Конечно, на самом деле я никакая не колдунья, и мне не дано читать чужие мысли. Но я знаю наверняка, что даже по позе человека можно многое определить. Вот, например, Стефани: она стоит прямо, расправив плечи и скрестив на груди руки. Она так выпрямилась, что, кажется, даже наклонилась назад. Это означает - она выше любых аргументов, которые я могу попытаться выдвинуть. От моих слов она защищена сплетением рук. Розмари сидит на разделочном столе, ее ноги широко расставлены. Такое положение подсказывает мне, что в данный момент она не опасается никаких сексуальных домогательств какого бы то ни было агрессора мужского пола. (Почему я это понимаю именно так - мне самой неизвестно.) Гризельда, в свою очередь, сидит нога на ногу, демонстрируя, как и Стефани, закрытость по отношению к любым моим доводам. А может быть, я путаю символы, и именно Розмари готова выслушать мои доводы, а Гризельда опасается сексуальных домогательств какого-нибудь мужчины! Мэри - моя единственная надежда: она сидит на табуретке чуть наклонившись, и ее вытянутая рука закрывает немалую часть лица. Двусмысленный знак. Вполне вероятно, она просто боится меня и того, что я делаю, и от всего отгораживается. С другой стороны, очень может быть, что то, от чего она заслоняется растопыренными пальцами, исходит из нее самой: ведь нам обеим известно, что бурные прилюдные проявления эмоций, например благоговение или почтительность, являются в нашем обществе табу. Как знать, может быть, в Мэри я обрету свою верную последовательницу и прилежную ученицу.
Вполне возможно. Вот она: сидит, погруженная сама в себя, в свои мысли и переживания… Мытье посуды - это одно из таинств любви. Теперь она сможет убедиться в том, что мыть посуду - вовсе не значит забыть о себе как о личности и превратиться в кухонного робота. Нет, каждое движение может быть проникнуто заботой и любовью. Я внимательно слежу за тем, что делаю, опуская жирные тарелки в едва ли не кипящую воду. (Вода обязательно должна быть очень горячей. Я всегда обращаю на это внимание, и мне на память приходит кадр из фильма, где Лоуренс Аравийский гасит спички пальцами.)
На этот раз я поворачиваюсь, чтобы продемонстрировать им две тарелки.
- Видите?
Блестят обе тарелки. Но если одна из них сверкает от воды и мыла, то вторая покрыта блестящей мишурой фальшивого блеска - пленкой жира. Я снова резко поворачиваюсь к раковине, давая зрителям время подумать. Размокшие частицы пищи, которые я соскребла со дна кастрюли, просачиваются между пальцами и падают в воду. Над раковиной поднимается запах - призрак уже съеденного завтрака. Мрачные раздумья одолевают меня. Мне нужен союзник, верный ученик - ибо что слабая женщина, причем в одиночку, может противопоставить власти Мукора? Если бы объяснить все это Розмари, она бы тогда включила нас с Мукором в роман, над которым якобы работает, в роман об образе жизни людей среднего достатка, живущих в южной части Лондона, и о прелюбодеянии. Но чем ярче я пытаюсь представить себя у раковины на страницах ее книги, тем отчетливее понимаю, как именно я буду там выглядеть.
У Марсии - нервный срыв. Ее муж вечно пропадает где-то на работе, и по всем статьям выходит, что живет она фактически одна. Чувствуя, как ее кругозор постепенно сужается до кухонной раковины, она впадает в истерику. Это ее первое появление в романе. Затем - тоже где-то в начале - следует сцена утренних кофейных посиделок с подружками, когда Марсия начинает бредить: она заявляет, что ей безумно нравится процесс мытья посуды, и собирается доказать объективную истинность такого отношения к этому делу не только гостям, но и всему миру. Единственным человеком, способным осознать серьезность ее переживаний, оказывается Розмари. Стоп, минутку: имена нужно будет изменить. Розмари меняем на Рэйчел, Марсия будет Салли, а Филипп - Квентином. В тот день после обеда Рэйчел/Розмари звонит Салли/ Марсии и приглашает ее в гости. Салли приходит, и это первая из многочисленных встреч. Розмари Краббл с большим мастерством показывает, как, руководствуясь советами и наставлениями Рэйчел, Салли - обыкновенная, простоватая домохозяйка - приобщается к новому образу жизни, о котором раньше не могла и мечтать.
