В конце концов привели все в порядок и спустя неделю взяли курс на Гвинею-Биссау. Предстоял лов рыбы со странным названием "курок" - один из ее плавников, действительно, напоминает курок пистолета и согнуть его нельзя, не сгибая одновременно другой. Рыбу эту обычно скармливают пушному зверю, человек ее есть не может. Так я думал раньше. А потом обнаружил этот самый курок на прилавках калининградских магазинов - по 90 копеек за килограмм.
Зубы у этой рыбы - как у крысы, и главный корм ее - мальки и икра других видов морских обитателей. Словом, беда для районов рыболовства. Вот наши и заключили договор на ее отлов… вроде бы для очистки моря. Помню, первый трал еле вытащили - было в нем тонн пятьдесят, не меньше. Развязали его, стали спускать содержимое в люки рыбообрабатывающего цеха - а оно не идет. Ломами пришлось разбивать груды, в которые сбилась эта маленькая хищница.
Простояли мы там на рейде дней пять. Вспоминать не хочется, какие это были дни. И ночи тоже. Жара стояла невероятная, небо плавилось. Спать в трюмах было невозможно - устроили на палубах палаточный городок, на баке. Каюты на БМРТ не кондиционированы, есть кондиционеры только на кораблях, построенных в ГДР. А эта модель - наша… Правда, в последние годы некоторые советские суда тоже стали делать с охлаждаемыми помещениями, но они во многом уступают гэдээровским - сейчас, говорят, несколько таких судов ловят тунца в районе Сьерра-Леоне.
Всего в этом рейсе мы провели месяца два. И где-то к середине августа вдруг выяснилось, что денежный план трещит по всем швам: рыбы вроде много наловили, но вся она дешевая. Поясню, в чем дело: судну типа нашего за полгода положено выловить две с половиной тысячи тонн - это при его вместимости пятьсот тонн. И после каждых пятисот тонн - надо возвращаться в порт, сдать улов. Или перегрузить его на плавучую базу, которая заберет замороженную в наших цехах рыбу.
Когда ловится рыба крупная - вроде скумбрии или ставриды - все проще: разделка ее идет быстрее. Вот проходит она через машину, которая отделяет мясо от костей: пролетает через нее рыбина, как через пушку, только слышишь - пуф, пуф! - кость вылетает в сторону, две половинки тушки - вниз… Так машина и называется - филейная пушка. Допотопная, очень капризная - чуть расстроилась, кость идет вместе с мясом, брак, словом. Для каждого сорта и размера рыбы - специальная настройка.
Так вот, если рыба "дорогая", то есть легкая в обработке, крупная - можно выколотить максимум 3200 рублей за полугодовой рейс. Это - потолок. Раньше получали и до четырех тысяч - когда не было постановления о рыбных экономических зонах. Заходили в любую зону, берег видно - а рыба-то обычно ловится ближе к берегу - запускали трал, уловы были превосходные, рыба крупная. А с шестидесятых годов были установлены двухсотмильные промысловые зоны - во всех странах, где есть рыбный промысел.
Чтобы ловить в самой зоне, нужно купить разрешение - значит, платить золотом. Ну, а наши на это идут неохотно. За пределами же зон рыбы куда меньше… Морякам кое-какую валюту в рейсе выплачивают - до 7 процентов от заработка, если заходим в иностранные порты. Ну, а что такое 70 долларов, которые составляют эти 7 процентов? Правда, в перуанской, например, валюте, - это больше миллиона солей. А на Канарских островах - десять тысяч песет. Только все равно - копейки для моряка, который и сам стремится приодеться, и домой что-то близким привезти…
* * *
К началу третьего месяца этого рейса на "Гранате" вышли из строя холодильные камеры. Рыбные брикеты стали разваливаться - температура в хранилищах поднялась выше допустимой. Капитан послал запрос на базу - просил разрешения поменять район промысла. И "Гранату" изменили маршрут, отправив судно на север в район острова Шпицберген, в норвежскую зону. Шли туда восемнадцать дней с заходом на Канарские острова, но уже в Санта-Крус. Перед выходом на берег матросам выдали по 50 валютных рублей - те самые 70 долларов. Они же - 10 тысяч песет…
В тот раз Чернов впервые увидел Запад - разумеется, "Запад" в понимании советского человека, очутившегося на территории другого государства. Все - и рядовые матросы, и начальство, были в приподнятом настроении - возбуждала возможность хоть мельком, хоть краем глаза заглянуть за железный занавес, прочно отгородивший их родину от всего остального мира. Даже те, кто не в первый раз готовился спуститься на чужую землю.
