Но еще была химия, и Капа в миллионный раз пыталась объяснить мне решение задач на весовые и объемные части. Если кто-нибудь думает, что я понимаю смысл написанного мной названия этих задач, то он глубоко ошибается. Я понимаю только одно: я их и тогда не умела решать, и сейчас не понимаю, в чем там дело. Наконец, она изнемогла и сказала, что постарается на экзамене решить мою задачу. Это меня ни в коей мере не устраивало: во-первых, меня и так унижало непонимание мною того, что было понятно другим. А во-вторых, с нее было достаточно Рыжей, я не могла садиться ей на шею - ей ведь и самой нужно было хорошо экзамен сдать. Я решила отдаться в руки судьбы и злобно улеглась спать. Но до сна я еще и погуляла. Мальчик, с которым я тогда крутила роман, время от времени "выгуливал" меня. Обычно это случалось в день сдачи очередного экзамена, и он был несказанно удивлен, когда я позвонила ему НАКАНУНЕ химии и заявила, что у меня мозги расплавились, и их нужно остудить. Мы шли с ним по площади, когда возле нас остановился мотороллер, и парень сидевший на нем, поздоровался с моим спутником. Тот познакомил нас, "всадник" застенчиво кивнул мне головой, я ему ответила, довольно холодно. Кто бы мне сказал тогда, что через пять лет он станет моим мужем, с которым я живу уже тридцать два года!
На экзамене по химии мне повезло: в конце кабинета, подальше от комиссии, поставили дополнительную доску на ножках, что-то вроде мольберта. Я готовилась к ответу на этой доске. Я честно исписала ее сверху донизу и стала ждать суда. Вторая учительница химии подошла ко мне и стала читать, что там у меня наболело на душе по поводу реакций замещения, элемента алюминия, ароматических углеводородов. (Тут ничего хорошего наболеть на душе не могло: эти "ароматические" душили нас денно и нощно - спасения не было от газовок, и в городе работал единственный в стране НИИ Производственных заболеваний. Так что, если бы я тогда умела материться, то лишь матерный текст и мог в полной мере описать мое к "ароматическим" отношение, хотя формулу бензола я зачем-то помню по сию пору.) ЗАДАЧА МНЕ НЕ ПОПАЛАСЬ! Мне досталось делать какой-то опыт, но это было единственным, что у меня получалось в химии, потому что было ясно: это - туда, а это - сюда - и нагреть. В осадке то, что задано получить! Все логично!
Некоторое время учительница задумчиво смотрела на доску, а потом перевела взгляд на меня. О моих разборках с химией знала вся школа, потому что это было удивительно: знать и понимать физику, которая считалась более трудным предметом, и не справляться с химией. Она опять стала читать мой трактат. Лицо ее было непроницаемо, а потом она оглянулась и сказала, что я могу все стирать, что все правильно. Я недоверчиво посмотрела на нее, и она зашипела, чтобы я поторопилась, пока Коптилка не подошла. Вот убейте меня, но я так и не узнала, что же я такое понаписала там. А может быть, все, и вправду было верно? На всякий случай, я решила поверить, что я нечаянно написала правильно, чего не случается с перепугу? А потом был выпускной, и белое платье в ландышах, и первые " шпильки " в восемь сантиметров, и рассвет на берегу моря - багровое солнце, розовое небо, голубой жемчуг Каспия…
Через день после выпускного вечера я уехала в Москву. Были перрон, проводы, поезд. И я, ошеломленная, еще не осознавшая, что детство кануло в прошлое. Навсегда. Страшное слово - навсегда, я его не люблю. Я навсегда стала взрослой, хотя единственная из всего выпуска не ныла, что школа надоела, и скорее бы все кончилось. Я знала, что взрослым быть хуже - труднее, неинтереснее. Я не рвалась из школы во взрослую жизнь, эта жизнь догнала меня без моего желания и попыток ее приблизить. Но она меня догнала, и это было навсегда.
И я навсегда уезжала из города, от мамы и бабушки, от подруг и друзей, от моря и пляжа.
Я еще буду встречаться со всем этим миром, но он перестал быть миром моим.
А какой мир моим станет, я не знала, и никто не знал и не мог мне подсказать - время подсказок тоже прошло навсегда.
Глава 6.
Как хорошо было ходить по любимому городу, знать, что скоро поселишься в нем надолго, может быть, навсегда - да я и не сомневалась, что стану москвичкой: раз я этого хотела, разве могло это не случиться? Москва была огромна, восхитительно огромна, можно было бродить месяцами, годами - и не встретить ни одного знакомого лица. Не то, что Сумгаит, где на десяти метрах улицы приходилсь здороваться пятьдесят раз со своими знакомыми, знакомыми мамы, соседями, знакомыми соседей - со всем городом, потому что все знали всех. Так приятно было затеряться и бродить, не отвлекаясь на постороннее, сосредоточиться на своих мыслях и эмоциях, не разговаривать часами ни с кем, кроме, разве, продавщиц пирожков или газированной воды, да и ту я чаще покупала в автомате. Необходим был этот отдых от перенасыщенной общением, зачастую вынужденным, атмосферы маленького города.
