Возвращаясь же к его исходному вопросу: а стоило ли оно того (диссертация, дурдом и бегство из страны)? – Генри мог точно ответить: "Да". Оно того стоило. Во всяком случае, Ослику не придётся кусать локти и кланяться Господу – будь то Иисус Христос, языческий бог или пусть бы даже Будда с Аллахом ("Аллах бах-бах" – надпись в автобусе). Эля взяла его за руку, трепетно улыбнулась и потащила на улицу.
На Мясницкой он словил ей такси и они распрощались. Спустя час Эльвира прислала SMS, где призналась, что, повстречав Ослика, она будто завидела мышь с сухариком. "Странное дело, – писала она, – ты прост, как две копейки (прости), и это вдохновляет". – "Ничего, – ответил Генри, – мне и самому приятно. Словно попал в кино – с тобою же в главной роли. Пошли титры, но завтра фильм покажут снова. Пока".
Назавтра и в самом деле "фильм показали" снова. Так что Ослик угадал. Додж приехала к нему на Солянку и они всё воскресенье прозанимались любовью в его квартире под крышей с видом на кинотеатр "Иллюзион".
Кинотеатр "Иллюзион"
"Жить иллюзиями приятно, – записал днём позже Ослик в своём ноутбуке. Стоял Сочельник. – Иллюзии придают вдохновения и как следствие – физических сил".
Рассказ не рассказ, но хоть что-то. На улицу выходить не хотелось: в рабочий день полно народу, на улице суетно, лучше переждать. Или хотя бы дождаться вечера. Вечером он сгруппирует мысли (подобно Собаке Софи), глядишь, что и получится. Так и вышло: он то скучал, то вдруг кидался за карандашом и лихорадочно трясся над клочками бумаги.
По сюжету, московский дворник Олдос Луазье метёт улицу неподалёку от кинотеатра "Иллюзион". День метёт, два метёт, месяц метёт, а спустя год или сколько-то там (неважно) вдруг понимает, что устал и вообще потерял всякий интерес к своей профессии. Что толку? – рассуждает Олдос: он метёт, но мусор как был, так и есть. Более того, мусора становилось всё больше. Летом ещё куда ни шло, зимой же – беда. Лютая стужа, его метла едва справлялась, он повторялся, но повторение лишь угнетало, и Олдос не находил ни оптимизма, ни предпосылок к нему.
Как видим, в своём рассказе Ослик напрямую обращается к идее повторяемости, но, к счастью, идёт и дальше.
"Для человека, уставшего от повторения одного и того же, – пишет он, – категорически важно иметь в себе некоторую функцию рекурсии. Достигнув порога цикличности, разочарованный человек мог бы включить такую функцию (обязательно включит – было бы желание), и с этого момента двигаться по несколько иному пути своего алгоритма".
Вот и Олдос – зайдя однажды погреться в кинотеатр "Иллюзион", он вдруг обнаружил, что достаточно повторился и теперь будто играл со своим отражением. Для Олдоса, таким образом, наступил период рекурсивного анализа.
В туалете "Иллюзиона" он и вправду отражался – и в блестящем писсуаре, и в зеркалах над умывальниками. Луазье внимательно осмотрел себя. Да что там только не отражалось! И боль, и безысходность, и потерянная любовь, включая любовь к родной земле-матушке. В последнее время Олдос испытывал неприязнь даже к Пушкину с Достоевским. А как не испытать? Имена русских гениев здесь эксплуатировали в той же степени, что и имена преступников, то и дело навязывая приличным людям вынужденное соседство.
Скажем так: Иван Бунин, Ульянов Ленин и участники популярного ансамбля "Емелюшки" (победители "Евровидения") подавались властью не по отдельности (автор "Окаянных дней", кровавый убийца, Емеля-дурак), а все разом – как совокупный бренд "великой России". Тут тебе и толерантность, и туристический бизнес – не подкопаешься. В итоге, прекрасные имена компрометировались, а имена негодяев приобретали романтический, а то и вовсе гламурный оттенок. Ясно, что такая "диффузия" была призвана формировать не просто бренд страны, а бренд исключительной нации, что, по мнению Олдоса, являлось чистым скотством. "Емелюшки", может, и талантливые певцы, но разве их победа в конкурсе (весьма сомнительном, кстати, конкурсе) свидетельствует о величии нации? Конечно нет. Тем более, нации, ответственной за миллионы загубленных жизней – от красного террора до путинских расправ над неугодными.
Итак, дворник Луазье отражается в зеркалах "Иллюзиона". Нельзя же до бесконечности, размышляет он, кивать на Емелю и смешивать Бунина с Ильичём (довольно омерзительный микс добра и зла в одной композиции). Нет, смешивайте, конечно, если хотите, но оглянитесь: под флагом "исключительности" страна тупеет. Не говоря уже о больном самолюбии (нас все обижают, кругом враги, синдром осаждённой крепости).
Непростые размышления.
Олдос отразился также в сушилке для рук из зеркального пластика, в кафеле по стенам и в узорчатом потолке (а-ля русские узоры, сплошь хохлома). Можно ли сказать, что зеркала "Иллюзиона" преобразили Олдоса? Вряд ли так быстро. Тут – что с патентным правом на геном: новые гены нельзя использовать, пока не купишь разрешение. Но Олдос уже стоял в очереди.