- Чужую, - рассуждал про себя Чернов, - но почему "чужую"? Ведь земля-то у всех людей одна, кто же сделал ее для нас чужой?
Наверное, схожие мысли навещали тогда не только Чернова… Однако, мысли - мыслями, но подобная возможность предоставлялась матросам не чаще, чем раз в полгода. Да еще не всегда - с валютой в кармане! Правда, и без нее дорожат советские матросы этой возможностью - хоть на витрины удастся поглазеть…
Чернов:
- Молодежь в тот раз вообще чуть ли не с ума сходила - бегают, "ура!" кричат… Словом, праздник на судне.
Зашли мы в порт Санта-Крус, пройдя мимо берега Западной Сахары. В отличие от Лас-Палмас, где судно к берегу не может подойти, а команда снимается с него катерами, здесь мы вошли прямо в порт и встали у пирса. Вышел я на палубу - вижу всю команду, столпившуюся у трапа. Город, окутанный дымкой, вдали - горы, покрытые вроде бы лишайниками. Пальмы вдоль берега… Привезли из банка валюту, заказанную нашим капитаном.
А кроме доставившей нам валюту, выстроилось у причала еще машин сорок. Не понял я сначала, в чем дело. Слышу, кричат с берега - руссо, бронза давай, баббит давай! Медь давай, русски деньги давай! Ченьж давай! Появился наш замполит, стал прохаживаться вдоль борта, следя за тем, чтобы никто из команды, и правда, не вздумал бы вступить в коммерческие связи с туземцами, нарушив тем самым раз и навсегда установленную государственную монополию на внешнеторговые связи.
Ну, а все, что могло бы быть обменяно или продано, было предварительно убрано, спрятано и наглухо заперто надежными замками. Цветные металлы, например, которые там очень высоко ценятся. Или - рыбная мука: мешок ее стоит на берегу 500 песет, доллара три с половиной. Однако ухитряются наши морячки и муку припрятать, и баббит - сплав, идущий на изготовление подшипников, и бронзу. Ну, я-то был в первом рейсе и решил не связываться с этим, А другие ребята сумели-таки провернуть свой скромный бизнес, в чем я потом убедился, заметив их повышенную активность в портовых магазинчиках.
Экипаж разбили на две группы - одна должна была сойти на берег в первый день стоянки, другая - во второй.
Интересно отметить, что только на Канарских островах наши матросы чувствуют себя на берегу более или менее вольготно: даже при наличии старшего группы и заведомо известных стукачей в составе ее, контроль за нами здесь не такой жестокий, как в Перу, например, или других портах Южной Америки: там нас запугивают портовыми ворами (и они действительно есть), возможностью антисоветских провокаций (чего я ни разу не встретил, если не считать ими довольно большое количество литературы, изданной за рубежом на русском языке - она, правда, и на Канарах попадается).
И вот идем мы по городу, магазины - один на другом громоздятся, товары - такие, что многие из нас в жизни не видели, да и не подозревали, что они вообще существуют. Старший группы - и тот растерялся: "Ребята, - кричит, - не подведите только!" Куда там: один устремился в радиомагазин, другой - в обувной. Поди уследи за ними. Правда, "следящий" и сам почти сразу забыл о своих обязанностях, предавшись общему азарту.
Кто-то джинсы выбирает - чтобы разрисованные, чтобы больше этикеток на них висело, чтобы были на замках и с вытканным сзади парнем с бичом, погоняющим быков. Рубашки с рисунком… Ну и прочее - все с мыслью, чтобы дешевле заплатить и больше купить. Ну, а потом, по возвращении - продать подороже. И когда основная задача выполнена, на оставшиеся деньги покупается водка. Много водки - благо она дешевая, особенно местных сортов. Все это доставляется на палубу, где вскоре начинается "активный отдых". Потом судно отчаливает, и снова впереди - долгие корабельные будни.