Рэйчел меняет Салли прическу, водит ее в гости к умным, интересным людям, знакомит с Марком. С не меньшим изяществом в первом романе Розмари Краббл описывается изменение отношений между двумя героинями: по мере того как Салли растет духовно и интеллектуально, она начинает играть доминирующую роль в паре. Салли завязывает роман с Марком, первоначально - с благословения Рэйчел. Потом, когда их роман перерастает в серьезные отношения, Рэйчел начинает проявлять признаки беспокойства. Марк католик и одержим идеей своей вины, за что и перед кем - нам неизвестно. Квентин/Филипп видит все, что происходит, но этот персонаж не прописан в романе подробно и явно не может серьезно вмешиваться в ход событий. На новогоднем приеме в Камбервелле Рэйчел появляется в обществе молодого человека по имени Джоаким. Это ее брат. В тот же вечер Марк рассказывает Салли о том, что они с Рэйчел состоят в браке, хотя уже давно не живут вместе, а чуть позднее Салли, по пути в ванную, натыкается на Рэйчел и Джоакима, занимающихся любовью на диване. Следует целый коллаж из ярких сцен: переплетение рук и ног, пикник с длинным диалогом, драка в пивной, поездка с Квентином в "скорой" после того, как он принял слишком много таблеток, воспоминание о детских годах Рэйчел и Джоакима - сцена на берегу моря, уход Салли от Марка (больше похожий на побег) и ее безнадежные попытки обрести хотя бы иллюзорный покой, который, как ей кажется, давали ей домашние хлопоты и посиделки с подружками, сильный эпизод - Рэйчел навещает Салли в сумасшедшем доме и, наконец, поистине готическая развязка: Марк идет в гости к своему коллеге по Оксфорду и приглашает с собой Рэйчел и Джоакима. Мужчины пытаются противостоять новой роли освобожденной женщины либо скрываясь за оправданием импотенцией, либо противопоставляя женской активности свою воинственность и агрессивность. Розмари Краббл глубоко и тщательно разрабатывает характеры своих героев, и ее умение руководить их поведением заслуживает всяческих похвал.
Не могу не признать, что была бы абсолютно не против поучаствовать во всем этом, и хотя бы вот почему: в течение всего того (довольно продолжительного) времени, пока у меня тянется роман с Марком, а в перерывах между нашими встречами я гадаю по поводу странных отношений Рэйчел и Джоакима, - в течение всего этого времени я ничего не делаю по дому! Как у Марка, так и у Квентина/Филиппа давно не осталось ни одной чистой рубашки, и никому до этого нет никакого дела! Вот вам новый, спокойный образ жизни людей среднего достатка. Впрочем, все это - эскапизм, и в реальной жизни я не брошу Филиппа, а Розмари, как только она всунет меня в свой роман, тотчас же перестанет приходить ко мне на кофе, потому что ей будет не по себе от соседства с героиней ее книги. Да еще Мукор отомстит ей за то, что она пренебрегает домашними делами ради сочинения романов. Она дорого поплатится.
Я снова оборачиваюсь. На этот раз обе тарелки сверкают, как два прожектора на малках. Они отражают свет, идущий друг от друга, и в этом взаимном отражении я вижу некий образ бесконечности и глубокой взаимной привязанности.
Мэри неожиданно опускает руку, и я успеваю увидеть быструю исчезающую улыбку. Я в ярости.
- Значит, ты не принимаешь меня всерьез?!
- Тебя - всерьез? Что ты имеешь в виду? Ты чертовски хорошо моешь посуду - этого у тебя не отнимешь. Если захочешь, заходи ко мне - я всегда буду рада продемонстрировать тебе, как это получается у меня.
- Да я же не об этом, Мэри! Неужели никому из вас нет дела до этих пустяков, из которых состоит наша жизнь и которые на самом деле так важны?
Все опускают глаза и смотрят на стол - можно подумать, что они разглядывают скопившиеся на его поверхности пустяки. (На столе и вправду лежит несколько достойных внимания хлебных крошек, но я уже не на шутку раздражена безразличием подруг к моим мыслям.)
Стефани делает вид, что пытается заинтересоваться тем, о чем я им толкую.
- Хорошо, Марсия, - говорит она. - Объясни нам, что такого интересного в этих твоих пустяках?
- Бесполезно объяснять, если вы сами этого не понимаете.
- Ну пожалуйста, Марсия. Попробуй.
- Нет, нам действительно интересно.
Я делаю глубокий вдох и начинаю говорить: