущности, ведь как раз четыре года нужно женщине, чтобы зачать ребенка, выносить, родить, выкормить и отнять от груди. Вот так-то. Из-за гормона мы ищем близости или храним верность партнеру, его сексуальная привлекательность обусловлена гормональным механизмом. А потом гормон перестает вырабатываться железами, или он через четыре года начинает вызывать влечение к другому партнеру. Нет влечения - остается один секс. Первое время приходится себя уговаривать, потом принуждать к сексу - или быть равнодушной и смириться.
- Мне всегда казалось, дело в другом. В том, что мы перестаем расти в глазах партнера, то есть перестаем быть тем, кем могли бы для него быть. Ведь притяжение возникает, только если есть развитие, рост - как у деревьев. Ботаникам хорошо известно, что для любого роста необходимо исходное хаотическое состояние. Когда же все упорядочено, рост прекращается, иначе говоря, исчезает тайна.
- Вот именно. Гормон останавливает этот, как вы сказали, рост. Пожалуй, можно и так назвать. Вдруг всему настает конец - ни безмолвной тоски, ни буйств, ничего.
- А вы не хотите написать обо всем этом? Вы ведь так много знаете.
- Нет, не хочу. Писать работу на степень магистра - и то была мука. Да и зачем писать, если рассказывать гораздо проще? Нет, писать - скучное занятие. Но я ведь уже сказала - я собираю голоса, коллекционирую. Записываю на пленку. Уму непостижимо, какие у людей бывают желания, какие идеи у них рождаются, кто-то говорит о них шепотом, кто-то вопит во всю глотку. А я просто помогаю людям высказаться, ведь им надо высказаться, позарез надо, я выслушиваю что-то вроде сексуальных исповедей, но не о том, что они совершили, а о том, чего им хочется, такие вот славненькие грязные мечты. Освещаются самые темные, самые сокровенные закоулки человеческой фантазии. И это меня возбуждает. Отсюда мой успех. Я не просто наговариваю нужные тексты, понимаете? Я помогаю их фантазии вырваться на волю. Им нужен человек, который их направит. Почитайте-ка объявления в газетках вроде "Привет" или "Ты и я", у них там рубрика "Жесткие штучки". Понятное дело, не всем клиентам нужны жесткие, но всегда требуется какой-нибудь особый выверт. Полнейший бред! А где он? Вот здесь. - Она постучала пальцем по своему, потом - по моему виску, легко, точно птица коснулась крылом. - Вот где это гнездится. Я дам вам свой номер. Между прочим, меня зовут Тина.
Глава 9
БОЯЗНЬ ГЛУБИНЫ
В пансион я вернулся в начале девятого. В комнатах телефонов нет, если хочешь позвонить, надо спускаться в салон - столовую.
Пока ехал в метро, пытался убедить себя, что звонок не принесет ничего, кроме неприятностей, хотя бы потому, что в комнатах, прилегающих к салону, отлично слышно, когда кто-нибудь говорит по телефону. Но, приняв твердое решение не звонить, я в ту же минуту понял, что позвоню. Подумал: ведь случай просто уникальный, ты узнаешь, что это за штука такая - секс по телефону. Подобные знания могут пригодиться, ты же писатель. И все-таки больше всего мои мысли занимал легкий светлый пушок, который от холода вставал дыбом. В салоне я сел в углу - подумал, может, мой разговор будет не так слышен в соседней комнате, - и набрал номер; он начинался с нуля. Раздалось два гудка, затем я услышал: "Ваш разговор оплачивается по специальному тарифу". И тут же раздался голос Тины:
- Алло, это ты?
- Да, - сказал я. - То есть если вы имеете в виду меня… Мы обедали в греческом…
- Конечно, я имею в виду тебя. Я ждала твоего звонка, об этом ты мог бы догадаться хотя бы по тому, что я отключила свой фирменный акустический сигнал. Ты удобно сидишь?
- Ничего.
- А ты не можешь лечь на кровать?
- Нет. Тут, в пансионе, телефон всего один, и он в столовой.
- Жаль, - сказала она. Звук "ж" мягко коснулся моего уха, точно нежные губы. - А мне с моей кровати видна телебашня, она подсвечена и отсюда кажется миниатюрной копией Эйфелевой башни.