К экзаменам я больше не готовилась. Перед смертью не надышишься, ничего нового я бы уже не успела выучить, но в отдыхе я нуждалась, и решила пустить все на самотек. Да и времени до первого экзамена осталось совсем немного - три дня.
Кое- какие телодвижения я, правда, пыталась проделать: сходила на консультацию в МГУ, убедилась в полной ее бесполезности, потому что организована она была формально: никто и не пытался помочь многотысячной толпе абитуриентов. Консультант просил задавать вопросы -их и задавали, но такого свойства, что было неясно, зачем люди, не знающие таблицы умножения, издеваются над собой и окружающими, поступая на мехмат. Никто не рассказал нам, как нужно правильно вести себя на экзамене, какой тактики, какой стратегии придерживаться… И на консультации я больше не ходила.
Документы в МГУ я пошла сдавать на следующий, после приезда в Москву, день. Оказалось, что я со своей справкой, должна сначала попасть к ответственному секретарю Приемной Комиссии. Дежурные, ребята-студенты, долго выспрашивали у меня, зачем вдруг мне понадобился секретарь, что у меня за дело к нему, а когда я объяснила, что вот, хочу сдать документы на мехмат, и нужна его виза, они стали объяснять мне, что сдавать документы можно только лично, и чтобы брат или сестра, которые меня сюда прислали - "Кто там у тебя?" - сами бы явились и сделали все, как надо. Возмущению и раздражению моему не было предела.
- Какие брат и сестра?! - заносчиво возопила я, - я сдаю свои документы!
- Сначала нужно школу закончить, - назидательно заявил мне мальчишка, ничуть не старше меня по виду, - пятнадцатилетних, ты думаешь, принимают в МГУ?
Еще много лет несовпадение моих возраста и внешности будет отравлять мне жизнь, потому что ко мне не будут относиться всерьез. Жаль, что я навсегда утратила эту свою особенность - выглядеть пятнадцатью годами младше себя самой, из-за чего на новом месте работы никто и не хотел верить, что у меня есть женатый сын, а кое-кто из мальчиков моей дочери, увидев меня в первый раз, принимали за ее сестру и пытались ухаживать за мной.
Мне бы радоваться, что я умею так молодо выглядеть, но тогда я была крайне возмущена тем, что меня не хотят принимать за взрослого самостоятельного человека.
- А почему Вы мне тыкаете? - собрав всю свою надменность, спросила я, - Вот, читайте! - и я сунула парню под нос свою справку.
Он, обалдев, прочел ее, позвал еще троих, и они стали глазеть на меня. Я понимала и тогда, что, наверное, являю смешное зрелище в своем ситцевом платье, босоножках-"шлепках" (плоская подошва и две полоски через подъем ноги ) и с волосами, завязанными в виде хвостов на висках тонкими клетчатыми ленточками. Наверное, я выглядела не на пятнадцать, а еще моложе, но, наглядевшись на меня, они выдали все-таки секретный адрес, и я отправилась блуждать по лабиринту огромного здания.
Вскоре ко мне присоединился мальчик, который со своим дядей тоже вожделел попасть к таинственному секретарю. Мальчик был очень светлым блондином в очках, очень неуверенным в себе, а я себя вела весьма раскованно, чем несказанно веселила его толстенького и кругленького дядю, так что он то и дело покатывался с хохоту, как я теперь понимаю, не в результате моего остроумия, а потешаясь надо мной. Ох, как долго мы искали этого секретаря! То поднимались на лифте, то спускались по лестнице с такими замечательно широкими и отполированными перилами, что только идиот мог не проехаться по ним. Я и проехалась, угодив прямиком в объятья какого-то старичка, по виду - профессора - а как же! Кто ж еще мог ходить по лестницам в этом храме науки! Старичок страшно обрадовался тому, что приехало к нему по перилам, но счел необходимым укоризненно покачать головой и сказать:
- Ах, абитура, абитура! - и погрозил мне пальцем, впрочем одновременно подмигнув.
Документы были, наконец, сданы, и можно было отправляться домой до первого июля, до письменного экзамена по математике. На выходе из здания я обнаружила "очкарика", который ждал меня и предложил погулять. Дядю он уже спровадил домой, и мы отправились, куда глаза глядели.
Мальчик тоже оказался южанином, но не кавказцем, а из Крыма. Он собирался на филфак, а приехал раньше срока, потому что учился на заочных подготовительных курсах, которые предусматривали месяц очных консультаций. И с того дня, когда мы познакомились, у нас сложился свой распорядок дня: с утра он сидел на лекциях (впрочем, он жаловался, что ничего принципиально нового там не рассказывали), и мы шли гулять, тем более, что я к тому времени уже получила двойку по письменной математике.