В буфете кинотеатра он заказал себе кофе, "Джемисон" со льдом, и купил билет на "Фотоувеличение" (Blow-up) – знаменитый фильм Микеланджело Антониони с Дэвидом Хэммингсом, Ванессой Редгрейв и Джейн Биркин в роли обнажённой модели. Фильм хоть и старый (1967), но, безусловно, прогрессивный (с его идеей детального анализа сути вещей).
Попав в "Иллюзион", Олдос будто архивирует свое прошлое и окунается в рекурсивный анализ. Как следует из рассказа, под рекурсивным анализом Генри понимает некую систему расчетов с использованием функций, содержащих в качестве аргумента самих себя. Математики не очень-то любят этот термин, зато программисты (тот же Дональд Кнут, "Искусство программирования для ЭВМ, том 4") с удовольствием используют его, и, в общем, правы: термин философски широк, а в плане аллегории и вовсе незаменим – человек строит своё будущее (программирует андроида) исходя из усталости повторяться.
В конце рассказа Олдос очаровывается Джейн Биркин, гуглит её в Интернете и неожиданно для себя открывает целый мир.
Биркин состояла в браке с Сержем Генсбуром, но это ладно бы – Джейн подарила искусству трёх замечательных актрис: Кейт Барри, Лу Дуайон и Шарлотту Генсбур. Вдобавок Генсбур снялась в фильме "Джейн Эйр", а эту Джейн Шарлотты Бронте Олдос боготворил и даже собрал коллекцию разнообразных артефактов, связанных с нею. Сюда входили цитаты Джейн Эйр, её наполовину исписанный блокнот, платье и блузка с рюшками, купленные на аукционе "Молоток", а также компьютерный образ Эйр с сайта "Виртуальный клон" (впоследствии портал Club of Virtual Implication).
Шарлотта Генсбур снялась в том числе и в фильме "Лемминг". Этот "Лемминг" режиссёра Доминика Молля Луазье хоть и не считал шедевром, но не раз пересматривал его, ностальгируя по утончённому сюжету.
Примерно так же Генри Ослик ностальгировал по России (свободной России, хотя бы на день – без дури, без единороссов и созданной поколениями не холопов, а достойных людей). Или взять ту же Эльвиру Додж. Ослик, как ни крути, любил её, но до сих пор видел в ней, образно выражаясь, Сашу Грей – хоть и талантливую, но всё ж таки порноактрису, снявшуюся в "Глубокой глотке" и вызывавшую нежный трепет при одной мысли (об этой глотке).
Жаль, что к финалу рассказ приобрёл явные черты пафоса, но делать нечего. "Иллюзии – что книга, – читаем мы у Ослика. – Романтическая книга о любви с элементами сюрреализма". И наконец: "Хорошо, что иллюзии могут возникать и у больных, и у психически здоровых людей".
Олдоса же не оставляет ощущение, близкое к просветлению. Кинотеатр "Иллюзион" он воспринимает диалектически: сначала как фабрику грёз, затем как кинотеатр повторного сеанса и наконец как лекторий.
Что и говорить – Олдосу тут самое место. Ясно также – он не раз ещё заглянет сюда (и отлить, и кофе попить). И в зеркалах отразиться, не сомневался Генри, склонившись под лампой, лихорадочно перенося свои мысли на бумагу, а затем в ноутбук и "Живой журнал". "Жить иллюзиями приятно. Иллюзии придают вдохновения и как следствие – физических сил", – заключил он.
Сочельник подходил к концу, приближалось Рождество.
II. Ингрид Ренар (18.03.2036, вторник)
"Хотя бы так", – заключила Ингрид, узнав о возобновлении связи между Осликом и Эльвирой Додж (дружба сексу не помеха) и прочитав его заметку про кинотеатр "Иллюзион". Она вдруг и сама приободрилась. "Жить иллюзиями приятно", – крутилось в голове. И даже не суть, чтó у них там был за секс, важно другое: Ингрид увидела умных (хоть и вполне заурядных) людей – каждый со своей драмой и подобно ей самой ищущих выход. "Выхода нет" – то и дело предупреждали её таблички в метро, а она всё искала и, казалось, нашла.
От тех событий Ингрид отделяли 18 лет, но что с того? Восемнадцать лет по меркам эволюции – ничто. С другой стороны, это как минимум галактика среди миллиардов других галактик – открытых, но большей частью и не открытых вовсе. На сегодняшний день во Вселенной насчитывается около 200 млрд. звёзд, 100 млрд. галактик, и только в одном Млечном Пути примерно 100 млрд. планет. Так что повстречать родственную душу далеко непросто. Ингрид прикинула: с учётом общего числа планет во Вселенной вероятность счастья составляет порядка 1/1020. Нет, Ренар и правда повезло. Она непременно встретится с Осликом.
"Будь что будет", как верно заметил Генри в главе о мысленном возвращении ("Мысленное возвращение": Часть первая, Глава IV). А вот что пишет о вероятности счастья Эмиль Мишель Сиоран: "Счастье встречается столь редко потому, что его обретают после старости, в дряхлости, – а эта удача выпадает на долю весьма малого количества смертных" ("Горькие силлогизмы").