- Да, конечно, подсвечена, ночью подсвечена… и когда лежишь в постели… ну да. Но днем эта телебашня больше всего напоминает мне штуковину из детских конструкторов. Все же есть разница - строится башня только для трансляции радиоволн или ради воплощения мечты.
- Мечты? Какой?
- Эйфель мечтал любоваться Парижем, сидя в ванне.
- Знаешь, что меня удивило, когда я в первый раз тебя увидела?
- Что?
- Твоя смешная прическа. По правде говоря, она тебе не идет. Стрижка ступеньками, да еще по косой…
Я засмеялся. Но смех получился вымученный, чуть ли не рыдающий.
- Нет, нет, она мне очень понравилась, честно! - Все-таки пожалела меня. - Ты не можешь забрать телефон к себе в комнату?
- Нет. Жаль, но не получится. Шнур короткий.
- А там, где ты сидишь, можно разговаривать спокойно?
- Да в общем… - Я понизил голос. - В общем, соседям, конечно, здорово слышно.
- Жаль, - снова сказала она. - Я хотела говорить совершенно без стеснения. Я вот что хотела сказать… Ты сразу вызвал у меня любопытство, очень сильное любопытство, сразу, когда позвонил. Мне нравится твой голос. А для меня это очень важно, знаешь, голос - это вообще самое главное, для меня голос важнее всего, чтобы я кем-то заинтересовалась, понимаешь, не только как человеком, но и как партнером. При этом мне не обязательно видеть того, с кем говорю, - в ушах звучит голос, и, если он мне нравится, меня прямо насквозь пробирает. Конечно, важно и то, что говорится, но главное все-таки звучание, мелодия. Иногда мне звонит один медик, профессор анатомии, так вот, он однажды объяснил, в чем тут дело. У нас в ухе есть две таких маленьких мышцы, их функция долгое время оставалась неизвестной. Потом установили, что они усиливают оттенки звука и при этом сокращаются. Звук входит в тебя, и эти мышцы закрываются и раскрываются, усиливая приятное ощущение. Когда я об этом узнала, то поняла, почему так люблю слушать, вернее, почему так приятно, когда у голоса есть определенный оттенок, возникает приятное ощущение, щекочущее, и оно пронизывает меня насквозь, вот как твой голос. У тебя спокойная интонация, и гласные звучат как надо.
- Правда?
- Да. У тебя голос резонирует, просто классно. А как ты спрашиваешь о чем-нибудь, как отвечаешь… Обалденно. Я подумала - вот человек, который знает, что ему нужно, и в то же время умеет быть очень внимательным, очень нежным. - Она надолго замолчала, и я почувствовал, что должен как-то отреагировать.
- Ну да, в принципе, то есть… как бы выразиться? - Я старался найти отстраненную, ироничную форму, но в эту самую минуту вдруг увидел цифры. Цифры, буквально мчавшиеся на диске маленького белого счетчика, присоединенного к телефону и в условных единицах отсчитывавшего длительность разговора. До меня кто-то звонил, и счетчик остановился на двенадцати. Обычно цифры ползли со скоростью черепахи, я заметил это, когда ночью звонил в Мюнхен, да, всегда они ползли себе потихонечку, медленно сменяя друг друга, и каждая циферка стоила шестьдесят пфеннигов. А тут цифры мелькали, как на электросчетчике, когда в доме включены все лампы и вся бытовая техника. Я молча воззрился на цифры.
- Алло, ты слышишь меня? Что ты делаешь?
- Я? Что делаю? Ничего.
- Хочу сказать тебе - услышав твой голос, я подумала, что ты гораздо моложе.
- А, ну да, со мной это уже случалось. - Более идиотского ответа не нашел, подумал я и вслух сказал: - Идиотизм.
- Что?
- Да то, что я сейчас сказал. На самом деле, мой возраст меня вполне устраивает. Тут у меня нет проблем. Может, через пару лет появятся проблемы и я с грустью, а то и с завистью буду смотреть на молодых мужчин.
- Ах, вечно вам кажется, будто молодые лучше в постели. - Она сделала маленькую паузу. - И это правда.
- Вот как?
- С возрастом снижается частота потребности, зато появляется кое-что другое.