* * *
Больше всего Анара любила быть одна. Именно в такие моменты ей приходили в голову гениальные, как считала она, мысли. В своих фантазиях она уплывала в дивные космические миры с причудливыми формами обитания. Она жила на одной из таких планет, где жителям не нужно было добывать из недр земли ресурсы для жизни. Они свободно парили в воздухе, перемещаясь в любую точку. В этом мире не было ни автомобилей, ни дорог, ни топлива. Всё, что было жизненно необходимо, находилось здесь же в воздушном пространстве. Люди в придуманном Анарой мире были творцами. Это были поэты и писатели, философы и мыслители. Они могли появляться на любой планетарной координате, стоило лишь подумать о них. Телепортация была естественным способом передвижения, а телепатия обычным мысленным обменом.
Неспроста девушка думала и мечтала об утопической форме жизни. С самого детства Анара привыкла одушевлять всё, что окружало её. Рано осиротев, она стала разговаривать с травой, небом и водой. Ей казалось, что всё это умеет слушать и слышать. Даже повзрослев, она не перестала играть в свои, только ей ведомые игры. К примеру, прочтя материал журналистов о слепнущих барсах, она живо представила себя воительницей, живущей в горах и обладающей волшебной силой исцеления. Она начинала мечтать и уже уносилась далеко в сопровождении двух необычайно красивых животных, то в образе Артемиды, то амазонки, скачущей на мустанге, а следом за ней неотступно плыли по воздуху могучие грозные барсы. Анара настигала монстров в человеческом обличии, которые не давали возможность вылечить животных.
Будь у неё выбор, она, скорее всего, ушла бы жить в горы. Так она себе и представляла, что когда ей нужно будет вдохновение, она соберет юрту на вершине горы и будет разговаривать с небом. Выросшая в городских условиях, девушка не боялась природы. С удовольствием ходила в горы с группой любителей альпинистов и фотолюбителей. За какие-то два с небольшим года, она смогла изучить все окрестные горы и пещеры. Стена её комнаты была оклеена фотографиями с природными пейзажами. Пейзажи, пойманные моменты. Вся стена в комнате Анары представляла собой цветную мозаику.
Именно этот мир она охраняла от постороннего вторжения. Не сказать, что она была замкнутой, но оставаясь одна в своих фантазиях, она не видела рядом с собой никого, кто мог бы нарушить её гармонию с природой, она и была самой природой в человеческом эквиваленте. Оставаясь в душе ребенком, она так и не научилась прощать обиды. Парни, учившиеся с ней на факультете, сторонились её, предпочитая более раскрепощенных однокурсниц. Но это мало беспокоило Анару, меньше, чем то, что кто-то из депутатов парламента, выступивших с инициативой отстрела краснокнижных животных для погашения бюджетных долгов. Анара написала разгромную статью в студенческую газету и выставила её на своем блоге в Интернете.
Она назвала свою статью "Плач матери оленихи".
Обернулась Рябая Хромая Старуха, глянула – диву далась, стоит перед ней олениха, матка маралья. Да такие глаза у нее большущие, смотрят с укором и грустью. А сама олениха белая, как молозиво первоматки, брюхо бурой шерсткой подбито, как у малого верблюжонка. Рога – красота одна: развесистые, будто сучья осенних деревьев. А вымя чистое да гладкое, как груди женщины-кормилицы.
– Кто ты? Почему ты говоришь человечьим языком? – спросила Рябая Хромая Старуха.
– Я, мать-олениха, – отвечала ей та. – А заговорила так потому, что иначе ты не поймешь меня, не послушаешься.
– Чего ты хочешь, мать-олениха?
– Отпусти детей, большая мудрая женщина. Прошу тебя, отдай их мне.
– Зачем они тебе?
– Люди убили двойню мою, двух оленят. Я ищу себе детей.
– Ты хочешь их выкормить?
– Да, большая мудрая женщина.
– А ты хорошенько подумала, мать-олениха? – засмеялась Рябая Хромая Старуха. – Ведь они дети человеческие. Они вырастут, и будут убивать твоих оленят.
– Когда они вырастут, они не станут убивать моих оленят, – отвечала ей матка маралья. – Я им буду матерью, а они – моими детьми. Разве станут они убивать своих братьев и сестер?
– Ох, не скажи, мать-олениха, не знаешь ты людей! – качала головой Рябая Хромая Старуха. – Не то что лесных зверей, они и друг друга не жалеют.
Отдала бы я тебе сироток, чтобы ты сама узнала, что правдивы мои слова, но ведь и этих детей люди убьют у тебя. Зачем же тебе столько горя?
– Я уведу детей в далекий край, где их никто не разыщет. Пощади детишек, большая мудрая женщина, отпусти их. Буду я им верной матерью… (Ч. Айтматов).
