- Уйдите! Мама! Мама! Мама, мне больно! Лицо! Не режьте, а-а! Глаза… нет! Нет! А-а, личико мое… Мамочка! А-а-а!
- Ойниса!
Золото закричал и проснулся. Позвал маму.
Вспомнил, что он у Учителя.
- Учитель!
Тишина.
Полежав немного, Золото снова заснул. Но предыдущий сон уже не продолжался; вместо него снились яблони, наклонившие к веселой воде свои насыщенные урожаем ветви… Яблоки, падающие в воду и плывущие куда-то… Медленно уплывающие яблоки…
5
Через день нас Муса к себе позвал. Учителя, Ивана Никитича и меня.
Он только что со святой могилы вернулся, рассказать наверно, хотел, похвастаться. Правда, на обратном пути его ветер пробрал, Муса заболел, чем, конечно, испортил себе впечатление от поездки. С ветром лучше не шутить.
Хотя Муса был болен, выглядел хорошо, святые места ему на пользу пошли. Про детей своих перестал шутить. Значит, надежда в человеке загорелась.
Марьям, его супруга, тоже повеселела. Даже рассмеялась один раз. А что? Глядишь, их молитвы и дойдут куда надо. Они еще люди нестарые; может, еще покачают колыбель.
Муса, взволнованный, сидел, прислонившись к стене. Расспросил, какие тут события творились в его отсутствие.
История с водой и трактором его возмутила.
- Может, - говорил он, вытирая тряпкой горящий лоб, - эта вода действительно отравленная, но нельзя ее у людей прямо из кармана вырывать!
- Ну уж прямо - отравленная, - усмехался Иван Никитич. - Это Председатель у нас - отравленный. От него отрава и идет. А вы его еще облизываете…
- Нет, Никитич, - возражал Муса. - Это все не Председатель, а Участковый виноват. Такой он ненасытный к материальному благополучию. С моим двоюродным братом в одном классе учился, к моему деде домой ходил, его как гостя там все обнимали-кормили… а ему все мало. Если у человека сердце волка, его на трон начальника сажать нельзя.
- Да брось ты - сердце волка! - качал головой Иван Никитич. - Сердце овцы у него, я же его знаю. Волком и не пахнет. Обычный местный парень… Ну да, держится за свои погоны, хитрует. Тут ему еще жена, наверно, в уши свои претензии шепчет…
- Да, Ханифа - это, конечно, его главнокомандующий, - согласился Муса. - Что говорить… Жена - пила на всю жизнь!
- Ну уж, кому бы жаловаться, - улыбался Иван Никитич. - Твоя-то Марьям - кусок золота.
Марьям, которая как раз ставила чашки, улыбнулась.
- Да… - Муса снова вытер испарину. - За водой она вечером идти хочет. Когда стемнеет. Воды у нас совсем мало. К бывшей библиотеке, где Председатель себе запасные баки сделал. Оттуда, слышал, вечером люди воду тайком носят.
- Это опасно, Муса-акя, - сказал Учитель. - У меня ведро воды осталось, поделиться могу.
Мы тоже сказали, что хоть каплю, а пополам разделим.
- Да я сам бы сходил, только не могу… - отказывался Муса. - Встану - земля под ногой сразу кружиться начинает, как на глобусе.
- Два раза схожу, Председатель нищим не станет, - снова улыбнулась Марьям.
- Ну уж, нищим, - сощурился Иван Никитич. - Да на этого куркуля хоть сам Али Баба и его сорок разбойников напади - а нищим не сделают! Все разворовал, развалил, и еще дань собирает…
Муса покачал головой:
- Эх, Никитич… Горький у тебя язык. Всю жизнь здесь с нами живешь, а наших простых вещей не понимаешь! Начальник - он от Бога. Если начальник плохой, значит, бог о тебе помнит, тебя из космоса наблюдает, испытать хочет…
Иван Никитич только усмехнулся, а Муса, с разговора о Боге и начальнике перешел на свое путешествие и разные красочные впечатления. Рассказывал он возбужденно, его длинные пальцы так и мелькали в воздухе.
Святой, к которому ходили Муса и Марьям, похоронен в горе; там - колодец. Не прямой, а с какими-то извилинами. Бросаешь ведро в колодец, оно там по разным извилинам грохочет, пока до воды не доберется. Ведро воду наберет… Потом медленно-медленно ведро снова по этим извилинам поднимаешь, и молитву про себя читать надо. Потому что ведро под разным наклоном оказывается, а вода к нему не приклеена - понятно, выливается. Вот так вытягиваешь ведро, смотришь в него; люди вокруг толпятся, тоже туда от любопытства смотрят. И насколько ты хороший человек, настолько ведро полное. И эту воду выпить надо.
- И насколько у тебя полное было, Муса? - спросил Никитич.
- Не хочу хвастаться, друзья… И у меня, и у Марьям-хон - почти полное ведро вышло, еле выпили!
Мы засмеялись.
- Ну, это я тебе и без всякого ведра мог сказать, - похлопал Мусу по плечу Иван Никитич, - что ты хороший парень… только в Председателя очень влюблен.
Снова смех.
