- Вы мне поможете? - спросила Звезда, задержавшись на ступеньках областного отеля, и стрельнула взглядом в сторону пузатого рыжего чемодана, который был густо оклеен зарубежными этикетками.
- С удовольствием, - сказал я, преодолевая неудовольствие, и придал лицу подобающее выражение искренней вежливости и рыцарства.
Номер гостье отвели на третьем - последнем этаже. А поскольку технический прогресс в те дни еще только приближался к нашей области по щербатым ступеням истории, обгоняя его, путь наверх с тяжелой поклажей мы проделали ножками.
Звезда шла впереди легко и быстро, словно танцовщица. Я смотрел на ее покачивавшиеся бедра, на стройные ноги и философски думал о том, насколько здоровые, округлые формы способствуют осязанию призыва любви.
В длинном полутемном коридоре, окрашенном в гнусный зеленый цвет, я нашел нужный номер, открыл дверь ключом с тяжелым чугунным набалдашником на кольце и внес чемодан в прихожую.
В номере было сумрачно. Пахло хозяйственным мылом и хлорамином.
Звезда осмотрела апартаменты, пощелкала выключателями, выясняя, на какие лампочки они распространяют влияние, потом повернулась ко мне:
- Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вы меня не бросите?
Вежливые слова прощания, которые я уже приготовил и мысленно отредактировал, так и остались на языке до следующего удобного случая.
- Здесь можно заказать обед в номер? - спросила Звезда.
Что можно и чего нельзя было сделать ЗДЕСЬ, я не знал, поскольку никогда не жил в гостинице своего города.
- Попробуем, - сказал я и сел к телефону, втайне боясь, что он не работает.
К моему удивлению, ресторан откликнулся на призыв с подчеркнутой готовностью. Минут через десять после звонка в номер пришла официантка в белом фартучке и с крахмальной наколкой на гриве рыжих волос.
- Наш трудовой коллектив взял в эти дни обязательство на образцовый сервиз, - пояснила она, не ожидая наших вопросов. - Что гостям будет угодно?
Мы заказали шампанское, полный обед и даже фрукты. Само то, что всё это оказалось в НАШЕМ городе, в НАШЕМ ресторане, уже выглядело сказочным приключением, которое стоило пережить. Почаще бы приезжали к нам вожди партии и народа! Добро пожаловать, дорогие товарищи!
Официантка выпорхнула выполнять обязательства по "сервиЗу", и стук ее каблучков дробью рассыпался по коридору.
Звезда встала с дивана, посмотрела на меня смиренно, будто извиняясь.
- Я сполоснусь с дороги. Можно?
Открыв чемодан, она стала что-то искать. Из такта мне пришлось отойти к окну и отвернуться.
Некоторое время спустя сквозь закрытую дверь из ванной донесся плеск воды…
Обед в номер доставили минут через двадцать. А еще минут через пять стих шум воды, и в комнату вошла Звезда.
На ней был только розовый прозрачный халатик…
Ныне подобная упаковка женского тела для человечества - уже давно пройденный этап сексуальной цивилизации. Но по тем временам, да еще для нашей провинции все выглядело потрясающе смело, призывно и до крайности возбуждающе.
Я буквально похолодел. И было ведь отчего.
Внешне весь женский организм для приличия был прикрыт тканью. Но в то же время все в нем выставлялось на обозрение. И не в натуральном виде, а чуть приукрашено, в розоватом цвете, со всеми недосказанностями и недорисованностями, которые легко восполнялись воображением. Кстати, воображения на подобные вещи в силу тогдашнего нестарого возраста у меня еще хватало.
Пока Звезда шла к столу, я успел разглядеть и домыслить ее всю - с головы до пят. И пышную грудь с темными сосками, глядевшими в разные стороны, и соблазнительную ложбинку пупка на сытом животике, и едва уловимую тень женственности, затаившуюся чуть ниже широких покачивающихся бедер.
Устоять, удержаться от соблазна в такой ситуации не было никакой возможности, и в тот день мои моральные устои с треском обрушились на гостиничную кровать, погребая под собой наши тела…
- Ты всегда так? - отдышавшись, спросила Звезда.
- Что, плохо? - спросил я.
- Нет, почему, - ответила она. - Даже интересно… Можно и повторить.
Мы повторили и раз и два.
Потом я сидел у стола и отмачивал душу шампанским, а Звезда, свободная от одежд и условностей, в одних черных чулках - писк моды тех времен - валялась на постели и кокетливо спрашивала:
- Как я смотрюсь в таком виде? Нравлюсь тебе?
Она смотрелась и нравилась.
Мои моральные устои обрушились вновь.
Задержался в гостинице я надолго …
ПА-ДЕ-ДЕ
На следующий день ближе к полудню меня позвал Главный.
- Ты бы разобрался, - выдал он директиву. - Ко мне пришел сигнал. Говорят, что Фея запирается с Лапшичкиным.