Я не знаю…. После таких строк у меня наворачиваются слезы от понимания того, что животные обладают милосердием и любовью к жизни. Я помню, как впервые увидев фильм "Белый пароход" в семь лет, была поражена жестокостью таких людей, как Орозкул. Сейчас я плач. Плачу оттого, что сегодня могут дать разрешение на убийство маралов и других краснокнижных животных. Плачу, потому, что в угоду и по глупости депутатов парламента могут убить моё детство, мою Мать – Олениху, моего деда Момуна, мой белый пароход… моё сердце…. Скажите, кто дал право недалеким, глупым чиновникам разрешение даже на мысль об отстреле? Каким нужно быть манкуртом, чтобы не ценить то, чем одарила нас природа? Название этому одно – духовный фашизм! Неужели депутат Эсенгул Исаков не читал произведения Айтматова? Да, даже если и не читал, в школе он учился и должен прекрасно понимать что редкие животные – это сокровища планетарного масштаба. Есть ли у этого депутата сердце? А может, у него вместо этого установлен калькулятор? Остановитесь люди! Что вы творите?
Наш народ с богатой историей и культурой всегда славился своим радушием и гостеприимством. С детства наши деды рассказывали легенды и сказания о Кожожаше, как одного из ярких примеров человеческой алчности. Эти легенды передаются из поколения в поколение, и тонкой линией через них пролегает самое главное – бережное отношение к природе.
Природа не прощает ошибок, видимо, одной из таких ошибок можно считать и сам факт существования таких индивидов, как депутат Исаков. Иначе, как назвать его поступок? Это новоявленный Кожожаш, загоняющий олениху высоко к скалам, а вместе с нею и всю историю кыргызов, для которых само понятие Бугу-эне было святым. Кто дал право Исакову попирать святыню? Даже в трудные и голодные времена наши предки старались сохранить природу.
Мы что, умираем с голоду? У нас нет других путей пополнить дыру в бюджете? А почему тогда наши депутаты молчат? Кто они? Если молча соглашаются с одним? Соучастники? Может в таком случае, если парламент так радеет за бюджет, он откажется от льгот, которые оплачиваются из кармана налогоплательщика? Содержание одного депутата обходиться государству намного дороже, чем шкура убитого зверя! Может, все-таки не тех называют зверьми?
Поистине, нет предела человеческой жадности и жестокости! Помнится, когда депутаты пришли к власти, они клятвенно заверяли, что будут работать на благо, или я что-то путаю? А что теперь? Вместо того, чтобы обсуждать законы облегчающие жизнь человека, они угождают иностранным браконьерам! Может, и на нас отстрел разрешите, господин депутат? А что? Мы уже это проходили! В 2005-м, в 2010-м, и теперь… сезон охоты открыт?
Оглянитесь! Разве вы не видите, что вся природа плачет. Это плачь по слепнущим барсам, плачь по мелеющему Иссык-Кулю, плачь матери Оленихи…
* * *
На четвертый день Анаре стало лучше, и она, с утра припевая себе под нос, побежала на кухню ставить чайник. Отца не было, Наристе еще не вернулась с ночного дежурства, и девушка чувствовала себя полноправной хозяйкой. Приняв душ, она включила телевизор. Диктор в это время объявлял прогноз погоды.
– Ну, какая еще может быть температура в декабре? Зима, она и есть зима! – вскричала Анара и засмеялась.
Во входной двери провернулся ключ. Это пришла Наристе. Анара сразу же надела свой воображаемый пуленепробиваемый панцирь. Наристе, раздевшись, прошла сначала к себе в комнату, затем, выйдя уже в халате, заметила сидящую на кухне Анару.
– Привет! Ну как мы себя чувствуем?
– До твоего прихода было лучше! – огрызнулась девушка.
– Значит, выздоровела? – улыбнулась Наристе.
Анара, молча, допила чай и ушла к себе в комнату, оставив Наристе наедине с ее мыслями.
Женщина машинально помыла посуду и, достав из морозильника мясо, села возле окна. Её мучили нерадужные мысли.
– Почему столько времени, мы не можем найти с Анарой общий язык?
Что мне необходимо сделать, чтобы девочка оттаяла? В чем её вина? Разве она виновата в далекой смерти её матери? Разве её вина, что девочка выросла без материнской ласки? Да… Наверное, это её вина…
Ведь найди она раньше Атая, всем могло бы быть по-другому… Будь её девочка сейчас жива, разве не подружилась бы она с Анарой? Почему же судьба так жестока к одним и так жалостлива к другим?
Анара уже одетая вышла из своего убежища.
– Ты когда вернешься? Отец сегодня звонил, сказал, что у него есть важный разговор.
– Вернусь, когда освобожусь, что за глупые вопросы?! – раздраженно буркнула девушка, хлопнув дверью.
Вечером за ужином Атай объявил, что на полгода едет в Африку.
Наристе огорчилась, но виду не показала. Анара же наоборот обрадовалась, она запрыгала и, обняв отца, закричала:
– Классно, пап! А зарплата там какая?
– Ну, как тебе сказать, порядка трех тысяч долларов в месяц, – заулыбался Атай.
– Ух ты! Здорово! Значит, ты по приезду купишь мне машину, как обещал? Ураааа!!!
– Куплю, куплю, конечно, именно поэтому я и согласился ехать в эту командировку.
– А когда ты уезжаешь?
– Через две недели.
Следующие две недели в доме прошли мирно.