- А у одного парня там, я видел… - рассказывал Муса. - Такой, зажиточный парень, ботинки качественные, перстень солидный… Так у него почти пустое ведро вернулось. Две-три несерьезные капельки на дне болтаются… Он от стыда сразу убежал, бедняга.
- Да, - посмеивался Никитич. - А у нашего Председателя и ведра бы назад не вернулось. Или ведро бы пришло, а в нем гадость какая-нибудь сидит: "Привет, Председатель!".
- Царевна-лягушка, - смеялся я.
- Какая царевна! - возмутился Муса. - Говорю вам, что святое место. Там эта святость так чувствуется, кажется - прямо из воздуха ее вынимать можно. И люди, которые там за могилой смотрят и приходящих приветствуют, - святые люди… Один из них, кстати, так на вас, Учитель, похож - у меня чуть тюбетейка не свалилась! Смотрю, думаю: вы - не вы? Марьям-хон тоже очень удивилась, говорит: может, у нашего Учителя здесь брат-близнец работает, а мы не знали, он бы нам помощь оказал, покровительство…
И посмотрел на Учителя.
Нет, у него нет близнецов.
- Что ж, - заметил я, - науке и газетам такие вещи известны. Называется "раздвоение личности". Например, одна моя личность сейчас здесь с вами беседы ведет, а вторая - где-нибудь в столице сосиску ест.
- А еще, - продолжал Муса, не заинтересовавшись разговором о двойниках и сосиске, - нам бесплатно дали духовные книги… Марьям! Марьям-хон!
Марьям разложила перед нами книжки.
Они были тонкие, какого-то простоватого вида. Я рассеяно пролистал парочку. Кое-где - шрифт арабский. И зачем людям столько алфавитов?
Да, пищей для ума от этих книжек не пахнет.
- Это все про святых суфийских, - говорил Муса. - Один, кстати, тут у нас бывал, тот самый…
- Странная книжка, - сказал я. - Название необычное. "История ада".
- Как? - переспросил Муса.
- "История ада". И автора нет.
- Я не заметил ее, - сказал Муса.
- Она в другую вложена была… И обложка самая обычная, ничего потустороннего не нарисовано.
- Может, это тот самый суфий, который там похоронен, написал? Много страниц?
- Всего десять.
Я посмотрел на Учителя. Он снова был где-то в своих отдаленных мыслях, словно оставил это улыбающееся тело вместо себя.
Не помню, кто предложил прочесть эту книжку. Может, Муса. Может, Иван Никитич, который интересовался историей и читал разные книги про русских царей, их победы и любовниц.
Читать вслух пришлось мне.
Там было много богословских изречений, которые я пропускаю.
А суть у книжки такая, что у ада тоже есть, оказывается, своя история. И развивалась она одновременно с историей человечества и прогрессом техники.
Говорилось, что история ада - это как бы подкладка человеческой истории.
Потому что самого ада как специального места для грешников, оказывается, нет. Все это давно делается на Земле.
- Это как же… - пробормотал Муса и начал тереть глаза.
Иван Никитич, почувствовав подкоп под авторитеты, хитро прищурился.
Я продолжил чтение.
История ада, говорилось в книжке, имеет три части: прошлое, настоящее и будущее. Как и история людей.
Прошлое и настоящее - это Огненный ад.
Он возник с низвержением Адама и его супруги из рая, после чего Адам стал добывать огонь. Первый огонь был чистым, чистым был очаг, чистым пламя свечи. В этом огне горел только воздух.
Но уже при правнуках Адама пламя не было чистым. В нем незримо горели души умерших, искупая совершенные при жизни проступки. Свеча, пожар, печь горшечника или хлебопека - все эти полезные для человечества вещи стали одновременно полезными орудиями ада. Звуки огня - хруст, гудение и прочее - суть жалобы этих душ, терпящих страдание и убыток.
По мере того как росло число людей на Земле и совершенствовались орудия сжигания, разрастался и ад, поскольку для возрастающего числа грешников уже были тесны пламя масляной лампы или огонь в горне сельского кузнеца. Добыча и использование нефти открыли новую эру в истории ада. Каждый автомобиль успевает за день поджарить до двух тысяч грешных душ, скоростные автомобили - и того больше.
Оглянитесь вокруг себя, призывала книжка, и вы увидите, вы услышите… Вот горит электрическая лампа - кто там стонет на ее спирали? Вот проехал, вскрикнув, автобус… Зажглась, вздохнув, газовая горелка… История ада, его настоящее, совершается на наших глазах.
Но запасы горючего на Земле не вечны. Будущее - за Безводным адом. Некоторые называют его Сухим адом. Ибо в прошлом и настоящем воздушные тела грешников, намучавшись на огне, спешат погрузиться в пресную воду, дабы утешиться. Соленая вода, из-за их греховности, их не утешает. По мере того, как на планете будет оставаться все меньше пресной воды, все больше грешных душ будет обречено на Сухой ад.
- И так - до Судного дня, - дочитал я и закрыл книжку.
- М-да… - сказал Иван Никитич. - Экология какая-то.
Мы посмотрели на горящую на столе керосиновую лампу и поежились…