
Однажды, в перерыве между сценами, "Клеопатра" сама подошла к нему, спросила, улыбаясь, что-то незначащее, вроде: "Новенький, а ты меня не уронишь?"
Сейчас Рачихин не хочет называть ее полного имени - она давно уже носит звание народной артистки; тогда она еще не была даже "заслуженной", иначе Володька оробел бы и не было бы, наверное, короткого и какого-то бесшабашного романа, когда все, вроде, нипочем, и не существует, ни завтрашнего дня, ни вчерашнего, а только тянется нескончаемое сегодня, в достоверность которого и поверить трудно.
По утрам в спортзале тренер, прознавший от самого же Володьки о его театральном романе, не то всерьез, не то в шутку выговаривал ему за ставшие вдруг снижаться результаты тренировки - опять, значит, ночью Клеопатру выносил?..
Людвига - так на самом деле звали Клеопатру, была внучкой известного немецкого ученого Вольта, дом ее поразил Володьку своим великолепием, относящимся, скорее, к старому времени - у Аникушина, например, и обстановка, и весь интерьер выглядели чересчур модерно, а потому казались Володьке дешевыми и даже какими-то временными. Сама Людвига, выезжая часто с театром в зарубежные гастроли (откуда привезла Володьке превосходное пальто и шведские сапоги, в которых он щеголял последующую пару зим, вызывая завистливые взгляды прохожих на ленинградских улицах), умудрялась еще и учиться на заочном факультете электротехнического института.
* * *
И все же театр Рачихин вскоре оставил, перейдя на работу в свой же институт кочегаром вечерней смены - так было удобнее, потому что ближе к общежитию, да и платили больше. А однажды, вернувшись с соревнований, он застал Людвигу с ее новым другом, чему неожиданно обрадовался, как будто перешагнул через очередной порожек своей жизни - и забыл о нем.
Но один уже быть не умел, а случайные, легко доступные связи перестали его занимать. Наверное, поэтому в зимнем доме отдыха почувствовал себя вдруг по-настоящему влюбленным, когда случайно столкнулся на занесенной снегом аллее с женщиной - в бежевых брюках и красной, отороченной мехом, куртке она промелькнула в группе возвращавшихся с лесной прогулки и, едва окинув его безразличным взглядом, скрылась за поворотом аллеи.
В тот день Володька в первый раз в своей жизни написал стихи - корявые, нерифмующиеся, но, как ему казалось, стоящие всех его спортивных результатов во всех соревнованиях, которые он когда-либо выигрывал. В кино во время сеанса кто-то подсунул ей эти стихи. И она сама нашла Володьку, нашла не на один день, а на весь следующий год. После двух суток, проведенных в чужой квартире на Выборге, откуда не вышли они за это время ни разу, был забыт муж, служивший в чине майора в военной академии; пятилетний сынишка прочно поселился в интернате.
Кончилось все скверно - хуже некуда. Денег не хватало, Рачихин снова вечерами позировал в Академии, ночи, проведенные в постели подруги, отдыха не приносили. И однажды утром на тренировке, перед самой поездкой на Олимпиаду в Токио, Рачихин, неловко оттолкнувшись во время прыжка, порвал на ноге связки. Это означало конец спортивной карьеры - а он оканчивал уже третий курс, оставалось только защитить курсовую работу.
Вернувшись из санчасти на квартиру, которую они теперь снимали, Володька побросал в чемодан бритвенный прибор, пару рубах и спортивный костюм. Взглянув в последний раз на висящую в узком проеме между двумя шкафами картину, изображавшую его, Володьку, в виде спартанца, бросающего копье, - подарок китайца, приведшего Володьку в храм живописи, - он закрыл за собой дверь.
Закрыл навсегда - сколько потом подруга ни пыталась встретиться с ним, сколько ни упрашивала сойтись снова, хоть ненадолго, хоть на месяц - Володька к ней больше не вернулся. И это тоже был порожек, через который Рачихин переступил, чтобы забыть о нем - потому что порожек этот уже отошел к Володькиному прошлому, которое нельзя и не следует повторять.
Море
А потом настал Артек. Тот, который отняли когда-то у Володьки и который не выходил у него из головы все последующие годы. Молоденькая девушка-секретарша быстро оформила ему направление ЦК комсомола, намекнув при этом, что не против и сама прикатить к нему в гости, оставив, по крайней мере на этот период, мужа. Она же, собственно, помогла заменить первое выданное Рачихину направление - тренером в общество "Спартак" - на это.
И Володька впервые увидел море. Он стоял на берегу пустого пляжа - одна смена пионеров уже уехала, другая была в пути - и размышлял.