Формулировка довольно прозрачная, но я сделал вид, будто сквозь нее ничего не проглядывает.
- Ну и что? Может, они фотографии печатают?
- Может быть. Только сигнал есть, будто у них па-де-де . Так ты зайди в бюро машинной писи и поговори сам.
"Бюро машинной писи" - так с давних пор в редакции именовалось машбюро. Оно располагалось в конце длинного темного коридора, пропахшего типографской краской и табачным дымом. Ходить туда я не любил.
Штат бюро делился на две группы, равные по количеству, но отнюдь не по силам. Одну из групп в коллективе называли "ягуси", другую - "феи".
Четыре бабы Яги - "ягуси" - представляли собой наследство эпохи Додона. Наш боевой ответственный секретарь искренне заботился о том, чтобы в стены редакции не прокралась никакая буржуазная амораль. А виделась она ему в образе женщины с формами соблазнительными и вызывающими.
Самого Додона из предметов женского рода влекли только бутылки. Утверждали, что, когда в компании на подпитии к Додону на колени запрыгнула веселая разбитная девица, он сказал ей на ухо: "Слезай, милая! Я не бабник, я - алкоголик". И стряхнул ее с колен, как кошку.
Додон искренне считал, что не будь рядом с племенем пишущих партийных журналистов эмансипированных и наделенных широкими гражданскими правами социалистических тружениц, мир стал бы свободным от скандалов, разводов и всякой другой нервотрепки.
Поскольку же кадры в редакцию подбирал Додон, ни одной смазливой рожицы за годы его правления к нам не проникло. В тех редких случаях, когда без боевых подруг обойтись было невозможно, Додон отдавал предпочтение старым, снятым в других местах с вооружения, но еще исправным "пулеметам".
Первым и главным "пулеметом" редакции в бюро машинной писи была Ядвига Григорьевна Агеева - женщина неопределенного возраста и определенно сварливого нрава. Свои работы она помечала инициалами "ЯГА", отчего и пошло название всего подразделения пулеметчиц - ягуси.
При любой попытке внести в бюро машинной писи элемент живой эстетики Додон ощетинивался и занимал глухую оборону.
- Мой долг заботиться о производительности труда, а не об удовлетворении мужицких страстей и бабской похоти, - убеждал он Главного. - Работаем мы вечерами. Народ сытый. Земля горит под ногами. Всякое может случиться. А надо ли нам с вами ЭТО?
Додон засевал коллективный цветник терниями и репейником долго и настойчиво. Жизнь среди колючек не выглядела жизнью в эдеме, но, к удивлению, о них не укололся никто. Мужские фирменные сладости - бананы и киви - баловство, борьба с которыми в стенах учреждения обычно доставляла немало беспокойства начальству и мужним женам, наши журналисты уносили по вечерам из редакции с собой и дарили их тайным подругам где-то на стороне. Священная норма морали - греши так, чтобы никто не знал - соблюдалась точно.
Привычно бесполое состояние журналистского коллектива изменилось благодаря проистечению алкогольных обстоятельств.
Пьянка все больше мешала Додону, и он без колебаний выбрал меньшее зло - бросил работу.
Последний раз наши видели его на городской овощной базе. Додон работал грузчиком и пил под каждый переносимый ящик в компании таких же, как и он сам, люмпен-интеллигентов.
Вреда картошке, которая все равно замерзала, и капусте, которая гнила на складе, его пьянство не приносило.
Место ответственного секретаря занял Стрельчук, человек прогрессивных взглядов и хорошего вкуса.
Первой женщиной новой формации, принятой в штат редакции с его легкой руки, стала Фея Матвеевна Мальцева. Её, еще не зная, как отнесется к смазливому пополнению новый Ответственный секретарь, привел в редакцию Луков.
- У вас вакансия, Евгений Михайлович, - сказал он осторожно, будто ступал на бревно над оврагом. - А у меня женщина. Машинистка. Многообещающая…
- Знаю я таких, - ответил Стрельчук спокойно. - Пока им самим что-то надо, они всегда обещают. А когда надо бывает нам, тут у них ничего не допросишься…
- Я не в том смысле, - смутился скромный Луков.
Стрельчук почесал переносицу и невозмутимо заметил:
- Я тоже не в том. Где она? Пусть заходит.
Фея была принята в штат.
Всех машинисток новой формации и молодых привлекательных форм в редакции моментально стали называть "феями". Их появление в коридорах быстро влило новую, бурлящую кровь в наши стареющие жилы. Бананы теперь старались всучить феям на пробу, не унося из стен родного учреждения. Это дало результат. Только за год состоялось рассмотрение трех персональных дел, связанных с исполнением парных танцевальных номеров в положении лежа и с сеансами осуждавшегося советским целомудренным обществом стриптиза.
Последствия - два выговора и один строгий с занесением в учетную карточку. И все же мы оценили смелость Стрельчука.