- Как же так, - думал Рачихин, вдыхая полными легкими удивительный, замешанный на каких-то неизвестных ему красках, запах моря, - такая красота… Существует ведь в природе такое! - и вспоминал свое детство, вспоминал Васюганские болота, грязный и шумный базар с бродящими бесцельно между грубо сколоченных деревянных рядов демобилизованными солдатами.
Он вспоминал своих тогдашних дружков, которых уже нет и которым никогда не довелось увидеть ни это море, ни планирующих над самой волной, бегущей к пологому берегу, белых чаек, ни вдохнуть запах винограда, приносимый порывами ветра со склонов недалеких холмов…
* * *
Работа физрука не казалась Рачихину трудной, скорее, она вообще не напоминала ему работу, а стала как бы перерывом, приятным и неутомительным, в нескончаемой череде дней прожитой им к тому времени жизни. Полтора года в Артеке прошли не то чтобы незаметно - они были наполнены новыми, недлинными и ни к чему не обязывающими стороны романами или знакомствами, о возможности которых он раньше и не задумывался: гостями лагеря бывали космонавты. Володька даже сдружился с Гагариным и Комаровым - оба они погибли, но это было уже спустя годы.
Приезжали летчики-испытатели - Мосолов, Коккинаки… приезжали Кабалевский, Пахмутова Аля - тогда уже прочно вошедшая в полосу своей всесоюзной известности. Приезжали ленфильмовцы на съемки - и Рачихину досталось сыграть короткую роль - это было его первым знакомством с кино, и, наверное, с этого времени стал он подумывать, что хорошо бы со временем найти себе работу на студии.
Но вместо этого Володьке разрешили отложить защиту диплома в институте еще на год, заменив его направлением в международный молодежный лагерь "Спутник", невдалеке от Гурзуфа.
Делегации, отдыхавшие в этом лагере, постоянно менялись - поляки, немцы, чехи. Они приезжали и уезжали, большую часть их составляли девушки, и Володька уже начинал чувствовать себя неким Казановой - настолько свободны и непринужденны были установившиеся в "Спутнике" нравы. Переспав, по крайней мере, с семью или восемью девушками из польской группы и получив почетный диплом города Лодзи, Володька однажды решил - хватит.
Москва
Той осенью он пытался поступить в МГУ на философский факультет. И, наверное, поступил бы, если бы не подвела шпаргалка с цитатой из "Анны Карениной", которой Володька хотел подкрепить заданную тему - "Образ женщины в русской литературе". Пришлось подавать документы снова - на этот раз на экономический, куда он был принят сразу и зачислен на второй курс - с учетом пройденных им дисциплин в Ленинградском институте физкультуры. Помогло, конечно, и спортивное прошлое - несмотря на порванные связки, удалось ему показать неплохой результат по прыжкам в высоту на отборочной университетской комиссии.
Правда, оставалась еще задолженность по математике - ее предстояло ликвидировать в течение семестра. Подумав немного, Рачихин попросился на первый курс - будучи уже зачисленным в университет, он мог начинать учиться сначала. И начал - вместе с сыновьями и дочерьми знаменитостей, составлявших значительную часть его группы: здесь были отпрыски маршала Еременко, партийного вождя Мазурова и многих других чинов и знаменитостей - элиты советского общества.
Все они были много моложе Рачихина, которому уже исполнилось 26, все они пришли прямо со школьной скамьи, и поначалу Володьке казалось, что он все еще в Артеке и окружают его школьники; только странно было, что не они у него, а он у них должен просить время от времени помощи - сказывались годы, проведенные без учебников и, чего скрывать, вообще почти без книг, до того ли было…
Соседка Рачихина по парте оказалась дочкой генерал-полковника, бывшего заместителя Штеменко по Генеральному штабу. С 61-го года он, выйдя на пенсию, преподавал в Академии Генштаба курс оперативного искусства. Дочь его звали Ритой. И на втором курсе она стала женой Рачихина. А до этого были скандалы с ее родителями, уход из дома, неудачный аборт, закончившийся тяжелым воспалительным процессом - когда Володька, устроившись в магазине чернорабочим, тратил получку на цветы, заполнившие всю палату, где лежала Рита.
Свадьбу справляли в Загорянской, на даче. В свадебном генерале нужды не было - хватало действительных представителей советского генералитета, пришли генерал армии Батов и маршал Малиновский… Еще запомнил Володька в числе гостей Марка Бернеса, шахматиста Бронштейна - все они были, вроде бы, друзьями отца Риты.

Владимир и Рита Рачихины. Москва, 1967 г.

С дочкой Ариной
А через год, в 67-м, родилась Аринушка. В ЗАГСе долго удивлялись - откуда, мол, выкопали такое имя, регистрировать не хотели, предлагая заменить на "Ирину".